Политология. Хрестоматия под ред. Василика - М.: 2000 -843 с.
0 likes4,233 views
Хрестоматия по политологии, подготовленная под редакцией профессора М.А. Василика и доцента М.С. Вершинина, включает фрагменты произведений различных мыслителей, отражающих политические воззрения, проблемы власти и государства. Издание предназначено для студентов и преподавателей, снабжено именным словарем и структурировано по важным темам политической науки. Цель хрестоматии — углубить понимание политической мысли и ее эволюции через чтение классических текстов.
![РАЗДЕЛ 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И
ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ
Глава 1. ПОЛИТОЛОГИЯ КАК НАУКА И УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА
ВЕБЕР М.
Политика как призвание и профессия
[...] Что мы понимаем под политикой? Это понятие имеет чрезвычайно широкий смысл и
охватывает все виды деятельности по самостоятельному руководству. [...] Мы намереваемся
в данном случае говорить только о руководстве или оказании влияния на руководство политическим союзом, т.е. в наши дни — государством.
Но что есть «политический» союз с точки зрения социологического рассуждения? Что есть
«государство»? Ведь государство нельзя социологически определить исходя из содержания
его деятельности. Почти нет таких задач, выполнение которых политический союз не брал
бы в свои руки то здесь то там; с другой стороны, нет такой задачи, о которой можно было
бы сказать, что она во всякое время полностью, т.е. исключительно, присуща тем союзам,
которые называют «политическими», т.е. в наши дни — государствам, или союзам, которые
исторически предшествовали современному государству. Напротив, дать социологическое
определение современного государства можно в конечном счете только исходя из
специфически применяемого им, как и всяким политическим союзом, средства —
физического насилия. «Всякое государство основано на насилии», — говорил в свое время
Троцкий в Брест-Литовске. И это действительно так. Только если бы существовали
социальные образования, которым было бы неизвестно насилие как средство, тогда отпало
бы понятие «государство», тогда наступило бы то, что в особом смысле слова можно было
бы назвать анар-
-----8-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-6-320.jpg)
![хией. Конечно, насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством
государства, об этом нет и речи, но оно, пожалуй, специфическое для него средство. Именно
в наше время отношение государства к насилию функционально. В прошлом различным
союзам, начиная с рода, физическое насилие было известно как совершенно нормальное
средство. В противоположность этому сегодня мы должны будем сказать: государство есть
то человеческое сообщество, которое внутри определенной области — область включается в
признак — претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. Ибо
для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим
союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство со своей стороны
допускает это насилие: единственным источником «права» на насилие считается государство.
Итак, политика, судя по всему, означает стремление к участию во власти или к оказанию
влияния на распределение власти, будь то между государствами, будь то внутри государства,
между группами людей, которые оно в себе заключает.
В сущности такое понимание соответствует и словоупотреблению. Если о каком-то вопросе
говорят: это «политический» вопрос, о министре или чиновнике: это «политический»
чиновник, о некоем решении: оно «политически» обусловлено, — то тем самым всегда
подразумевается, что интересы распределения, сохранения, смены власти являются
определяющими для ответа на указанный вопрос, или обусловливают это решение, или
определяют сферу деятельности соответствующего чиновника. Кто занимается политикой,
тот стремится к власти: либо к власти как средству, подчиненному другим целям (идеальным
или эгоистическим), либо к власти «ради нее самой», чтобы наслаждаться чувством
престижа, которое она дает. [...]
Можно заниматься политикой, т.е. стремиться влиять на распределение власти между
политическими образованиями и внутри их, как в качестве политика «по случаю», так и в
качестве политика, для которого это побочная или основная профессия, точно так же как и
при хозяйственной деятельности. Политиками «по случаю» являемся все мы, когда опускаем
свой избирательный бюллетень или совершаем сходное волеизъявление, например
рукоплещем или протестуем на «политическом» собрании, произносим «политическую»
речь и т.д.; у многих людей подобными действиями и ограничивается их отношение к политике. Политиками «по совместительству» являются в наши дни, напри-----9-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-7-320.jpg)
![мер, все те доверенные лица и правление партийно-политических союзов, которые — по
общему правилу — занимаются этой деятельностью лишь в случае необходимости, и она не
становится для них первостепенным «делом жизни» ни в материальном, ни в духовном
отношении. [...]
Есть два способа сделать из политики свою профессию: либо жить «для» политики, либо
жить «за счет» политики и «политикой». Данная противоположность отнюдь не
исключительная. Напротив, обычно, по меньшей мере духовно, но чаще всего и
материально, делают то и другое; тот, кто живет «для» политики, в каком-то внутреннем
смысле творит «свою жизнь из этого» — либо он открыто наслаждается обладанием
властью, которую осуществляет, либо черпает свое внутреннее равновесие и чувство
собственного достоинства из сознания того, что служит «делу» («Sache»), и тем самым
придает смысл своей жизни. Пожалуй, именно в таком глубоком внутреннем смысле всякий
серьезный человек, живущий для какого-то дела, живет также и этим делом. Таким образом,
различие касается гораздо более глубокой стороны — экономической. «За счет» политики
как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода; «для»
политики — тот, у кого иная цель. Чтобы некто в экономическом смысле мог жить «для»
политики, при господстве частнособственнического строя должны наличествовать
некоторые, если угодно, весьма тривиальные предпосылки: в нормальных условиях он
должен быть независимым от доходов, которые может принести ему политика.
Следовательно, он просто должен быть состоятельным человеком или же как частное лицо
занимать такое положение в жизни, которое приносит ему достаточный постоянный доход.
Так по меньшей мере обстоит дело в нормальных условиях. [...]
Если государством или партией руководят люди, которые (в экономическом смысле слова)
живут исключительно для политики, а не за счет политики, то это необходимо означает
«плутократическое» рекрутирование политических руководящих слоев [...] Руководить
политикой можно либо в порядке «почетной деятельности», и тогда ею занимаются, как
обычно говорят, «независимые», т.е. состоятельные, прежде всего имеющие ренту, люди,
либо же к политическому руководству допускаются неимущие, и тогда они должны получать
вознаграждение. Профессиональный политик, живущий за счет политики, может быть чисто
пребендарием (Pfrunder), или оплачиваемым чиновником. Тогда он либо извлекает доходы из
пошлин и сборов за определенные
-----10-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-8-320.jpg)
![достижения — чаевые и взятки представляют собой лишь одну, нерегулярную и формально
нелегальную разновидность этой категории доходов, — либо получает твердое натуральное
вознаграждение, денежное содержание, или то и другое вместе. Политический деятель может
приобрести характер «предпринимателя», как кондотьер, или арендатор, или обладатель
ранее приобретенной должности, или как американский босс, расценивающий свои
издержки как капиталовложение, из которого он, используя свое влияние, сумеет извлечь
доход. Либо же такой политик может получать твердое жалованье как редактор, или
партийный секретарь, или современный министр, или политический чиновник. [...]
Вследствие общей бюрократизации с ростом числа должностей и спроса на такие должности
как формы специфически гарантированного обеспечения данная тенденция усиливается для
всех партий и они во все большей мере становятся таким средством обеспечения для своих
сторонников.
Однако ныне указанной тенденции противостоят развитие и превращение современного
чиновничества в сословие лиц наемного труда, высококвалифицированных специалистов
духовного труда, профессионально вышколенных многолетней подготовкой, с
высокоразвитой сословной честью, гарантирующей безупречность, без чего возникла бы
роковая опасность чудовищной коррупции и пошлого мещанства, а это ставило бы под
угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение которого для
хозяйства, особенно с возрастанием социализации, постоянно усиливалось и будет
усиливаться впредь [...]
Одновременно с подъемом вышколенного чиновничества возникали также — хотя это
совершалось путем куда более незаметных переходов — руководящие политики. Конечно,
такие фактически главенствующие советники князей существовали с давних пор во всем
мире. [...]
Развитие власти парламента еще сильнее вело к единству там, где она, как в Англии,
пересиливала монарха. Здесь получил развитие кабинет во главе с единым парламентским
вождем, лидером, как постоянная комиссия игнорируемой официальными законами,
фактически же единственной решающей политической силы — партии, находящейся в
данный момент в большинстве. Официальные коллегиальные корпорации именно как
таковые не являлись органами действительно господствующей силы — партии и, таким
образом, не могли быть пред-----11-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-9-320.jpg)
![ставителями подлинного правительства. Напротив, господствующая партия, дабы
утверждать свою власть внутри (государства) и иметь возможность проводить большую
внешнюю политику, нуждалась в боеспособном, конфиденциально совещающемся органе,
составленном только из действительно ведущих в ней деятелей, т.е. именно в кабинете, а по
отношению к общественности, прежде всего парламентской общественности, — в
ответственном за все решения вожде — главе кабинета. Эта английская система в виде
парламентских министерств была затем перенята на континенте, и только в Америке и
испытавших ее влияние демократиях ей была противопоставлена совершенно гетерогенная
система, которая посредством прямых выборов ставила избранного вождя побеждающей
партии во главе назначенного им аппарата чиновников и связывала его согласием
парламента только в вопросах бюджета и законодательства.
Превращение политики в профессиональную деятельность, которой требуются навыки в
борьбе за власть и знание ее методов, созданных современной партийной системой,
обусловило разделение общественных функционеров на две категории отнюдь не жестко, но
достаточно четко: с одной стороны, чиновники-специалисты (Fachbeamte), с другой —
«политические» чиновники. «Политические» чиновники в собственном смысле слова, как
правило, внешне характеризуются тем, что в любой момент могут быть произвольно
перемещены и уволены или же «направлены в распоряжение», как французские префекты
или подобные им чиновники в других странах, что составляет самую резкую
противоположность независимости чиновников с функциями судей. [...]
Мы скорее зададим вопрос о типическом своеобразии профессионального политика, как
вождя, так и его свиты. Оно неоднократно менялось и также весьма различно и сегодня.
[...] В прошлом «профессиональные политики» появились в ходе борьбы князей с
сословиями на службе у первых. Рассмотрим вкратце их основные типы.
В борьбе против сословий князь опирался на политически пригодные слои несословного
характера. К ним прежде всего относились в Передней Индии и Индокитае, в буддистском
Китае, Японии и ламаистской Монголии — точно так же, как и в христианских регионах
Средневековья, — клирики. Данное обстоятельство имело технические основания, ибо
клирики были сведущи в письме. Повсюду происходит импорт брахманов, буддистских
проповедников, лам и использование епископов и священников в качестве политических
советников, с тем
-----12-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-10-320.jpg)
![чтобы получить сведущие в письме управленческие силы, которые могут пригодиться в
борьбе императора, или князя, или хана против аристократии. Клирик, в особенности
клирик, соблюдавший целибат, находился вне суеты нормальных политических и
экономических интересов и не испытывал искушения домогаться для своих потомков собственной политической власти в противовес своему господину, как это было свойственно
вассалу. Он был отделен от средств государева управления своими сословными качествами.
Второй слой такого же рода представляли получившие гуманитарное образование
грамматики (Literaten). Было время, когда, чтобы стать политическим советником, и прежде
всего составителем политических меморандумов князя, приходилось учиться сочинять
тексты на латинском и греческом языках. Таково время первого расцвета классических школ,
когда князья учреждали кафедры поэтики: у нас эта эпоха миновала быстро и, продолжая
все-таки оказывать неослабевающее влияние на систему нашего школьного обучения, не
имела никаких более глубоких политических последствий. [... ]
Третьим слоем была придворная знать. После того как князьям удалось лишить дворянство
его сословной политической силы, они привлекли его ко двору и использовали на
политической и дипломатической службе. Переворот в нашей системе воспитания в XVII в.
был связан также и с тем, что вместо гуманитариев-литераторов на службу к князьям
поступили профессиональные политики из числа придворной знати.
Что касается четвертой категории, то это было сугубо английское образование; патрициат,
включающий в себя мелкое дворянство и городских рантье, обозначаемый в повседневном
общении термином «джентри» (gentry). [... ] Этот слой удерживал за собой владение всеми
должностями местного управления, поскольку вступал в него безвозмездно в интересах
своего собственного социального могущества. Он сохранил Англию от бюрократизации,
ставшей судьбой всех континентальных государств.
Пятый слой — юристы, получившие университетское образование, — был характерен для
Запада, прежде всего для Европейского континента, и имел решающее значение для всей его
политической структуры. Ни в чем так ярко не проявилось впоследствии влияние римского
права, преобразовавшего бюрократическое позднее римское государство, как именно в том,
что революционизация политической профессиональной деятельности как тенденция к
рациональному государ-----13-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-11-320.jpg)
![ству повсюду имела носителем квалифицированного юриста, даже в Англии, хотя там
крупные национальные корпорации юристов препятствовали рецепции римского права.
[...]
Отнюдь не случайно, что адвокат становится столь значимой фигурой в западной политике
со времени появления партий. Занятие политикой как профессией осуществляется партиями,
т.е. представляет собой именно деятельность заинтересованных сторон, мы скоро увидим,
что это должно означать. А эффективное ведение какого-либо дела для заинтересованных в
нем сторон и есть ремесло квалифицированного адвоката. Здесь он — поучительным может
быть превосходство враждебной пропаганды — превосходит любого чиновника. Конечно, он
может успешно, т.е. технически «хорошо», провести подкрепленное логически слабыми
аргументами, т.е. в этом смысле «плохое», дело. Но также только он успешно ведет дело,
которое можно подкрепить логически сильными аргументами, т.е. дело в этом смысле
«хорошее». Чиновник в качестве политика, напротив, слишком часто своим технически
«скверным» руководством делает «хорошее» в этом смысле дело «дурным»: нечто подобное
нам пришлось пережить. Ибо проводником нынешней политики среди масс общественности
все чаще становится умело сказанное или написанное слово. Взвесить его влияние — это-то
и составляет круг задач адвоката, а вовсе не чиновника-специалиста, который не является и
не должен стремиться быть демагогом, а если все-таки ставит перед собой такую цель, то
обычно становится весьма скверным демагогом.
Подлинной профессией настоящего чиновника — это имеет решающее значение для оценки
нашего прежнего режима — не должна быть политика. Он должен управлять прежде всего
беспристрастно — данное требование применимо даже к так называемым политическим
управленческим чиновникам, — по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не
поставлены государственные интересы, т.е. жизненные интересы господствующего порядка.
Sine ira et studio, т.е. без гнева и пристрастия, должен он вершить дела. Итак, политический
чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать
политик — как вождь, так и его свита, — бороться. Ибо принятие какой-либо стороны,
борьба, страсть — ira et studium — суть стихия политика, и прежде всего политического
вождя. Деятельность вождя всегда подчиняется совершенно иному принципу
ответственности, прямо противоположной ответственности чиновника. В случае если
(несмотря на его представления) вышестоящее уч-----14-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-12-320.jpg)
![реждение настаивает на кажущемся ему ошибочным приказе, дело чести чиновника
выполнить приказ под ответственность приказывающего, выполнить добросовестно и точно,
так, будто этот приказ отвечает его собственным убеждениям: без такой в высшем смысле
нравственной дисциплины и самоотверженности развалился бы весь аппарат. Напротив,
честь политического вождя, т.е. руководящего государственного деятеля, есть прямо-таки
исключительная личная ответственность за то, что он делает, ответственность, отклонить
которую или сбросить ее с себя он не может и не имеет права. Как раз те натуры, которые в
качестве чиновников высоко стоят в нравственном отношении, суть скверные,
безответственные прежде всего в политическом смысле слова и постольку в нравственном
отношении низко стоящие политики — такие, каких мы, к сожалению, все время имели на
руководящих постах. Именно такую систему мы называем господством чиновников; и
конечно, достоинств нашего чиновничества отнюдь не умаляет то, что мы, оценивая их с
политической точки зрения, с позиций успеха, обнажаем ложность данной системы. Но
давайте еще раз вернемся к типам политических фигур.
На Западе со времени возникновения конституционного государства, а в полной мере со
времени развития демократии типом политика-вождя является «демагог». У этого слова
неприятный оттенок, что не должно заставить нас забыть: первым имя демагога носил не
Клеон, а Перикл. Не занимая должностей или же будучи в должности верховного стратега,
единственной выборной должности (в противоположность должностям, занимаемым в
античной демократии по жребию), он руководил суверенным народным собранием
афинского демоса. Правда, слово устное использует и современная демагогия, и даже, если
учесть предвыборные речи современных кандидатов, в чудовищном объеме. Но с еще более
устойчивым эффектом она использует слово написанное. Главнейшим представителем
данного жанра является ныне политический публицист, и прежде всего журналист.
[...]У журналиста та же судьба, что и у всех демагогов, а впрочем, — по меньшей мере на
континенте в противоположность ситуации в Англии, да в общем и в Пруссии в более
ранний период — та же судьба у адвоката (и художника): он не поддается устойчивой
социальной классификаций. Он принадлежит к некоего рода касте париев, социально
оцениваемых в обществе по тем ее представителям, которые в этическом отношении стоят
ниже всего. Отсюда распространенность самых диковинных представлений о журналистах и
их работе. И отнюдь не
-----15-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-13-320.jpg)
![каждый отдает себе отчета том, что по-настоящему хороший результат журналистской
работы требует по меньшей мере столько же «духа», сколько какой-нибудь результат
деятельности ученого, прежде всего вследствие необходимости выдать его сразу, по команде
и сразу же получить эффект, притом, конечно, что условия творчества в данном случае
совершенно другие. [...]
Но если журналист как тип профессионального политика существует уже довольно-таки
давно, то фигура партийного чиновника связана с тенденцией последних десятилетий и
частично последних лет.. Мы должны теперь обратиться к рассмотрению партийной системы
(Parteiwesens) и партийной организации, чтобы понять эту фигуру сообразно ее месту в
историческом развитии.
Во всех сколько-нибудь обширных, т.е. выходящих за пределы и круг задач мелкого
деревенского кантона, политических союзах с периодическими выборами власть имущих
профессиональное занятие политикой необходимо является занятием претендентов. Это
значит, что относительно небольшое число людей, заинтересованных в первую очередь в
политической жизни, т.е. в участии в политической власти, создают себе посредством
свободной вербовки свиту, выставляют себя или тех, кого они опекают, в качестве
кандидатов на выборах, собирают денежные средства и приступают к ловле голосов. [...]
Господству уважаемых людей и управлению через посредство парламентариев приходит
конец. Дело берут в свои руки профессиональные политики, находящиеся вне парламентов.
[...]
Партийная свита, прежде всего партийный чиновник и предприниматель, конечно, ждет от
победы своего вождя личного вознаграждения — постов или других преимуществ. От него,
не от отдельных парламентариев или же не только от них; это главное. Прежде всего они
рассчитывают, что демагогический эффект личности вождя обеспечит партии голоса и
мандаты в предвыборной борьбе, а тем самым власть и благодаря ей в наибольшей степени
расширит возможности получения ожидаемого вознаграждения для приверженцев партии. А
труд с верой и личной самоотдачей человеку; не какой-то абстрактной программе какой-то
партии, состоящей из посредственностей, является тут идеальным моментом, это
харизматический элемент всякого вождизма, одна из его движущих сил.
Так какие же внутренние радости может предложить карьера политика и какие личные
предпосылки для этого она предполагает в том, кто ступает на данный путь?
-----16-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-14-320.jpg)
![уходит в пустоту и бессмысленность. И здесь критики «политики власти» совершенно
правы. Внезапные внутренние катастрофы типичных носителей подобного убеждения
показали нам, какая внутренняя слабость и бессилие скрываются за столь хвастливым, но
совершенно пустым жестом. Это продукт в высшей степени жалкого и поверхностного
чванства в отношении смысла человеческой деятельности, каковое полностью чужеродно
знанию о трагизме, с которым в действительности сплетены все деяния, и в особенности
деяния политические.
Исключительно верно именно то, и это основной факт всей истории (более подробное
обоснование здесь невозможно), что конечный результат политической деятельности часто,
нет, пожалуй, даже регулярно оказывался в совершенно неадекватном, часто прямо-таки
парадоксальном отношении к ее изначальному смыслу. Но если деятельность должна иметь
внутреннюю опору, нельзя, чтобы этот смысл — служение делу — отсутствовал. Как должно
выглядеть то дело, служа которому политик стремится к власти и употребляет власть, — это
вопрос веры. Он может служить целям национальным или общечеловеческим, социальным и
этическим или культурным, мирским или религиозным, он может опираться на глубокую
веру в «прогресс» — все равно в каком смысле — или же холодно отвергать этот сорт веры,
он может притязать на служение, «идее» или же намереваться служить внешним целям
повседневной жизни, принципиально отклоняя вышеуказанное притязание, но какая-либо
вера должна быть в наличии всегда. Иначе — и это совершенно правильно — проклятие
ничтожества твари тяготеет и над самыми по видимости мощными политическими успехами.
Сказанное означает, что мы уже перешли к обсуждению последней из занимающих нас
сегодня проблем: проблемы этоса политики как «дела». Какому профессиональному
призванию может удовлетворить она сама, совершенно независимо от ее целей, в рамках
совокупной нравственной экономики ведения жизни? Каково, так сказать, то этическое
место, откуда она родом? Здесь, конечно, сталкиваются друг с другом последние
мировоззрения, между которыми следует в конечном счете совершить выбор. Итак, давайте
энергично возьмемся за проблему, понятую недавно опять, по моему мнению, совершенно
превратным образом.
Однако избавимся прежде от одной совершенно тривиальной фальсификации. А именно,
этика может сначала выступать в роли в высшей степени фатальной для нравственности.
Приведем примеры. [...] Вместо того чтобы там, где сама структура общества породила
войну, как
-----19-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-17-320.jpg)
![старые бабы, искать после войны «виновного», следовало бы по-мужски сурово сказать
врагу: «Мы проиграли войну, вы ее выиграли. С этим теперь все решено; давайте же
поговорим о том, какие из этого нужно сделать выводы в соответствии с теми деловыми
интересами, которые были задействованы, и — самое главное — ввиду той ответственности
перед будущим, которая тяготеет прежде всего над победителем». Все остальное недостойно,
и за это придется поплатиться. Нация простит ущемление ее интересов, но не оскорбление ее
чести, в особенности если оскорбляют ее прямо-таки поповской косностью. Каждый новый
документ, появляющийся на свет спустя десятилетия, приводит, к тому, что с новой силой
раздаются недостойные вопли, разгораются ненависть и гнев. И это вместо того, чтобы
окончание войны похоронило ее по меньшей мере в нравственном смысле. Такое возможно
лишь благодаря ориентации на дело и благородству, но прежде всего лишь благодаря
достоинству. Но никогда это не будет возможно благодаря этике, которая в
действительности означает унизительное состояние обеих сторон. Вместо того чтобы
заботиться о том, что касается политика — о будущем и ответственности перед ним, этика
занимается политически стерильными в силу своей неразрешимости вопросами вины в
прошлом. Если и есть какая-либо политическая вина, то она именно в этом-то и состоит.
Кроме того, в данном случае упускается из виду неизбежная фальсификация всей проблемы
весьма материальными интересами: заинтересованностью победителя в наибольшем выигрыше — моральном и материальном — и надеждами побежденного выторговать себе
преимущества признаниями вины; если и есть здесь нечто подлое, то именно это, а это
следствие данного способа использования этики как средства упрямо утверждать свою
правоту.
Но каково же тогда действительное отношение между этикой и политикой?
[...] Мы должны уяснить себе, что всякое этически ориентированное поведение может
подчиняться двум фундаментально различным, непримиримо противоположным максимам:
оно может быть ориентировано либо на «этику убеждения», либо на «этику
ответственности». Не в том смысле, что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности — тождественной беспринципности. Об этом,
конечно, нет и речи. Но глубиннейшая противоположность существует между тем,
действуют ли по максиме этики убеждения — на языке религии: «Христианин поступает как
должно, а в отношении результата уповает на Бога» — или же действуют по максиме
-----20-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-18-320.jpg)
![таки возникнуть буржуазное хозяйство, которое бы могло только исключить феодальные
элементы и остатки династического правления. Значит, ради этого скромного результата
«еще несколько лет войны!» Пожалуй, позволительно будет сказать, что здесь даже при
весьма твердых социалистических убеждениях можно отказаться от цели, которая требует
такого рода средств. Но в случае с большевизмом и движением спартаковцев, вообще
революционным социализмом любого рода дела обстоят именно так, и, конечно, в высшей
степени забавным кажется, что эта сторона нравственно отвергает «деспотических политиков» старого режима из-за использования ими тех же самых средств, как бы ни был
оправдан отказ от их целей.
Что касается освящения средств целью, то здесь этика убеждения вообще, кажется, терпит
крушение. Конечно, логически у нее есть лишь возможность отвергать всякое поведение,
использующее нравственно опасные средства. Правда, в реальном мире мы снова и снова
сталкиваемся с примерами, когда исповедующий этику убеждения внезапно превращается в
хилиастичекого пророка, как, например, те, кто, проповедуя в настоящий момент «любовь
против насилия», в следующее мгновение призывают к насилию, к последнему насилию,
которое привело бы к уничтожению всякого насилия, точно также, как наши военные при
каждом наступлении говорили солдатам: это наступление — последнее, оно приведет к
победе и, следовательно, к миру. Исповедующий этику убеждения не выносит этической
иррациональности мира. Он является космически-этическим «рационалистом». Конечно,
каждый из вас, кто знает Достоевского, помнит сцену с Великим инквизитором, где эта
проблема изложена верно. Невозможно напялить один колпак на этику убеждения и этику
ответственности или этически декретировать, какая цель должна освящать какое средство,
если этому принципу вообще делаются какие-то уступки. [...]
Тот, кто хочет силой установить на земле абсолютную справедливость, тому для этого нужно
окружение — человеческий «аппарат». Ему он должен обещать необходимое (внутреннее и
внешнее) вознаграждение — мзду небесную или земную, иначе «аппарат» не работает. Итак,
в условиях современной классовой борьбы внутренним вознаграждением является утоление
ненависти и жажды мести, прежде всего Ressentiment'a (неприязни), и потребности в
псевдоэтическом чувстве безусловной правоты, поношении и хуле противников. Внешнее
вознаграждение — это авантюра, победа, добыча, власть и доходные места. Успех вождя
полностью зависит от функционирования подвластного
-----22-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-20-320.jpg)
![ему человеческого аппарата. Поэтому зависит он и от его — а не своих собственных —
мотивов, т.е. оттого, чтобы окружению: красной гвардии, провокаторам и шпионам,
агитаторам, в которых он нуждается, — эти вознаграждения доставлялись постоянно. То,
чего он фактические достигает в таких условиях, находится поэтому вовсе не в его руках, но
предначертано ему теми преимущественно низменными мотивами действия его окружения,
которые можно удерживать в узде лишь до тех пор, пока честная вера в его личность и его
дело воодушевляет по меньшей мере часть приверженцев его взглядов (так, чтобы
воодушевлялось хотя бы большинство, не бывает, видимо, никогда). Но не только эта вера,
даже там, где она субъективно честна, в весьма значительной части случаев является по
существу этической «легитимацией» жажды мести, власти, добычи и выгодных мест, пусть
нам тут ничего не наговаривают, ибо ведь и материалистическое понимание истории не
фиакр, в который можно садиться по своему произволу, и перед носителями революции он
не останавливается! Но прежде всего традицио-налистская повседневность наступает после
эмоциональной революции, герой веры и прежде всего сама вера исчезают или становятся —
что еще эффективнее — составной частью конвенциональной фразы политических
обывателей и технических исполнителей. Именно в ситуации борьбы за веру это развитие
происходит особенно быстро, ибо им, как правило, руководят или вдохновляют его
подлинные вожди — пророки революции. Потому что и здесь, как и во всяком аппарате
вождя, одним из условий успеха является опустошение и опредмечивание, духовная
пролетаризация в интересах «дисциплины». Поэтому достигшая господства свита борца за
веру особенно легко вырождается обычно в совершенно заурядный слой обладателей теплых
мест.
Кто хочет заниматься политикой вообще и сделать ее своей единственной профессией,
должен осознавать данные этические парадоксы и свою ответственность за то, что под их
влиянием получится из него самого. Он, я повторяю, спутывается с дьявольскими силами,
которые подкарауливают его при каждом действии насилия. Великие виртуозы
акосмической любви к человеку и доброты, происходят ли они из Назарета, из Ассизи или из
индийских королевских замков, не «работали» с политическим средством — насилием; их
царство было не от мира сего, и все-таки они действовали и действовали в этом мире, и
фигуры Платона Каратаева у Толстого и святых [людей] у Достоевского все еще являются
самыми адекватными конструкциями по их образу и подобию. Кто ищет спасения своей
души и других душ, тот ищет его не на пути
-----23-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-21-320.jpg)
![политики, которая имеет совершенно иные задачи — такие, которые можно разрешить
только при помощи насилия. Гений или демон политики живет во внутренней конфронтации
с богом любви, в том числе и с христианским Богом в его церковном проявлении, —
напряжении, которое в любой момент может разразиться непримиримым конфликтом. Люди
знали это уже во времена господства церкви. Вновь и вновь налагался на Флоренцию
интердикт — а тогда для людей и спасения их душ это было властью куда более грубой, чем
(говоря словами Фихте) «холодное одобрение» кантианского этического суждения, — но
граждане сражались против государства церкви. И в связи с такими ситуациями Макиавелли
в одном замечательном месте, если не ошибаюсь, « Истории Флоренции» заставляет одного
из своих героев воздать хвалу тем гражданам, для которых величие отчего города важнее,
чем спасение души. [...]
Политика есть мощное медленное бурение твердых пластов, проводимое одновременно со
страстью и холодным глазомером. Мысль в общем-то правильная, и весь исторический опыт
подтверждает, что возможного нельзя было бы достичь, если бы в мире снова и снова не
тянулись к невозможному. Но тот, кто на это способен, должен быть .вождем, мало того, он
еще должен быть — в самом простом смысле слова — героем. И даже те, кто не суть ни то,
ни другое, должны вооружиться той твердостью духа, которую не сломит и крушение всех
надежд; уже теперь они должны вооружиться ею, ибо иначе не сумеют осуществить даже то,
что возможно ныне. Лишь тот, кто уверен, что он не дрогнет, если, с его точки зрения, мир
окажется слишком глупым или слишком подлым для того, что он хочет ему предложить;
лишь тот, кто вопреки всему способен сказать «и все-таки!», — лишь тот имеет
профессиональное призвание к политике.
Печатается по: ВеберМ. Избранные сочинения. М., 1990. С. 644— 675, 689—706.
ШМИТТ К.
Понятие политического
Понятие государства предполагает понятие политического. Согласно сегодняшнему
словоупотреблению, государство есть политический статус народа, организованного в
территориальной замкнутости. Таково предварительное описание, а не определение понятия
государства.
-----24-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-22-320.jpg)
![Но здесь, где речь идет о сущности политического, это определение и не требуется. [...]
Государство по смыслу самого слова и по своей исторической явленности есть особого рода
состояние народа, именно такое состояние, которое в решающем случае оказывается
наиважнейшим (mabgebend), а потому в противоположность многим мыслимым индивидуальным и коллективным статусам это просто статус, статус как таковой. Большего
первоначально не скажешь. Оба признака, входящие в это представление: статус и народ, —
получают смысл лишь благодаря более широкому признаку, т.е. политическому, и, если
неправильно понимается сущность политического, они становятся непонятными.
Редко можно встретить ясное определение политического. По большей части слово это
употребляется лишь негативным образом, в противоположность другим понятиям в таких
антитезах, как «политика и хозяйство», «политика и мораль», «политика и право», а в праве
это опять-таки антитеза «политика и гражданское право» и т.д. [...] Государство тогда
оказывается чем-то политическим, а политическое чем-то государственным, и этот круг в
определениях явно неудовлетворителен.
В специальной юридической литературе имеется много такого рода описаний
политического, которые, однако, коль скоро они не имеют политически-полемического
смысла, могут быть поняты, лишь исходя из практически-технического интереса в
юридическом или административном разрешении единичных случаев. (...]
Такого рода определения, отвечающие потребностям правовой практики, ищут в сущности
лишь практическое средство для отграничения различных фактических обстоятельств,
выступающих внутри государства в его правовой практике, но целью этих определений не
является общая дефиниция политического как такового. Поэтому они обходятся отсылками к
государству или государственному, пока государство и государственные учреждения могут
приниматься за нечто само собой разумеющееся и прочное. Понятны, а постольку и научно
оправданны также и те общие определения понятия политического, которые не содержат в
себе ничего, кроме отсылки к «государству», покуда государство действительно есть четкая,
однозначно определенная величина и противостоит негосударственным и именно потому
«неполитическим» группам и «неполитическим» вопросам, т.е. пока государство обладает
монополией на политическое. [...]
Напротив, приравнивание «государственного к политическому» становится неправильным и
начинает вводить в заблуждение, чем боль-----25-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-23-320.jpg)
![те государство и общество начинают пронизывать друг друга; все вопросы, прежде бывшие
государственными, становятся общественными, и наоборот: все дела, прежде бывшие
«лишь» общественными, становятся государственными, как это необходимым образом
происходит при демократически организованном общественной устройстве (Gemeinwesen).
Тогда области, прежде «нейтральные» — религия, культура, образование, хозяйство, —
перестают быть «нейтральными» (в смысле негосударственными и неполитическими). В
качестве полемического контрпонятия против таких нейтрализации и деполитизаций важных
предметных областей выступает тотальное государство тождественности государства и
общества, не безучастное ни к какой предметной области, потенциально всякую предметную
область захватывающее. Вследствие этого в нем все, по меньшей мере возможным образом,
политично, и отсылка к государству более не в состоянии обосновать специфический
различительный признак «политического». [...]
Определить понятие политического можно, лишь обнаружив и установив специфически
политические категории. Ведь политическое имеет свои собственные критерии, начинающие
своеобразно действовать в противоположность различным, относительно самостоятельным
предметным областям человеческого мышления и действования, в особенности в
противоположность моральному, эстетическому, экономическому. Поэтому политическое
должно заключаться в собственных последних различениях, к которым может быть сведено
все в специфическом смысле политическое действование. Согласимся, что в области морального последние различения суть «доброе» и «злое»; в эстетическом — «прекрасное» и
«безобразное»; в экономическом — «полезное» и «вредное» или, например, «рентабельное»
и «нерентабельное». Вопрос тогда состоит в том, имеется ли также особое, иным
различением, правда, неоднородное и не аналогичное, но от них все-таки независимое,
самостоятельное и как таковое уже очевидное различение как простой критерий
политического и в чем это различение состоит.
Специфически политическое различение, к которому можно свести политические действия и
мотивы, — это различение друга и врага. Оно дает определение понятия через критерий, а не
через исчерпывающую дефиницию или сообщение его содержания. Поскольку это
различение невыводимо из иных критериев, такое различение применительно к
политическому аналогично относительно самостоятельным критериям других
противоположностей: доброму и злому в моральном, прекрасному и безобразному в
эстетическом и т.д. Во всяком случае оно самосто-----26-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-24-320.jpg)
![ятельно не в том смысле, что здесь есть подлинно новая предметная область, но в том, что
его нельзя ни обосновать посредством какой-либо одной из иных указанных
противоположностей или же ряда их, ни свести к ним. Если противоположность доброго и
злого просто, без дальнейших оговорок не тождественна противоположности прекрасного и
безобразного или полезного и вредного и ее непозволительно непосредственно редуцировать
к таковым, то тем более непозволительно спутывать или смешивать с одной из этих
противоположностей противоположность друга и врага. Смысл различения друга и врага
состоит в том, чтобы обозначить высшую степень интенсивности соединения или
разделения, ассоциации или диссоциации; это различение может существовать теоретически
и практически независимо оттого, используются ли одновременно все эти моральные,
эстетические, экономические или иные различения. Не нужно, чтобы политический враг был
морально зол, не нужно, чтобы он был эстетически безобразен, не должен он непременно
оказаться хозяйственным конкурентом, а может быть, даже окажется и выгодно вести с ним
дела. Он есть именно иной, чужой, и для существа его довольно и того, что он в особенно
интенсивном смысле есть нечто иное и чуждое, так что в экстремальном случае возможны
конфликты с ним, которые не могут быть разрешены ни предпринятым заранее
установлением всеобщих норм, ни приговором «непричастного» и потому
«беспристрастного» третьего.
Возможность правильного познания и понимания, а тем самым и полномочное участие в
обсуждении и произнесении суждения даются здесь именно и только экзистенциальным
участием и причастностью. Экстремальный конфликтный случай могут уладить между собой
лишь сами участники; лишь самостоятельно может каждый из них решить, означает ли в
данном конкретном случае инобытие чужого отрицание его собственного рода
существования, и потому оно [инобытие чужого] отражается или побеждается, дабы
сохранен был свой собственный, бытийственный род жизни. В психологической реальности
легко напрашивается трактовка врага как злого и безобразного, ибо всякое различение и
разделение на группы, а более всего, конечно, политическое как самое сильное и самое
интенсивное из них привлекает для поддержки все пригодные для этого различения. Это
ничего не меняет в самостоятельности таких противоположностей. А отсюда следует и
обратное: моральное злое, эстетически безобразное или экономически вредное от этого еще
не оказываются врагом; морально доброе, эстетически прекрасное и экономически полезное
еще не становятся другом в спе-----27-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-25-320.jpg)
![цифическом, т.е. политическом, смысле слова. Бытийственная предметность и
самостоятельность политического проявляются уже в этой возможности отделить такого
рода специфическую противоположность, как «друг— враг», от других различении и
понимать ее как нечто самостоятельное. [...]
Понятие «друг» и «враг» следует брать в их конкретном, экзистенциальном смысле, а не как
метафоры или символы; к ним не должны подмешиваться, их не должны ослаблять
экономические, моральные и иные представления, и менее всего следует понимать их
психологически, в частно-индивидуалистическом смысле, как выражение приватных чувств
и тенденций. «Друг» и «враг» — противоположности не нормативные и не «чисто
духовные». Либерализм, для которого типична дилемма «дух — экономика» (более
подробно рассмотренная ниже в разделе восьмом), попытался растворить врага со стороны
торгово-деловой в конкуренте, а со стороны духовной в дискутирующем оппоненте.
Конечно, в сфере экономического врагов нет, а есть лишь конкуренты; в мире, полностью
морализованном и этизированном, быть может, уже остались только дискутирующие
оппоненты. Все равно, считают ли это предосудительным или нет, усматривают ли
атавистический остаток варварских времен в том, что народы реально подразделяются на
группы друзей и врагов, или есть надежда, что однажды это различение исчезнет с лица
земли; а также независимо от того, хорошо ли и правильно ли (по соображениям
воспитательным) выдумывать, будто врагов вообще больше нет, — все это здесь во
внимание не принимается. Здесь речь идет не о фикциях и нормативной значимости, но о
бытийственной действительности и реальной возможности этого различения. Можно
разделять или не разделять эти надежды и воспитательные устремления; то, что народы
группируются по противоположности «друг — враг», что эта противоположность и сегодня
действительна и дана как реальная возможность каждому политически существующему
народу, — это разумным образом отрицать невозможно.
Итак, враг не конкурент и не противник в общем смысле. Враг также и не частный
противник, ненавидимый в силу чувства антипатии. Враг, по меньшей мере эвентуально, т.е.
по реальной возможности, — это только борющаяся совокупность людей, противостоящая
точно такой же совокупности. Враг есть только публичный враг, ибо все, что соотнесено с
такой совокупностью людей, в особенности с целым народом, становится поэтому
публичным. [...] Врага в политическом смысле не
-----28-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-26-320.jpg)
![требуется лично ненавидеть, и лишь в сфере приватного имеет смысл любить «врага своего»,
т.е. своего противника. [...]
Политическая противоположность — это противоположность самая интенсивная, самая
крайняя, и всякая конкретная противоположность есть противоположность политическая тем
более, чем больше она приближается к крайней точке, разделению на группы «друг — враг».
Внутри государства как организованного политического единства, которое как целое
принимает для себя решение о друге и враге, наряду с первичными политическими
решениями и под защитой принятого решения возникают многочисленные вторичные
понятия о «политическом». Сначала это происходит при помощи рассмотренного в разделе
первом отождествления политического с государственным. Результатом такого
отождествления оказывается, например, противопоставление «государственнополитической» позиции партийно-политической или же возможность говорить о политике в
сфере религии, о школьной политике, коммунальной политике, социальной политике и т.д.
самого государства. Но и здесь для понятия политического конститутивны
противоположность и антагонизм внутри государства (разумеется, релятивированные
существованием государства как охватывающего все противоположности политического
единства). Наконец, развиваются еще более ослабленные, извращенные до паразитарности и
карикатурности виды «политики», в которых от изначального разделения на группы «друг —
враг» остается уже лишь какой-то антагонистический момент, находящий свое выражение во
всякого рода тактике и практике, конкуренции и интригах и характеризующий как
«политику» самые диковинные гешефты и манипуляции. Но вот то, что отсылка к
конкретной противоположности содержит в себе существо политических отношений,
выражено в обиходном словоупотрбелении даже там, где уже полностью потеряно сознание
«серьезного оборота дел».
Повседневным образом это позволяют видеть два легко фиксируемых феномена. Во-первых,
все политические понятия, представления и слова имеют полемический смысл; они
предполагают конкретную противоположность, привязаны к конкретной ситуации,
последнее следствие которой есть (находящее выражение в войне или революции)
разделение на группы «друг — враг», и они становятся пустой и призрачной абстракцией,
если эта ситуация исчезает. Такие слова, как «государство», «республика», «общество»,
«класс» и, далее, «суверенитет», «правовое государство», «абсолютизм», «диктатура»,
«план», «нейтральное государство» или «тотальное государство» и т.д., непо-----29-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-27-320.jpg)
![организованными политическими единствами, гражданская война — вооруженная борьба
внутри некоторого (становящегося, однако, в силу этого проблематическим)
организованного единства. Существенно в понятии оружия то, что речь идет о средстве
физического убийства людей. Так же, как и слово «враг», слово «борьба» следует здесь понимать в смысле бытийственной изначальности. Оно означает не конкуренцию, не чисто
духовную борьбу-дискуссию, не символическое борение, некоторым образом всегда
совершаемое каждым человеком, ибо ведь и вся человеческая жизнь есть борьба и всякий
человек — борец. Понятия «друг», «враг» и «борьба» свой реальный смысл получают
благодаря тому, что они в особенности соотнесены и сохраняют особую связь с реальной
возможностью физического убийства. Война следует из вражды, ибо эта последняя есть
бытийственное отрицание чужого бытия. Война есть только крайняя реализация вражды. Ей
не нужно быть чем-то повседневным, чем-то нормальным, но ее и не надо воспринимать как
нечто идеальное или желательное, а скорее, она должна оставаться в наличии как реальная
возможность, покуда смысл имеет понятие врага.
Итак, дело отнюдь не обстоит таким образом, словно бы политическое бытие (Dasein) — это
не что иное, как кровавая война, а всякое политическое действие — это действие военное и
боевое, словно бы всякий народ непрерывно и постоянно был относительно всякого иного
народа поставлен перед альтернативой «друг или враг», а политически правильным не могло
бы быть именно избежание войны. Даваемая здесь дефиниция политического не является ни
беллицистской, или милитаристской, ни империалистической, ни пацифистской. Она не
является также попыткой выставить в качестве социального идеала победоносную войну или
удачную революцию, ибо ни война, ни революция не суть ни нечто социальное, ни нечто
идеальное. [...]
Поэтому «друг — враг» как критерий различения тоже отнюдь не означает, что
определенный народ вечно должен быть другом или врагом определенного другого народа
или что нейтральность невозможна или не могла бы иметь политического смысла. Только
понятие нейтральности, как и всякое политическое понятие, тоже в конечном счете
предполагает реальную возможность разделения на группы «друг — враг», а если бы на
земле оставался только нейтралитет, то тем самым конец пришел бы не только войне, но и
нейтралитету как таковому, равно как и всякой политике, в том числе и политике по
избежанию войны, которая кончается, как только реальная возможность борьбы
-----31----отпадает. Главное значение здесь имеет лишь возможность этого решающего случая,
действительной борьбы, и решение о том, имеет ли место этот случай или нет.
Исключительность этого случая не отрицает его определяющего характера, но лишь она
обосновывает его. Если войны сегодня не столько многочисленны и повседневны, как
прежде, то они все-таки настолько же или, быть может, еще больше прибавили в
одолевающей мощи, насколько убавили в частоте и обыденности. Случай войны и сегодня
— «серьезный оборот дел». Можно сказать, что здесь, как и в других случаях, исключение
имеет особое значение, играет решающую роль и обнажает самую суть вещей. Ибо лишь в
действительной борьбе сказываются крайние последствия политического разделения на
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-29-320.jpg)
![окончательно уничтожено, т.е. не является более только подлежащим водворению обратно в
свои пределы врагом. Но в возможности таких войн особенно явственно сказывается то, что
сегодня война как возможность еще вполне реальна, а только об этом и идет речь при
различении друга и врага и познании политического. [...]
Всякая противоположность — религиозная, моральная, экономическая или этническая.—
превращается в противоположность политическую, если она достаточно сильна для того,
чтобы эффективно разделять людей на группы друзей и врагов. Политическое заключено не
в самой борьбе, которая опять-таки имеет свои собственные технические, психологические и
военные законы, но, как сказано, в определяемом этой реальной возможностью поведении, в
ясном познании опре-----33----деляемой ею собственной ситуации и в задаче правильно различать друга и врага.
Религиозное сообщество, которое как таковое ведет войны, будь то против членов другого
религиозного сообщества, будь то иные, есть — помимо того что оно является сообществом
религиозным — некое политическое единство. Оно является политической величиной даже
тогда, когда лишь в негативном смысле имеет возможность влиять на этот чрезвычайно
важный процесс, когда в состоянии препятствовать войнам путем запрета для своих членов,
т.е. решающим образом отрицать качества врага за противником. То же самое относится к
базирующемуся на экономическом фундаменте объединению людей, например
промышленному концерну или профсоюзу. Так же и «класс» в марксистском смысле слова
перестает быть чем-то чисто экономическим и становится величиной политической, если
достигает этой критической точки, т.е. принимает всерьез классовую «борьбу»,
рассматривает классового противника как действительного врага и борется против него, будь
то как государство против государства, будь то внутри государства, в гражданской войне.
Тогда действительная борьба необходимым образом разыгрывается уже не по
экономическим законам, но наряду с методами борьбы в узком, техническом смысле имеет
свою политическую необходимость и ориентацию, коалиции, компромиссы и т.д. Если
внутри некоего государства пролетариат добивается для себя политической власти, то
возникает именно пролетарское государство, которое является политическим образованием в
не меньшей мере, чем национальное государство, государство священников, торговцев или
солдат, государство чиновников или какая-либо иная категория политического единства.
Если по противоположности пролетариев и буржуа удается разделить на группы друзей и
врагов все человечество в государствах пролетариев и государствах капиталистов, а все иные
разделения на группы друзей и врагов тут исчезнут, то явит себя вся та реальность
политического, какую обретают все эти первоначально якобы чисто экономические понятия.
Если политической мощи класса или иной группы внутри некоторого народа хватает лишь
на то, чтобы воспрепятствовать всякой войне, какую следовало бы вести вовне, но нет
способности или воли самим взять государственную власть, самостоятельно различать друга
и врага и в случае необходимости вести войну, тогда политическое единство разрушено.
Политическое может извлекать свою силу из различных сфер человеческой жизни, из
религиозных, экономических, моральных и иных противоположностей; политическое не
означает никакой собственной
-----34-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-31-320.jpg)
![предметной области, но только степень интенсивности ассоциации или диссоциации людей,
мотивы которых могут быть религиозными, национальными (в этническом или в культурном
смысле), хозяйственными или же мотивами иного рода, и в разные периоды они влекут за
собой разные соединения и разъединения. Реальное разделение на группы друзей и врагов
бытийственно столь сильно и имеет столь определяющее значение, что неполитическая
противоположность в тот самый момент, когда она вызывает такое группирование,
отодвигает на задний план свои предшествующие критерии и мотивы: «чисто» религиозные,
«чисто» хозяйственные, «чисто» культурные — и оказывается в подчинении у совершенно
новых, своеобразных и с точки зрения этого исходного пункта, т.е. «чисто» религиозного,
«чисто» хозяйственного или иного, часто весьма непоследовательных и «иррациональных»
условий и выводов отныне уже политической ситуации. Во всяком случае группирование,
ориентирующееся на серьезный оборот дел, является политическим всегда. И потому оно
всегда есть наиважнейшее разделение людей на группы, а потому и политическое единство,
если оно вообще наличествует, есть наиважнейшее «суверенное» единство в том смысле, что
по самому понятию именно ему всегда необходимым образом должно принадлежать
решение относительно самого важного случая, даже если он исключительный.
Здесь весьма уместно слово «суверенитет», равно как и слово «единство». Оба они отнюдь
не означают, что каждая частность существования всякого человека, принадлежащего к
некоему политическому единству, должна была бы определяться исходя из политического и
находиться под его командованием или же что некая централистская система должна была
бы уничтожить всякую иную организацию или корпорацию. Может быть так, что
хозяйственные соображения окажутся сильнее всего, что желает правительство якобы
экономически нейтрального государства; в религиозных убеждениях власть якобы
конфессионально нейтрального государства равным образом легко обнаруживает свои
пределы. Речь же всегда идет о случае конфликта. Если противодействующие
хозяйственные, культурные или религиозные силы столь могущественны, что принимают
решение о серьезном обороте дел исходя из своих специфических критериев, то именно тут
они и стали новой субстанцией политического единства. Если они недостаточно
могущественны, чтобы предотвратить войну, решение о которой принято вопреки их
интересам и принципам, то обнаруживается, что критической точки политического они не
достигли. Если они доста-----35----точно могущественны, чтобы предотвратить войну, желательную их государственному
руководству, но противоречащую их интересам или принципам, однако недостаточно
могущественны, чтобы самостоятельно, по своим критериям и по своему решению назначать
[bestimmen] войну, то в этом случае никакой единой политической величины в наличии
больше нет. Как бы то ни было, вследствие ориентации на возможность серьезного оборота
дел, т.е. действительной борьбы против действительного врага, политическое единство
необходимо либо является главенствующим для разделения на группы друзей или врагов
единством и в этом (а не в каком-либо абсолютистском) смысле оказывается суверенным,
либо же его вообще нет. [...]
Государству как сущностно политическому единству принадлежит jus belli, т.е. реальная
возможность в некоем данном случае в силу собственного решения определить врага и
бороться с врагом. Какими техническими средствами ведется борьба, какая существует
организация войска, сколь велики виды на победу в войне, здесь безразлично, покуда
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-32-320.jpg)
![политически единый народ готов бороться за свое существование и свою независимость,
причем он в силу собственного решения определяет, в чем состоит его независимость и
свобода. Развитие военной техники ведет, кажется, к тому, что остаются еще, может быть,
лишь немногие государства, промышленная мощь которых позволяет им вести войну, в то
время как малые и более слабые государства, добровольно или вынужденно отказываются от
jus belli, если им не удается посредством правильной политики заключения союзов
сохранить свою самостоятельность. Это развитие отнюдь не доказывает, что война, государство и политика вообще закончились. Каждое из многочисленных изменений и переворотов
в человеческой истории и развитии порождало новые формы и новые измерения
политического разделения на группы, уничтожало существовавшие ранее политические
образования, вызывало войны внешние и войны гражданские и то умножало, то уменьшало
число организованных политических единств.
Государство как наиважнейшее политическое единство сконцентрировало у себя
невероятные полномочия: возможность вести войну и тем самым открыто распоряжаться
жизнью людей. Ибо jus belli содержит в себе такое полномочие; оно означает двойную
возможность: возможность требовать от тех, кто принадлежит к собственному народу, готовности к смерти и готовности к убийству и возможность убивать людей, стоящих на стороне
врага. Но эффект, производимый нормальным государством, состоит прежде всего в том,
чтобы ввести полное умиро-----36----творение внутри государства и принадлежащей ему территории, установить «спокойствие,
безопасность и порядок» и тем самым создать нормальную ситуацию, являющуюся
предпосылкой того, что правовые нормы вообще могут быть значимы, ибо всякая норма
предполагает нормальную ситуацию и никакая норма не может быть значима в совершенно
ненормальной применительно к ней ситуации.
В критических ситуациях эта необходимость внутригосударственного умиротворения ведет
к тому, что государство как политическое единство совершенно самовластно, покуда оно
существует, определяет и «внутреннего врага». [...] Это в зависимости от поведения того, кто
объявлен врагом, является знаком гражданской войны, т.е. разрушения государства как
некоего в себе умиротворенного, территориально в себе замкнутого и непроницаемого для
чужих, организованного политического единства. Через гражданскую войну решается затем
дальнейшая судьба этого единства. К конституционному, гражданскому, правовому
государству это относится в не меньшей степени, чем к любому другому государству, а
пожалуй, даже считается тут еще более несомненным, несмотря на все ограничения,
налагаемые конституционным законом на государство. [...]
В экономически функционирующем обществе достаточно средств, чтобы выставить за
пределы своего кругооборота и ненасильственным, «мирным» образом обезвредить
побежденного, неудачника в экономической конкуренции или даже «нарушителя
спокойствия», говоря конкретно, уморить его голодом, если он не подчиняется добровольно;
в чисто культурной, или цивилизационной, общественной системе не будет недостатка в
«социальных показаниях», чтобы избавить себя от нежелательных угроз или нежелательного
прироста. Но никакая программа, никакой идеал, никакая норма и никакая целесообразность
не присвоят права распоряжения физической жизнью других людей. Всерьез требовать от
людей, чтобы они убивали людей и были готовы умирать, дабы процветали торговля и
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-33-320.jpg)
![промышленность выживших или росла потребительская способность их внуков, — жестоко
и безумно. Проклинать войну как человекоубийство, а затем требовать от людей, чтобы они
вели войну и на войне убивали и давали себя убивать, чтобы «никогда снова не было
войны», — это явный обман. Война, готовность борющихся людей к смерти, физическое
убиение других людей, стоящих на стороне врага, — у всего этого нет никакого
нормативного смысла, но только смысл экзистенциальный, и именно в реальности ситуации
действительной борьбы против действительного врага, а не в
-----37----каких-то идеалах, программах или совокупностях норм. Нет никакой рациональной цели,
никакой сколь бы то ни было правильной нормы, никакой сколь бы то ни было образцовой
программы, никакого сколь 5ы то ни было прекрасного социального идеала, никакой
легитимности или легальности, которые бы могли оправдать, что люди за это взаимно
убивают один другого. [... ]
Конструкции, содержащие требование справедливой войны, обычно служат опять-таки
какой-либо политической цели. Требовать от образовавшего политическое единство народа,
чтобы он вел войны лишь на справедливом основании, есть именно либо нечто само собой
разумеющееся, если это значит, что война должна вестись только против действительного
врага, либо же за этим скрывается политическое устремление подсунуть распоряжение jus
belli в другие руки и найти такие нормы справедливости, о содержании и применении
которых в отдельном случае будет решать не само государство, но некий иной, третий,
который, таким образом, будет определять, кто есть враг. Покуда народ существует в сфере
политического, он должен — хотя бы и только в крайнем случае (но о том, имеет ли место
крайний случай, решает он сам, самостоятельно) — определять различение друга и врага. В
этом состоит существо его политической экзистенции. Если у него больше нет способности
или воли к этому различению, он прекращает политически существовать. Если он позволяет,
чтобы кто-то чужой предписывал ему, кто есть его враг и против кого ему можно бороться, а
против кого нет, он больше уже не является политически свободным народом и подчинен
иной политической системе или же включен в нее. Смысл войны состоит не в том, что она
ведется за идеалы или правовые нормы, но в том, что ведется она против действительного
врага. Все замутнения этой категории «друг — враг» объясняются смешением с какими-либо
абстракциями или нормами. [...]
Если часть народа объявляет, что у нее врагов больше нет, то тем самым в силу положения
дел она ставит себя на сторону врагов и помогает им, но различение друга и врага тем самым
отнюдь не устранено. Если граждане некоего государства заявляют, что лично у них врагов
нет, то это не имеет отношения к вопросу, ибо у частного человека нет политических врагов;
такими заявлениями он в лучшем случае хочет сказать, что он желал бы выйти из той
политической совокупности, к которой он принадлежит по своему тут-бытию, и отныне жить
лишь как частное лицо. Далее, было бы заблуждением верить, что один отдельный народ мог
бы, объявив дружбу всему миру или же посредством
-----38----того, что он добровольно разоружится, устранить различение друга и врага. Таким образом
мир не деполитизируется и не переводится в состояние чистой моральности, чистого права
или чистой хозяйственности. Если некий народ страшится трудов и опасностей
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-34-320.jpg)
![политической экзистенции, то найдется именно некий иной народ, который примет на себя
эти труды, взяв на себя его «защиту против внешних врагов» и тем самым политическое
господство; покровитель (Schutzherr) определяет затем врага в силу извечной взаимосвязи
защиты (Schutz) и повиновения. [...]
Из категориального признака политического следует плюрализм мира государств.
Политическое единство предполагает реальную возможность врага, а тем самым и другое,
сосуществующее политическое единство. Поэтому на Земле, пока вообще существует
государство, есть много государств и не может быть обнимающего всю Землю и все
человечество мирового «государства». Политический мир — это не универсум, а
плюриверсум. [...] Политическое единство по своему существу не может быть
универсальным, охватывающим все человечество и весь мир единством. Если различные
народы, религии, классы и другие группы обитающих на Земле людей окажутся в целом
объединены таким образом, что борьба между ними станет немыслимой и невозможной, то и
гражданская война внутри охватывающей всю Землю империи даже как нечто возможное
никогда уже не будет фактически приниматься в расчет, т.е. различение друга и врага
прекратится даже в смысле чистой эвентуальности, тогда будут лишь свободные от политики
мировоззрение, культура, цивилизация, хозяйство, мораль, право, искусство, беседы и т.д.,
но не будет ни политики, ни государства. Наступит ли, и если да, то когда, такое состояние
на Земле и в человечестве, я не знаю. Но пока его нет. Предполагать его существующим
было бы бесчестной фикцией. И весьма недолговечным заблуждением было бы мнение, что
ныне (поскольку война между великими державами легко перерастает в мировую войну)
окончание войны должно представлять собой мир во всем мире и тем самым идиллическое
состояние полной и окончательной деполитизации.
Человечество как таковое не может вести никакой войны, ибо у него нет никакого врага, по
меньшей мере на этой планете. Понятие «человечество» исключает понятие «враг», ибо и
враг не перестает быть человечеством, и тут нет никакого специфического различения. То,
что войны ведутся во имя человечества, не есть опровержение этой простой истины, но
имеет лишь особенно ярко выраженный политический
-----39----смысл. Если государство во имя человечества борется со своим политическим врагом, то это
не война человечества, но война, для которой определенное государство пытается в
противоположность своему военному противнику оккупировать универсальное, понятие,
чтобы идентифицировать себя с ним (за счет противника), подобно тому как можно
злоупотребить понятиями «мир», «справедливость», «прогресс», «цивилизация», чтобы
истребовать их для себя и отказать в них врагу. «Человечество» — особенно пригодный
идеологический инструмент империалистических экспансий и в своей этически-гуманитарной форме это специфическое средство экономического империализма. [...]
Напрашивается, однако, вопрос, каким людям достанется та чудовищная власть, которая
сопряжена со всемирной хозяйственной и технической централизацией. [...] Ответить на него
можно оптимистическими или пессимистическими предположениями, которые в конечном
счете сводятся к некоторому антропологическому исповеданию веры.[...]
Все теории государства и политические идеи можно испытать в отношении их антропологии
и затем подразделить в зависимости от того, предполагается ли в них, сознательно или
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-35-320.jpg)
![бессознательно, «по природе злой» или «по природе добрый» человек. Различение имеет
совершенно обобщенный характер, его не надо брать в специальном моральном или
этическом смысле. Решающим здесь является проблематическое или непроблематическое
понимание человека как предпосылки всех дальнейших политических расчетов, ответ на
вопрос, является ли человек существом «опасным» или безопасным, рискованным или
безвредным, нерискованным». [...]
Что к этим формулам можно свести в особенности противоположность так называемых
авторитарных и анархистских теорий, это я показывал неоднократно. Часть теорий и
конструкций, которые таким образом предполагают, что человек «хорош», либеральны и
полемическим образом направлены против вмешательства государства, не будучи к
собственном смысле слова анархическими. Когда речь идет об открытом анархизме, то уже
совершенно ясно, насколько тесно связана вера и «естественную доброту» с радикальным
отрицанием государства, одно следует из другого и взаимно подкрепляется. Напротив, для
либерала доброта человека не более чем аргумент, с помощью которого государство
ставится на службу «обществу»; таким образом, это означает только, что «общество» имеет
свой порядок в себе самом, а государ-----40----ство есть лишь его недоверчиво контролируемый, скованный жестко определенными
границами подданный. [...] Враждебный государству радикализм возрастает в той же мере, в
какой растет вера в радикальное добро человеческой природы. Буржуазный либерализм
никогда не был радикален в политическом смысле. Но само собой разумеется, что его
отрицание государства и политического, его нейтрализации, деполитизации и декларации
свободы равным образом имеют политический смысл и в определенной ситуации
полемически направляются против определенного государства и его политической власти.
Только это, собственно, не теория государства и не политическая идея. Правда, либерализм
не подверг государство радикальному отрицанию, но, с другой стороны, и не обнаружил
никакой позитивной теории государства и никакой собственной государственной реформы,
но только попытался связать политическое исходя из этического и подчинить его экономическому; он создал учение о разделении и взаимном уравновешении «властей», т.е. систему
помех и контроля государства, которую нельзя охарактеризовать как теорию государства или
как политический конструктивный принцип.
Соответственно сохраняет свою силу то примечательное и весьма беспокоящее многих
утверждение, что во всех политических теориях предполагается, что человек — «злое»
существо, т.е. он никоим образом не рассматривается как непроблематический, но считается
«опасным» и динамичным. [...]
Поскольку же сфера политического в конечном счете определяется возможностью врага, то и
политические представления не могут с успехом брать за исходный пункт
антропологический «оптимизм». Иначе вместе с возможностью врага они бы отрицали и
всякие специфически политические следствия. [...]
Либерализмом последнего столетия все политические представления были своеобразно и
систематически изменены и денатурированы. В качестве исторической реальности
либерализм столь же мало избег политического, как и любое значительное историческое
движение, и даже его нейтрализация и деполитизация, касающаяся образования, хозяйства и
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-36-320.jpg)
![т.д., имеют политический смысл. Либералы всех стран вели политику, как и другие люди, и
вступали в коалиции также и с нелиберальными элементами и идеями, оказываясь националлибералами, социал-либералами, свободно-консервативными, либеральными католиками и
т.д. В особенности же они связывали себя с совершенно нелиберальными, по существу
своему политическими и даже ведущими к
-----41----тотальному государству силами демократии. Вопрос, однако, состоит в том, можно ли из
чистого и последовательного понятия индивидуалистического либерализма получить
специфически политическую идею. На это следует ответить: нет. Ибо отрицание
политического, которое содержится во всяком последовательном индивидуализме, может
быть, и приводит к политической практике недоверия всем мыслимым политическим силам
и формам государства, но никогда не дает подлинно позитивной теории государства и
политики. И вследствие этого имеется либеральная политика как полемическая
противоположность государственным, церковным или иным ограничениям индивидуальной
свободы, торговая политика, церковная и школьная политика, культурная политика, но нет
просто либеральной политики, а всегда лишь либеральная критика политики. [...]
Что хозяйственные противоположности стали политическими и что Дрогло возникнуть
понятие «хозяйственная властная позиция», только показывает, что точка политического
может быть достигнута исходя из хозяйства, как и всякой предметной области. [...]
Экономически фундированный империализм, конечно, попытается ввести на Земле такое
состояние, в котором он сможет беспрепятственно применять свои хозяйственные средства
власти: эмбарго на кредиты, эмбарго на сырье, разрушение чужой валюты и т.д. — и сможет
обходиться этими средствами. Он будет считать «внеэкономическим насилием», если народ
или иная группа людей попытается избежать действия этих «мирных» методов. [...] Наконец,
в его распоряжении еще имеются технические средства для насильственного физического
убиения — технически совершенное современное оружие, которое с применением капитала
и интеллекта делается столь неслыханно пригодным, чтобы в случае необходимости его
действительно можно было использовать. Для приложения таких средств образуется,
конечно, новый, по существу своему пацифистский словарь, которому больше неизвестна
война, но ведомы лишь экзекуции, санкции, карательные экспедиции, умиротворение,
защита договоров, международная полиция, мероприятия по обеспечению мира. Противник
больше не зовется врагом, но вместо этого он оказывается нарушителем мира и как таковой
объявляется hors-la-loi и hors I'humanite; война, 0ведущаяся для сохранения или расширения
экономических властных позиций, должна быть усилиями пропаганды сделана «крестовым
походом» и «последней войной человечества». Этого требует полярность этики и экономики.
В ней, конечно, обнаруживается удивительная систематичность и последовательность, и эта
-----42----система, мнимо неполитическая и якобы даже антиполитическая, либо служит
существующему разделению на группы друзей и врагов, либо же ведет к новому и потому
неспособна избежать политического как своего неминуемого следствия.
Печатается по: Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 37—
67.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-37-320.jpg)
![МЕРРИАМ Ч.
Новые аспекты политики
[...] Можно суммировать достижения в области политических исследований, полученные за.
время популярности теории естественного права, т.е. примерно за сто лет, следующим
образом:
1. Стремление к сравнению разных типов политических идей, институтов, процессов, к
изучению их сходства и различия.
2. Стремление к более глубокому анализу экономических сил и их отношения к
политическим процессам, порой вплоть до экономической интерпретации всех политических
явлений. При этом сравнительная легкость количественного измерения определенных
экономических фактов в значительной степени облегчает процесс, в действительности
означая расширение «экономического» за пределы общепринятого употребления этого
термина.
3. Стремление к рассмотрению социальных сил в их связи с политическими процессами.
Временами это принимает форму социальной интерпретации всех политических фактов.
4. Стремление к исследованию географической среды и ее влияния на политические
феномены и процессы.
5. Стремление к более глубокому изучению массы фактов этнического и биологического
характера и их отношения к политическим силам.
6. Взятые вместе, эти устремления устанавливают другое отношение между политическими
феноменами и всем их окружением, как социальным, так и физическим. Аналогичные
исследования были предприняты в свое время Боденом и Монтескье, однако они носили
более упрощенный характер по сравнению с предыдущими, более детальными и
тщательными разработками.
7. Стремление к изучению происхождения политических идей и институтов. Это совместный
продукт истории и биологии с присущим
-----43----обеим признанием важности исторического роста и развития в эволюционной теории жизни.
С середины девятнадцатого века она господствует над всей политической мыслью.
8. Общее стремление соединить исследование с позиций окружающей среды
(экономической, социальной, физической), взятой в целом, генетическим или эволюционным
подходом может реализоваться в глубоком и по сути революционном изменении
политического мышления. И это, бесспорно, справедливо по сравнению со статичной
доктриной схоластики или с абсолютистскими тенденциями Naturrecht1 школы мышления.
9. Стремление к более широкому использованию количественного измерения политических
явлений. В некотором отношении измерение приняло форму статистики или
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-38-320.jpg)
![политического процесса. Классы, расы и все прочие виды сообществ выдвигают в качестве
обязывающих так называемые принципы, которые являются порождением их собственных
интересов и, возможно, неосознанно исходят из этих интересов в ходе общего
использования. Так, политическое теоретизирование в значительной степени является, как
выясняется при ближайшем рассмотрении, завуалированной в большей или меньшей
степени пропагандой определенных интересов. В теории возможны элементы истины или
науки, однако истина так расцвечена интересами тех, кто выдвигает данную теорию, что не
отличается подлинной и неизменной ценностью. Мнения большинства выдающихся философов, представителей определенной расы и нации относительно их достоинств нуждаются,
почти без исключения, в серьезном уточнении. То же самое можно сказать о защитниках
экономических классов и других видов общностей. За последние сто лет был достигнут
определенный прогресс в отделении изучающего политику от окружающей его обстановки,
но отравляющая пропаганда периода войны и отношение друг к другу националистически
настроенных ученых свидетельствуют о том, что пока достигнут небольшой прогресс.
Политологи часто не только становились пропагандистами, но и подчиняли своей цели —
защите и достижению националистических целей — деятельность всех других ученых.
4. Трудности в освоении механизма четкого измерения политических феноменов. Вплоть до
самого последнего времени оно было упрощен-----45----ным и неразборчивым. Только с развитием современной статистики появились определенная
четкость и точность в политическом фактологическом материале. И по сей день существует
немало непреодолимых, по-видимому, препятствий. Поэтому разработка адекватного
механизма обзора политических сил еще впереди. [...]
5. Четвертая трудность заключается в отсутствии того, что в естествознании называется
контролируемым экспериментом. Физик-исследователь выдвигает временную гипотезу,
стараясь, по возможности, ее проверить с помощью эксперимента, проводимого под его
руководством и контролем. Эти эксперименты он может повторять до тех пор, пока не
удостоверится в истинности или ложности своей гипотезы. Однако такие эксперименты
недоступны, видимо, тем, кто изучает политологию или другую общественную науку.
Вместе с тем реальные политические процессы постепенно воспроизводятся в различных
точках мира и на разных стадиях. В случае повторения этих процессов можно возобновить
наблюдения и тем самым проверить сделанные заключения. Для этого, однако, необходимо
отработать более точный механизм. Он, возможно, будет получен в результате развития
современной психологии или социальной психологии, которые, видимо, обладают нужными
средствами изучения типов общения и поведения. Или же этот механизм появится в ходе
статистического измерения тех процессов, которые постоянно повторяются почти в
неизменном виде и, как выясняется при достаточной четкости анализа и упорстве,
практически в той же последовательности.
[...] Думается, мы стоим на пороге весьма важных изменений в масштабах и методах
исследования политики, а возможно, общественных наук в целом. [...]
В чем бы ни заключались другие достижения, два, как выясняется, неизбежны. Одно
касается интенсификации исследований, другое — усиления интеграции научных изысканий
в сфере политических отношений.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-40-320.jpg)
![Большинство изучающих систему правления так широко рассредо-точились по
исследовательскому полю, что взирают на происходящее с высоты птичьего полета, не
отличаясь склонностью к скрупулезному, потальному анализу проблем, без которого
невозможно их глубокое понимание. Возможно, это неизбежно в переходный период, когда
круг исследователей невелик и опасные ситуации скорее требуют действий, чем изучения
вопроса. Однако постепенно наступает время большей Концентрации усилий. В
действительности оно уже пришло.
-----46----Таким же образом, видимо, происходит и глубокая интеграция самих общественных наук,
которые в ходе необходимого процесса дифференциации нередко были слишком
изолированы друг от друга. Имея дело с такими серьезными проблемами, как наказание и
предотвращение преступлений, алкоголизм, вызывающий споры вопрос о миграции людей,
отношение к неграм, широкий круг вопросов развития промышленности и сельского
хозяйства, становится ясно, что ни факты, ни разработки экономической науки, ни
политология, ни история не могут поодиночке дать им адекватный анализ и интерпретацию.
В действительности политика и экономика никогда не были отделены друг от друга.
Практически нет такого политического движения, в котором не отражались бы
экономические интересы, или такой экономической системы, в сохранении которой
политический порядок не выступал бы важнейшим фактором. [...]
Одна из основных проблем социальной организации — это отношение между
экономическими и политическими частями организации и властью. Оно оказывает влияние
на характер организации городского, государственного, национального и международного
уровня.
Существует множество методов воздействия на социальные отклонения через право,
религию, посредством экономических и социальных санкций. Но как они соединяются в
случае человеческого общения? Является ли это проблемой для какой-либо одной из этих
дисциплин? Не будет ли ужасной ошибкой разделить их, не соединив вновь?
В конечном счете не так уж важно, как называется это интегрированное знание —
социологией или Staatswissenschaft1, антропологией, экономической наукой или
политологией. Важнее всего то, что достигнута и сохраняется определенная точка зрения и
контакты между различными отраслями социального познания; что нет преданных забвению
зон исследования; что частичная обработка данных не означает свертывания и ограничения
действий социальных наблюдателей и аналитиков. [...]
Для исследователя политики еще важнее интеграция социальной науки с достижениями того,
что называется естественной наукой, — воссоединение естественных и «неестественных»
наук. Все больше и больше становится ясно, что последнее слово в поведении человека
принадлежит науке, что социальные и политические последствия применения
естествознания чрезвычайно важны. Временами кажется, что
_________________
1 Общественно-политические науки (нем.).
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-41-320.jpg)
![-----47----это лучше усвоили ученые-естественники, нежели обществоведы, которые порой считают
маловероятным научный социальный контроль за поведением людей.
Биология, психология, антропология, психопатология, медицина, наука о Земле движутся по
пути использования результатов своих исследований в социальных ситуациях. Их
представители повсюду — в Конгрессе, в центрах, в суде, в составе персонала. Как отнесутся
к этим новым направлениям со всеми их претензиями политология и другие социальные
науки? Будем ли мы держать их на расстоянии, этих непочтительных ученыхестественников, или подвергнем остракизму, пока они не подчинятся нашим законам;
забаллотируем их или же просто проигнорируем и пойдем своим путем? Нет, нам нельзя
оставить их, хотя у ученых-естественников может быть немало социальных предрассудков.
[...] Если они хотят править миром, то должны узнать и, несомненно, еще узнают гораздо
больше о политике и социальных отношениях. Они, возможно, больше нас находятся под
впечатлением важности социальных последствий использования естествознания.
Нельзя уйти и от вопроса о том, существует ли какая -то связь между психологическими и
биологическими различиями и системами правления. Природа и распределение равенства
людей исследуются в настоящее время психологами, и политология не может уйти от
изучения возможностей в развитии психологии, а опрометчивость части поборников
активного применения I.Q.1 не может увести от осознания серьезности вcеx связанных с
этим проблем.
Влияют ли современные научные доктрины наследственности и евгеники2 на основы нашего
политического и экономического порядка? Чайлд в своих разработках физиологических
основ поведения и Херрик и исследованиях неврологических основ поведения животных
подняли немало интересных проблем, граничащих с политическим поведением. Какое
отношение они имеют к нашим поискам политических истин?
Какое влияние оказывают науки о Земле, такие, как геология и география, на проблемы
политики? Какова роль окружающей среды в совокупном продукте правления? В чем
сойдутся генетик, специалист по
_____________
1 Intelligence Quotient — коэффициент умственного развития.
2 Евгеника (от греч. eugenes — породистый) — учение о наследственном здоровье человека,
о путях воздействия на эволюцию человечества с целью совершенствования его природы; о
законах передачи будущим поколениям по наследству одаренности и об ограничении в
передаче наследственных болезней.
-----48----вопросам окружающей среды, исследователь проблем социального и политического
контроля, как они объединят результаты своих изысканий и начнут поиски новых?
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-42-320.jpg)
![и так. Под силу ли одному человеку одновременно обладать необходимыми познаниями в
области права, политики, медицины, психологии, экономики, социологии, статистики и т .д.?
Действительно, реально ли это? Однако можно ли быть сведущим в вопросах политики и
одновременно невеждой в основных проблемах человеческого поведения? Дилемма
политики — одна из характерных черт нашего времени, а возможно, само время попросту
невероятно. Одна из основных трагедий наших дней — высокая специализация знаний и
отсутствие сплоченности в вопросах высшей мудрости. На все наше мышление и поведение
ложится тень. Но данная проблема присуща не только политике, она касается всей
современной жизни. Не зная ответа на этот вопрос, отмечу, что есть два пути: продолжать
жить в неведении либо стремиться к знаниям. Второй путь труден, но неизбежен.
В конце концов люди, подготовленные в рамках какой-то одной специальной технологии, но
на основе широких контактов с другими отраслями знания, легко найдут путь в современном
лабиринте. Мы придем к выводу, что надо начинать раньше и продолжить социальную
подготовку.[...]
Я не оптимист, ожидающий изображенную Платоном, а затем в более широком контексте
социальных отношений Контом обетованную землю политики. Со стороны этих философов
проявлением своего рода самодовольства было сознание не поддающихся проверке
воображаемых воздушных миров. Однако, следуя навязчивой идее, можно только I
радоваться, что неудержимое стремление к постижению тайн биологи-----50----ческой и физической природы обеспечит громадные возможности для более глубокого
понимания политического поведения людей, причем такими средствами и в таких формах,
которые не в состоянии представить себе даже самые проницательные предсказатели.
Свободный дух, взгляд в будущее, освобождение от ставших тесными границ, огромные
творческие возможности технологии, повышение результативности исследований, решение
жизненно важных проблем, взвешенные утверждения, более интенсивный характер
исследований насущных вопросов, тесные контакты с другими общественными и естественными науками — все это позволит сделать чисто политическое важнейшим
средством интеллектуального влияния на прогресс человечества, обеспечит сознательный
контроль над его эволюцией.
В любом случае это задача не одного дня.
Печатается по: Антология мировой политической мысли: В 5 т. М., 1997. Т. II. С. 176—184.
АРОН Р.
Демократия и тоталитаризм
В термин «политика» вкладывают много понятий. Говоря о политике внутренней и внешней,
о политике Ришелье и о политике в области виноделия или свекловодства, подчас
безнадежно пытаясь найти хоть что-то общее среди разнообразных значений термина. В
своей недавно вышедшей книге Бертран де Жувенель отметил, что из-за огромных различий
в толковании этого слова лучше всего доверяться собственному мнению. Возможно, он прав,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-44-320.jpg)
![Мы вновь, таким образом, сталкиваемся с допущением, лежащим в основе всех политикофилософских систем. Когда философы прошлого обращали свой взор к политике, они в
самом деле были убеждены, что структура власти адекватна сущности сообщества. Их
убежденность основывалась на двух посылках: без организованной власти жизнь общества
немыслима; в характере власти проявляется степень человечности общественных
отношений. Люди человечны лишь постольку, поскольку они подчиняются и повелевают в
соответствии с критериями человечьими. Развивая теорию «общественного договора», Руссо
открывал одновременно, так сказать, теоретическое происхождение сообщества и законные
истоки власти. Связь между легитимностью власти и основами сообщества характерна для
большинства политико-философских систем прошлого. Эта мысль могла бы вновь стать
актуальной и ныне.
Цель наших лекций — не в развитии теории законной власти, не в изучении условий, при
которых осуществление власти носит гуманный характер > а в исследовании особой сферы
общественной жизни — по-----60----литики в узком смысле этого слова. Одновременно мы попытаемся разобраться, как
политика влияет на все сообщество в целом, понять диалектику политики в узком и широком
смысле термина — с точки зрения и причинных связей, и основных черт жизни сообщества.
Я собираюсь не только вскрыть различие между многопартийными и однопартийными
режимами, но и проследить, как влияет на развитие общества суть каждого режима. Иными
словами, я намерен исследовать особую систему, которая именуется политикой, с тем чтобы
оценить, в какой мере были правы философы прошлого, допуская, что основная характерная
черта сообщества — структура власти.
[...] Чем социологическое исследование политических режимов отличается от философского
или юридического? Обычно отвечают примерно так: философия изучает политические
режимы, чтобы оценить их достоинства; она стремится определить лучший режим либо
принцип законности всех и каждого; так или иначе цель ее — определение ценности,
особенно моральной, политических режимов. Социология же в первую очередь изучает
фактическое положение дел, не претендуя на оценки. Объект юридического исследования —
контитуции: юрист задается вопросом, каким образом в соответствии с британской, американской или французской контитуциями избираются правители, проводится голосование по
законопроектам, принимаются декреты. Исследователь рассматривает соответствие
конкретного политического события конституционным законам: например, соответствовал
ли конституции Веймарской республики принятый в марте 1933 г. закон о предоставлении
всей полноты власти (Гитлеру. — Г.Л.)? Соответствовал ли французской конституции
результат голосования в июне 1940 г. во французском парламенте, когда всю полноту власти
получил маршал Петен? Конечно, юридическое исследование не ограничивается формальным анализом текстов; важно также выявить, выполняются ли и каким образом
конституционные правила в данный момент в данной стране. И все же в центре внимания
остаются конституционные правила, зафиксированные в текстах. Социология же изучает эти
правила лишь как часть большого целого, не меньший интерес она проявляет к партиям и
образованным по общности интересов группам, к пополнению рядов политических деятелей,
к деятельности парламента. Социология рассматривает правила политической игры, не ставя
конституционные правила над правилами неписаными, регулирующими внутрипартийные и
межпартийные отношения, тогда как юрист сначала зна-
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-52-320.jpg)
![основанная на чести, — строй, характерный для государств средних размеров, когда же
государства становятся слишком большими, деспотия почти неизбежна. В классификации,
предложенной Монтескье, содержится двойное противопоставление. Во-первых, умеренные
режимы противопоставлены тем, где умеренности нет и в помине, или, скажем, режимы, где
законы соблюдаются, — тем, где царит произвол. С одной стороны, республика и монархия,
с другой —деспотия. Во-вторых, противопоставлены республика, с одной стороны,
монархия и деспотия — с другой. Наконец, кроме двух противопоставлений есть еще и
диалектическое противоречие: первая разновидность строя, будь то демократия или
аристократия, — государство, где верховной властью обладает народ в целом. Суть такого
строя — равенство граждан, его принцип —добродетель. Монархический строй отрицает
республиканское равенство. Монархия основана на неравенстве сословий и лиц, она
устойчива и процветает в той мере, в какой каждый привязан к своему сословию и поступает
сообразно понятиям чести. От республиканского равенства мы переходим к неравенству
аристократий. Что до деспотии, то она некоторым обра-----64----зом вновь приводит к равенству. При деспотическом строе правит один, и поскольку он
обладает абсолютной властью и не обязан подчиняться каким-либо правилам, то, кроме него,
никто не находится в безопасности. Все боятся, и потому все, сверху донизу, обречены на
равенство, но в отличие от равенства граждан в условиях свободы это — равенство в страхе.
Приведем пример, который не задевал бы никого. В последние месяцы гитлеровского
режима ни один человек не чувствовал себя в безопасности лишь из-за близости к главе
режима. В каком-то смысле по пути к вершине иерархической лестницы опасность даже
возрастала.
В такой классификации сохраняется часть аристотелевской концепции: ключевым остается
вопрос о числе людей, наделенных верховной властью. Но на этот вопрос (воспользуемся
терминами социологическими) накладывается влияние еще одной переменной — способа
правления: подчиняется ли власть законам или же в обществе царит произвол. Более того,
способ правления не может рассматриваться отдельно от экономического и социального
устройства. Классификация политических режимов одновременно дает классификацию
обществ, но способ правления связан с экономическим и социальным устройством и не
может быть отделен от него. [...]
Печатается по: Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.
АЛМОНД Г.
Политическая наука: история дисциплины
Если бы мы построили графическую модель истории развития политической науки в виде
кривой, отражающей прогресс в изучении политики на протяжении столетий, то начать ее
следовало бы с зарождения этой науки в Древней Греции. В эпоху расцвета Древнего Рима
кривая приподнялась бы немного вверх, потом шла примерно на одном уровне весь период
средневековья, существенно выросла во времена Ренессанса и сделала резкий скачок в XX в.,
когда политическая наука обрела подлинно профессиональный характер. Эта кривая
отразила бы и качественное совершенствование представлений по двум основополагающим
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-55-320.jpg)
![В межвоенные годы американская политическая наука восприняла как вызов
многочисленные «обличительные» публикации, раскрывающие нарушения и
злоупотребления внутри политической инфраструктуры, и специалисты стали посвящать
серьезные монографические исследования деятельности лоббистов и групп давления. Питер
Одегард (1928) написал об американской антисалунной лиге, ПендлтонХерринг (1929) — о
группах давления в Конгрессе, Элмер Шаттшнайдер (1935) — о политике и тарифах, Луиз
Резерфод(1937) — об американской ассоциации баров, Оливер Гарсо (1941) — об
американской медицинской ассоциации, и т.п. Все эти работы межвоенных лет оставили
свой след в развитии американской политической науки. [...]
Чикагская школа
Итак, в первые десятилетия XX в. понятие «научного» познания политики обрело более
глубокое содержание. Такие выдающиеся представители европейской политической науки,
как Конт, Милль, Токвиль, Маркс, Спенсер, Вебер, Дюркгейм, Парето, Михельс, Моска,
Острогорский, Брайс и др., заложили — или закладывали — основы для развития
политической социологии, антропологии и психологии, благодаря которым исследование
политических процессов приобрело осознанный характер. Эмпирическое рассмотрение
властных и политических процессов проложило себе путь и в американские университеты,
где в те десятилетия методологически политика изучалась в основном на базе юридических,
философских и исторических дисциплин. Заслуга чикагской школы политической науки
(20—40-е гг.) — в обосновании ее представителями на примерах конкретных эмпирических
исследований того обстоятельства, что подлинное развитие политического знания может
быть достигнуто при помощи стратегии междисциплинарных исследований с применением
количественных методологий и за счет организованной поддержки научных разработок.
Другие авторы стали употреблять тот язык, которым Чарльз Мерриам (1931) излагал свои
взгляды в книге «Современное состояние политической науки». Основанная Мерриамом в
20-е гг. нашего столетия школа, где работали многие его ученики, сделала большой шаг
вперед в повышении требовательности к качеству эмпирических исследований,
убедительности
-----67----их выводов и во введении институционального измерения в изучение политических проблем.
Стать выдающимся ученым-новатором своего поколения в области политической науки
Мерриаму помогло динамичное развитие Чикаго — там были накоплены большие
материальные ресурсы, и в первые десятилетия нашего века явственно прослеживалось
стремление к развитию культуры, — а также взаимосвязь его академической работы и
политической карьеры. Надежды Мерриама на высокий политический пост рассеялись, когда
в 1919 г. он потерпел поражение на выборах мэра Чикаго, не оправдавших его расчет занять
положение «Вудро Вильсона Среднего Запада». Вместе с тем он был не способен всецело
посвятить себя спокойной академической карьере. Годы, отданные городской политике, как
и приобретенный в период войны опыт в области международных отношений и пропаганды,
обострили его восприимчивость к «новым аспектам» политических исследований. Вскоре
после возвращения в Чикагский университет с поста, связанного с деятельностью в области
«общественной информации» в Италии, он опубликовал своего рода декларацию о
намерениях под названием «Новые аспекты» (1931) и занялся различными
исследовательскими программами под эгидой чикагского департамента образования, о
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-57-320.jpg)
![следовательских центров в Йельском, Принстонском и Колумбийском университетах.
Массачусетсском технологическом институте и Гарварде, а в 50—60-е гг. оно получило
распространение в университетах Среднего Запада и Запада страны. При формировании
штатного расписания сотрудников этих новых научно-исследовательских институтов и
университетских факультетов политической науки учитывались не только ставшие уже
традиционными субдисциплины (международное право, история международных отношений
и организаций), но и новые направления развития предмета международных отношений —
проблемы безопасности, политической экономии зарубежных стран, общественного мнения
и политической культуры. Отношения с недавно получившими независимость
развивающимися странами Азии, Африки, Ближнего Востока и Латинской Америки, которые
тогда рассматривались как объекты агрессивных притязаний со стороны Советского Союза,
требовали
-----72----подготовки экспертов по регионалистике, а также по экономическим и политическим
процессам в этих государствах. Факультеты политической науки быстро разрастались,
чтобы, подготовить необходимое число молодых специалистов в соответствии с
программами развития региональных исследований и международных отношений.
Особенно большим спросом пользовались услуги тех ученых, которые во время Второй
мировой войны занимались эмпирическими исследованиями. Бизнесменам была нужна
информация о склонностях и намерениях своих избирателей. По сравнению со скромными
начинаниями 30—40-х гг. в послевоенные десятилетия эмпирические и маркетинговые
исследования переживали период небывалого подъема. [...]
Направленность их, таким образом, была двоякая — и коммерческая, и академическая.
Основными академическими центрами, где проводились такого рода научные изыскания,
стали: Мичиганский университет с работавшими при нем Институтом социальных
исследований (ИСИ) и Центром опросов, основанным психологами Ренсисом Лайкертом,
Энгусом Кемпбеллом и Дорвином Картрайтом; Бюро прикладных социальных исследований
при Колумбийском университете, созданное социологами Полом Лазарсфелдом и Робертом
Мертоном; Национальный исследовательский центр по изучению общественного мнения при
Чикагском университете, который в первые годы существования возглавлял социолог Клайд
Харт. Именно сотрудники этих трех организаций в послевоенные десятилетия опубликовали
многочисленные работы и подготовили тот профессорско-преподавательский состав,
который впоследствии внес большой вклада осуществление «поведенческой революции».
Из этих трех университетских центров наибольшее значение в плане подготовки
специалистов по политической науке имел Мичиганский университет. В действующем при
нем Институте социальных исследований еще в 1947 г. была открыта Летняя школа, где
молодых политологов и других обществоведов обучали применению эмпирических методов.
За прошедшие годы в рамках этой программы по технике эмпирических и электоральных
исследований прошли подготовку сотни американских и зарубежных политологов. В 1961 г.
в Мичигане был coздaн Межуниверситетский консорциум политических и социальных
исследований (ICPSR), поддержанный вошедшими в его состав университетами, при
котором действовал быстро увеличивавший свои фонды архив доступных для компьютерной
обработки результатов опросов и других количественных данных. Этот архив стал важным
источником инфор-
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-61-320.jpg)
![наук, который предоставлял аспирантам и начинающим исследователя стипендии, а также
финансировал ряд исследовательских программ. Два его исследовательских комитета,
занимавшихся политической наукой — Комитет по политическому поведению и
отделившийся от него Комитет по сравнительной политологии, — особенно активно
распространяли эти идеи и практику. Первый из них направлял и поддерживал как
электоральные, так и исследования по законодательству, проводившиеся в Америке. Второй
— руководил развитием региональных и компаративных исследований. Если большинство
участников этих программ были американскими политологами и обществоведами, то около
одной пятой ученых, приглашенных на конференции, организованные Комитетом по сравнительной политологии в 1954—1972 гг., приезжали из-за рубежа. Некоторые из них, в
частности Стейн Роккан, Ганс Даадлер, Сэмюэль Файнер, Ричард Роуз, Джованни Сартори,
были лидерами движения за развитие и совершенствование социально-политических
исследований — как на европейском, так и на национальных уровнях.
Именно в эти годы политическая наука как дисциплина приобретает характер современной
«профессии». Факультеты политической науки, государственного управления и политики
впервые возникли в конце XIX в. на основе сотрудничества и благодаря совместным
усилиям историков, юристов и философов. В первые десятилетия XX в. во многих американских университетах такие факультеты уже существовали, однако считались
«второстепенными». В 1903 г. была основана Американская ассоциация политической науки,
в которую входило немногим более 200 специалистов. К концу Второй мировой войны
численность Ассоциации достигла 3 тыс. человек, к середине 60-х гг. превысила 10 тыс., а в
настоящее время она объединяет более 13 тыс. индивидуальных участни-----75----ков. В основном это преподаватели высших учебных заведений, организованные по секциям
многочисленных субдисциплин. [... ]
За полвека со времени окончания Второй мировой войны преподавание политической науки
и исследования в этой области привели к созданию масштабной академической дисциплины,
в рамках которой успешно развиваются многие отрасли; ее неуклонное движение вперед
позволило нам значительно лучше понять политические процессы и их проявления.
Материалы региональных изысканий, проведенных в Западной и Восточной Европе,
Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской
Америке тысячами квалифицированных специалистов, которые работают в центрах «региональных исследований» при университетах и колледжах (также имеющих собственное
профессиональное объединение и печатные издания), послужили основой для научных
библиотек по данной проблематике.
Мы уже говорили о распространении и усложнении электоральных исследований.
Получаемые на их основании прогнозы в определенной степени можно сравнить с
предсказаниями метеорологов или сейсмологов. Мы сделали большой шаг вперед в
понимании политической культуры, ее воздействия на политические институты и их
эффективность, а также субкультур отдельных элит и других социальных групп, играющих
большую роль в общественной жизни. К эмпирическим исследованиям такого рода можно
отнести работы Гэбриела Алмонда, Сиднея Вербы, Алекса Инкелеса, Рональда Инглхарта,
Сэмюэля Бариса и Роберта Патнэма. [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-63-320.jpg)
![Применение агрегированных статистических методов исследования позволило более полно
описать процессы модернизации и демократизации, а также функционирование
государственных институтов. Успешно и плодотворно ученые занимались проблемами групп
интересов и феномена «корпоративизма», а также оценки роли политических партий в
развитии демократического процесса.
В работах Роберта Даля, Арендта Лейпхарта и Джованни Сартори значительное развитие
получила теория демократии. Концепция демократизации была разработана в трудах Хуана
Линца, ЛэрриДаймонда, Филиппа Шмиттера, Гильермо 0'Доннела, Сэмюэля Хантингтона и
др. А подход к изучению демократии Роберта Даля (1989) являет собой пример того, как
нормативная и эмпирическая политические теории могут обогатить друг друга.
Хотя основное внимание мы уделили здесь развитию и распространению эмпирических,
объясняющих и количественных аспектов политической науки, определенный «прогресс»
был достигнут и в традици-----76----онных областях дисциплины. Концепции и умозаключения-политических историков,
философов и юристов теперь основываются на гораздо более развитой методологии отбора и
накопления информации и на возросшей требовательности к ее анализу и выводам. Работы
сравнительных политических историков (Мура, Скокпола) внесли важный вклад в теорию
государства, политических институтов и публичной политики. Совершенствование методики
case studies Гарри Экстайном и Александром Джорджем повысило научные критерии для
разработок, посвященных сравнительной и внешней политике. Сочинения Алмонда и его
сотрудников Адама Пшеворского и Джеймса Тьюна, Аренда Сайфарта, Нейла Смелзера,
Маттеи Догана, Дэвида Кольера и Гэри Кинга, Роберта Кеохэйна и Сиднея Вербы внесли
заметный вклад в развитие методологии корпоративистики. [...]
Развитие политической науки в Европе
Политическая наука зародилась и прошла первую стадию становления на
средиземноморском побережье в эпоху античности, продолжая развиваться при
средневековом католицизме. Ренессансе, Реформации, Просвещении и в Европе XIX в., но
этот процесс либо носил индивидуальный характер, либо происходил в замкнутых
институциональных рамках — будь то греческие академии или европейские университеты
средневековья и более поздних периодов. До последнего времени типичным подразделением
европейского университета была профессорская кафедра, возглавляемая ученым, вокруг
которого группировались меньшие научные величины — доценты и ассистенты. В
послевоенные десятилетия некоторые из таких университетских кафедр были расширены и
преобразованы в факультеты, на которых преподавательскую и исследовательскую работу
по разным направлениям ведут уже несколько профессоров.
Один из номеров «European Journal of Political Research» (1991) пoсвящен послевоенной
истории развития западноевропейской политической науки. В его вступительной
редакционной статье отмечается, что успехи политической науки в Европе по вполне
очевидным причинам были связаны с процессом демократизации, а также со становлением
государства всеобщего благосостояния, поскольку активистское, открытое государство,
стремящееся к всестороннему охвату общественных проблем, нуждается во все большем
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-64-320.jpg)
![— Если относиться с почитанием к пяти достоинствам и устранять четыре недостатка, то
можно принимать участие в правлении.
— Что значит пять достоинств? —спросил Цзычжан. Учитель ответил:
— Благородный муж, оказывая милость, не несет расходов; не вызывает злобы у людей,
когда заставляет их трудиться; его желания несовместимы с жадностью; он полон
величавости, но чужд высокомерия; он грозен, но в нем нет свирепости.
— Что значит: «оказывая милость, не нести расходов?» — спросил Цзычжан.
Учитель ответил:
— Благотворить народу, используя все то, что приносит ему выгоду, — это ли не милость, не
требующая расходов? Если для людей, которых заставили трудиться, выбирать посильный
труд, то у кого из них возникает злоба? Когда стремятся к человечности и добиваются ее, откуда может взяться жадность? Благородный муж не смеет проявить пренебрежение, имеет ли
он дело с многочисленным или немногим, великим или малым, — это ли не величавость без
высокомерия? Благородный муж носит надлежащим образом шапку и платье, его взор полон
88----достоинства, он так внушителен, что люди, глядя на него, испытывают трепет, — он ли не
грозен без свирепости?
— Что значит четыре недостатка? — спросил Цзычжан. Учитель ответил:
— Казнить те?, кого не наставляли, значит быть жестоким; требовать исполнения, не
предупредив заранее, значит проявлять насилие; медлить с приказом и при этом добиваться
срочности, значит наносить ущерб; и в любом случае скупиться, оделяя чем-либо людей,
значит поступать казенно.
Печатается по: Конфуций. Я верю в древность. М., 1995. С. 55, 56, 58, 113—120,122—
124,143, 144, 148, 151, 162—164.
ПЛАТОН
Государство
Книга первая
О справедливости как выгоде сильнейшего
[...]
— Устанавливает же законы всякая власть в свою пользу: демократия — демократические
законы, тирания — тиранические, так же и в остальных случаях. Установив законы,
объясняют их справедливыми для подвластных — это и есть как раз то, что полезно властям,
а преступающего их карают как нарушителя законов и справедливости. [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-75-320.jpg)
![Справедливость и несправедливость
[...]
— Значит, мы скажем следующим образом: справедливый человек хочет обладать
преимуществом сравнительно не с подобным ему человеком, а с тем, кто на него не похож,
между тем как несправедливый хочет им обладать сравнительно с обоими — и с тем, кто
подобен ему, и с тем, кто на него не похож. [...]
Книга вторая
Справедливость и несправедливость (продолжение)
[...] Говорят, что творить несправедливость обычно бывает хорошо, а терпеть ее — плохо.
Однако, когда терпишь несправедливость, в этом гораздо больше плохого, чем бывает
хорошего, когда ее творишь. Поэтому, когда люди отведали и того и другого, т.е. и
поступали несправедливо, и страдали от несправедливости, тогда они, раз уж нет сил избе-----89----жать одной и придерживаться другой, нашли целесообразным договориться друг с другом,
чтобы и не творить несправедливости, и не страдать от нее. Отсюда взяло свое начало
законодательство и взаимный договор. Установления закона и получили имя законных и
справедливых— вот каково происхождение и сущность справедливости. Таким образом, она
занимает среднее место — ведь творить несправедливость, оставаясь притом безнаказанным,
это всего лучше, а терпеть несправедливость, когда ты не в силах отплатить, — всего хуже.
Справедливость же лежит посреди между этими крайностями, и этим приходится
довольствоваться, но не потому, что она благо, а потому, что люди ценят ее из-за своей
собственной неспособности творить несправедливость. Никому из тех, кто в силах творить
несправедливость, т.е. кто доподлинно муж, не придет в голову заключать договоры о
недопустимости творить или испытывать несправедливость — разве что он сойдет с ума.
Такова, Сократ, — или примерно такова — природа справедливости, и вот из-за чего она
появилась, согласно этому рассуждению.
А что соблюдающие справедливость соблюдают ее из-за бессилия творить
несправедливость, а не по доброй воле, это мы всего легче заметим, если мысленно сделаем
вот что: дадим полную волю любому человеку, как справедливому, так и несправедливому,
творить все, что ему угодно, и затем понаблюдаем, куда его поведут его влечения. Мы
поймаем справедливого человека с поличным: он готов пойти точно на то же самое, что и
несправедливый, — причина тут в своекорыстии, к которому, как к благу, стремится любая
природа, и только с помощью закона, насильственно ее заставляют соблюдать надлежащую
меру. [...]
— Я тебе скажу. Справедливость, считаем мы, бывает свойственна отдельному человеку, но
бывает, что и целому государству. [...]
Разделение труда в идеальном государстве соответственно потребностям и природным
задаткам
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-76-320.jpg)
![[...]
— Государство, — сказал я, — возникает, как я полагаю, когда [каждый из нас не может
удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается. Или ты приписываешь начало
общества чему-либо иному?
— Нет, ничему иному.
— Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той
или иной потребности. Испытывая нужду во
-----90----многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу
помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства, не правда ли?
— Конечно. [...]
— [...] Я еще раньше обратил внимание на твои слова, что люди рождаются не слишком
похожими друг на друга, их природа бывает различна, так что они имеют различные
способности к тому или иному делу. Разве не таково твое мнение?
— Да, таково. [...]
— Так что же? Как будут они передавать друг другу все то, что каждый производит внутри
самого государства? Ведь ради того мы и основали государство, чтобы люди вступили в
общение.
— Очевидно, они будут продавать и покупать.
— Из этого у нас возникнет и рынок, и монета — знак обмена.
— Конечно. [...]
— Из-за этой потребности появляются у нас в городе мелкие торговцы. Разве не назовем мы
так посредников по купле и продаже, которые засели на рынке? А тех, кто странствует по
городам, мы назовем купцами.
— Конечно. [...]
— Чтобы у нас успешнее шло сапожное дело, мы запретили сапожнику даже пытаться стать
земледельцем, или ткачом, или домостроителем; так же точно и всякому другому мы
поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам, этим он и
будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое, и достигнет успеха, если не
упустит время. А разве не важно хорошее выполнение всего, что относится к военному делу?
Или оно настолько легко, что земледелец, сапожник, любой другой ремесленник может быть
вместе с тем и воином? Прилично играть в шашки или в кости никто не научится, если не
занимался этим с детства, а играл так, между прочим. Неужели же стоит только взять щит
или другое оружие и запастись военным снаряжением — и сразу станешь способен
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-77-320.jpg)
![сражаться, будь то в рядах гоплитов или других воинов? Никакое орудие только оттого, что
оно очутилось у кого-либо в руках, не сделает его сразу мастером или атлетом и будет
бесполезно, если человек не умеет с ним обращаться и недостаточно упражнялся.
— Иначе этим орудиям и цены бы не было! [...]
-----91----Двоякое воспитание стражей: мусическое и гимнастическое
— Каким же будет воспитание? Впрочем, трудно найти лучше того, которое найдено с
самых давнишних времен. Для тела — это гимнастическое воспитание, а для души —
мусическое.
— Да, это так. [...]
— Разве можем мы так легко допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой какие
попало и кем попало выдуманные мифы, большей частью противоречащие тем мнениям,
которые, как мы считаем, должны быть у них, когда они повзрослеют?
— Мы этого ни в коем случае не допустим.
— Прежде всего нам, вероятно, надо смотреть за творцами мифов:
если их произведение хорошо, мы допустим его, если же нет — отвергнем. Мы уговорим
воспитательниц и матерей рассказывать детям лишь признанные мифы, чтобы с их помощью
формировать души детей скорее, чем их тела — руками. А большинство мифов, которые они
теперь рассказывают, надо отбросить. [...]
Книга третья
Отбор правителей и стражей
[...]
— Значит, из стражей надо выбрать таких людей, которые, по нашим наблюдениям, целью
всей своей жизни поставили самое ревностное служение государственной пользе и ни в коем
случае не согласились бы действовать вопреки ей. [...]
— Разве не с полным поистине правом можно назвать таких стражей совершенными? Они
охраняли бы государство от внешних врагов, а внутри него оберегали бы дружественных
граждан, чтобы у этих не было желания, а у тех — сил творить зло. А юноши, которых мы
называем стражами, были бы помощниками правителей и проводниками их взглядов.
— Я согласен. [...]
Быт стражей
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-78-320.jpg)
![— В дополнение к их воспитанию, скажет всякий здравомыслящий человек, надо устроить
их жилища и прочее их имущество так, чтобы это не мешало им быть наилучшими стражами
и не заставляло бы их причинять зло остальным гражданам.
Да, здравомыслящий человек скажет именно так.
-----92----— Смотри же, — продолжал я, — если им предстоит быть такими, не следует ли устроить их
жизнь и жилища примерно вот каким образом: прежде всего никто не должен обладать
никакой частной собственностью, если в том нет крайней необходимости. Затем, ни у кого
не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий.
Припасы, необходимые для рассудительных и мужественных знатоков военного дела, они
должны получать от остальных граждан в уплату за то, что их охраняют. Количества
припасов должно хватать стражам на год, но без излишка. Столуясь все вместе, как во время
военных походов, они и жить будут сообща. А насчет золота и серебра надо сказать им, что
божественное золото — то, что от богов, — они всегда имеют в своей душе, так что ничуть
не нуждаются в золоте человеческом, да и нечестиво было бы, обладая тем золотом,
осквернять его примесью золота смертного: у них оно должно быть чистым, не то что
ходячая монета, которую часто нечестиво подделывают. Им одним не дозволено в нашем
государстве пользоваться золотом и серебром, даже прикасаться к ним, быть с ними под
одной крышей, украшаться ими или пить из золотых и серебряных сосудов. Только так
могли бы стражи остаться невредимыми и сохранить государство. А чуть только заведется у
них собственная земля, дома, деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и
земледельцами; из союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками;
ненавидя сами и вызывая к себе ненависть, питая злые умыслы и их опасаясь, будут они все
время жить в большем страхе перед внутренними врагами, чем перед внешними, а в таком
случае и сами они, и все государство устремится к своей скорейшей гибели. [...]
Книга четвертая
Модель идеального государства (утопия)
— Я думаю, мы найдем, что сказать, если двинемся по тому же пути. Мы скажем, что нет
ничего удивительного, если наши стражи именно таким образом будут наиболее счастливы;
а впрочем, мы основываем это государство, вовсе не имея в виду сделать как-то особенно
счастливым один из слоев его населения, но, наоборот, хотим сделать таким все государство
в целом. Ведь именно в таком государстве мы рассчитывали найти справедливость, а
несправедливость, наоборот, в наихудшем государственном строе и на основании этих
наблюдений решить вопрос, так долго нас занимающий. Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в отдельно взя-----93----той его части, не так, чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было
счастливо все в целом; а вслед за тем мы рассмотрим государство, ему противоположное. [...]
Устранение богатства и бедности в идеальном государстве
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-79-320.jpg)
![[...]
— Счастлив ты, если считаешь, что заслуживает названия государства какое-нибудь иное,
кроме того, которое основываем мы.
— Но почему же?
— У всех остальных название должно быть длиннее, потому что каждое из них представляет
собою множество государств, а вовсе не «город», как выражаются игроки. Как бы там ни
было, в них заключены два враждебных между собой государства: одно — бедняков, другое
— богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств, так что ты промахнешься,
подходя к ним как к чему-то единому. Если же ты подойдешь к ним как к множеству и
передашь денежные средства и власть одних граждан другим или самих их переведешь из
одной группы в другую, ты всегда приобретешь себе союзников, а противников у тебя будет
немного. И пока государство управляется разумно, как недавно и было нами постановлено,
его мощь будет чрезвычайно велика; я говорю не о показной, а о подлинной мощи, если даже
государство защищает всего лишь тысяча воинов. Ни среди эллинов, ни среди варваров нелегко найти хотя бы одно государство, великое в этом смысле, между тем как мнимо великих
множество и они во много раз больше нашего государства. Или ты считаешь иначе?
— Нет, клянусь Зевсом. [...]
Роль правильного воспитания, обучения и законов в идеальном государстве
[...]
— Следовательно, ты не воздашь хвалы и государству, которое все Целиком, как мы недавно
говорили, занимается чем-то подобным. Или Тебе не кажется, что то же самое происходит в
плохо управляемых государствах, где гражданам запрещается изменять государственное устройство в целом и такие попытки караются смертной казнью? А кто старается быть
приятным и угождает гражданам, находящимся под таким управлением, лебезит перед ними,
предупреждает их желания и горазд их исполнять, тот, выходит, будет хорошим человеком,
мудрым в важнейших делах, и граждане будут оказывать ему почести. [...]
-----94----— Так не сердись на них. И верно, такие законодатели всего забавнее: они, как мы только
что говорили, все время вносят поправки в свои законы, думая положить предел
злоупотреблениям в делах, но, как я сейчас заметил, не отдают себе отчета, что на самом-то
деле уподобляются людям, рассекающим гидру. [...]
Четыре добродетели идеального государства
— Ясно, что оно мудро, мужественно, рассудительно и справедливо. [...]
— Значит, государство, основанное согласно природе, всецело было бы мудрым благодаря
совсем небольшой части населения, которая стоит во главе и управляет, и ее знанию. И повидимому, от природы в очень малом числе встречаются люди, подходящие, чтобы обладать
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-80-320.jpg)
![этим знанием, которое одно лишь из всех остальных видов знания заслуживает имя
мудрости.
— Ты совершенно прав. [...]
— Нечто вроде порядка — вот что такое рассудительность; это власть над определенными
удовольствиями и вожделениями — так ведь утверждают, приводя выражение «преодолеть
самого себя», уж не знаю каким это образом. И про многое другое в этом же роде говорят,
что это — следы рассудительности. Не так ли?
— Именно так.
— Разве это не смешно: «преодолеть самого себя»?[...]
— Это не так, как с мужеством или мудростью: те, присутствуя в какой-либо одной части
государства, делают все государство соответственно либо мужественным, либо мудрым;
рассудительность же в государстве проявляется по-иному: она пронизывает на свой лад
решительно все целиком; пользуясь всеми своими струнами, она заставляет и те, что слабо
натянуты, и те, что сильно, и средние звучать согласно между собою, если угодно, с
помощью разума, а то и силой или, наконец, числом и богатством и всем тому подобным, так
что мы с полным правом могли бы сказать, что эта вот согласованность и есть рассудительность, иначе говоря, естественное созвучие худшего и лучшего в вопросе, о том, чему
надлежит править и в государстве, и в каждом отдельном человеке. [...]
— Между тем государство мы признали справедливым, когда имеющиеся в нем три
различных по своей природе сословия делают каждое свое дело. А рассудительным,
мужественным и мудрым мы признали го-----95----сударство вследствие соответствующего состояния и свойств представителей этих же самых
сословий.
— Верно. [...]
Три начала человеческой души
[...]
— Поистине справедливость была у нас чем-то в таком роде, но не в смысле внешних
человеческих проявлений, а в смысле подлинно внутреннего воздействия на самого себя и на
свои способности. Такой человек не позволит ни одному из имеющихся в его душе начал
выполнять чужие задачи или досаждать друг другу взаимным вмешательством: он правильно
отводит каждому из этих начал действительно то, что им свойственно; он владеет собой,
приводит себя в порядок и становится сам себе другом; он прилаживает друг к другу три
начала своей души, совсем как три основных тона созвучия — высокий, низкий и средний,
да и промежуточные тоны, если они там случатся; все это он связует вместе и так из
множественности достигает собственного единства, рассудительности и слаженности. Таков
он и в своих действиях, касаются ли они приобретения имущества, ухода за своим телом,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-81-320.jpg)
![государственных дел или же частных соглашений. Во всем этом он считает и называет
справедливой и прекрасной ту деятельность, которая способствует сохранению указанного
состояния, а мудростью — умение руководить такой деятельностью. Несправедливой
деятельностью он считает ту, что нарушает все это, а невежеством — мнения, ею руководящие.
— Ты совершенно прав, Сократ.
Справедливое государство и справедливый человек
— Ну что ж, — сказал я. — Если мы признаем, что определили справедливого человека и
справедливое государство, а также проявляющуюся в них справедливость, то нам не
покажется, думаю я, будто мы в чем-то слишком уж заблуждаемся.
— Не покажется, клянусь Зевсом. [...]
— Стало быть, что значит поступать несправедливо и совершать Преступления и, напротив,
поступать по справедливости — все это, не правда ли, уже совершенно ясно, раз
определилось, что такое несправедливость и что такое справедливость? [...]
-----96----Соответствие пяти типов душевного склада пяти типам государственного устройства
— Сколько видов государственного устройства, столько же, пожалуй, существует и видов
душевного склада.
— Сколько же их?
— Пять видов государственного устройства и пять видов души.
— Скажи, какие?
—Я утверждаю, что одним из таких видов государственного устройства будет только что
разобранный нами, но назвать его можно двояко: если среди правителей выделится ктонибудь один, это можно назвать царской властью, если же правителей несколько, тогда это
будет аристократия.
— Верно. [...]
Книга пятая
Роль женщин в идеальном государстве
[...]
— Итак, здесь надо сперва прийти к соглашению, исполнимо это или нет, и решить спорный
вопрос — в шутку ли или серьезно, как кому угодно: способна ли женская часть
человеческого рода принимать участие во всех делах наряду с мужчинами, или же она не
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-82-320.jpg)
![может участвовать ни в одном из этих дел; а может быть, к чему-то она способна, а к другому — нет? То же и насчет военного дела: способны ли они к нему? Не лучше ли всего
начать именно так, чтобы, как положено, наилучшим образом и закончить?
— Конечно. [...]
— Значит, друг мой, не может быть, чтобы у устроителей государства было в обычае
поручать какое-нибудь дело женщине только потому, что она женщина, или мужчине только
потому, что он мужчина. Нет, одинаковые природные свойства встречаются у живых
существ того и другого пола, и по своей природе как женщина, так и мужчина могут
принимать участие во всех делах, однако женщина во всем немощнее мужчины. [...]
— Значит, мы, совершив круг, вернулись к исходному положению и признаем, что
предоставление женам стражей возможности заниматься и мусическим искусством, и
гимнастикой не противоречит природе.
— Нисколько не противоречит. [...]
-----97----Общность жен и детей у стражей (продолжение)
— Все жены этих мужей должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не
сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть родители не знают своих детей,
а дети — родителей. [...]
— [...] Но далее, Главкон, в государстве, где люди процветают, было бы нечестиво допустить
беспорядочное совокупление или какие-нибудь такие дела, да и правители не позволят.
— Да, это совершалось бы вопреки справедливости.
— Ясно, что в дальнейшем мы учредим браки, по мере наших сил, насколько только можно,
священные. [...]
Соотношение своего и общего в государстве
— Так не будет ли вот что началом нашей договоренности: мы сами себе зададим вопрос,
что можем мы называть величайшим благом для государственного устройства, т.е. той
целью, ради которой законодатель и устанавливает законы, и что считаем мы величайшим
злом? Затем нам надо, не правда ли, рассмотреть, несет ли на себе следы этого блага все то,
что мы сейчас разобрали, и действительно ли не соответствует оно злу.
— Это самое главное.
— Может ли быть, по-нашему, большее зло для государства, чем то, что ведет к потере его
единства и распадению на множество частей? И может ли быть большее благо, чем то, что
связует государство и способствует его единству?
— По-нашему, не может быть.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-83-320.jpg)
![— А связует его общность удовольствия или скорби, когда чуть ли не все граждане
одинаково радуются либо печалятся, если что-нибудь возникает или гибнет.
— Безусловно. [...]
— То же можно сказать и о таком государстве, которое более всего по своему состоянию
напоминает отдельного человека. Например, когда кто-нибудь из нас ушибет палец, все
совокупное телесное начало напрягается в направлении к душе как единый строй,
подчиненный началу, в ней правящему, она вся целиком ощущает это и сострадает части,
которой больно; тогда мы говорим, что у этого человека болит палец. То же выражение
применимо к любому другому ощущению человека — к страданию, когда болеет какая-либо
его часть, и к удовольствию, когда она выздоравливает. [...]
-----98----Правителями государства должны быть философы
[...]
— Пока в государствах не будут царствовать философы либо так называемые нынешние
цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется
воедино — государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке
отстранены те люди — а их много, — которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к
философии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол, да и не станет
возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное
устройство, которое мы только что описали словесно. Вот почему я так долго не решался
говорить, — я видел, что все это будет полностью противоречить общепринятому мнению;
ведь трудно людям признать, что иначе невозможно ни личное их, ни общественное
благополучие. [...]
Книга шестая
Еще раз о подлинных правителях государства
[...]
— Попытаюсь разобрать это, если смогу. Я думаю, всякий согласится с нами, что такой
человек, который обладал бы всем, что мы от него требуем для того, чтобы он стал
совершенным философом, редко рождается среди людей — только как исключение. Или ты
так не считаешь?
— Я вполне с тобой согласен. [...]
— Если установленная нами природа философа получит надлежащую выучку, то,
развиваясь, она непременно достигнет всяческой добродетели; но если она посеяна и растет
на неподобающей почве, то выйдет как раз наоборот, разве что придет ей на помощь ктонибудь из богов. Или и ты считаешь, подобно большинству, будто лишь немногие молодые
люди испорчены софистами — некими частными мудрецами и только об этих молодых
людях и стоит говорить? Между тем кто так говорит, они-то и являются величайшими
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-84-320.jpg)
![софистами, в совершенстве умеющими перевоспитывать и переделывать людей на свой лад
— юношей и стариков, мужчин и женщин.
— Кто же это делает?
— Те, кто густой толпой заседают в народных собраниях, либо в судах, или в театрах, в
военных лагерях, наконец, на каких-нибудь иных общих сходах и с превеликим шумом
частью отвергают, частью одобряют чьи-либо выступления или действия, переходя меру и в
том и в
-----99----другом; они кричат, рукоплещут, и вдобавок их брань или похвала гулким эхом отражаются
от скал в том месте, где это происходит, так что шум становится вдвое сильнее.[...]
Книга восьмая
Четыре вида извращенного государственного устройства
— Насколько помню, ты говорил, что имеется четыре вида порочного государственного
устройства и что стоило бы в них разобраться, дабы увидеть их порочность воочию; то же
самое, сказал ты, касается и соответствующих людей: их всех тоже стоит рассмотреть. [...]
Еще о соответствии пяти складов характера пяти видам государственного устройства [...]
— Раз мы начали с рассмотрения государственных нравов, а не отдельных лиц, потому что
там они более четки, то и теперь возьмем сперва государственный строй, основывающийся
на честолюбии (не могу подобрать другого выражения, все равно назовем ли мы его
«тимократией» или «тимархией»), и соответственно рассмотрим подобного же рода
человека; затем — олигархию и олигархического человека; далее бросим взгляд на
демократию и понаблюдаем человека демократического; наконец, отправимся в государство,
управляемое тиранически, и посмотрим, что там делается, опять-таки обращая внимание на
тиранический склад души. [...]
Тимократия
— Ну так давай попытаемся указать, каким способом из аристократического правления
может получиться тимократическое. Может быть, это совсем просто, и изменения в
государстве обязаны своим происхождением раздорам, возникающим внутри той его части,
которая обладает властью? Если же в ней царит согласие, то, хотя бы она была и очень мала,
строй остается незыблемым.
— Да, это так. [...]
«Тимократический» человек
— Каким же станет человек в соответствии с этим государственным строем? Как он
сложится и каковы будут его черты? [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-85-320.jpg)
![— Он пожестче, менее образован и, хотя ценит образованность и охотно слушает других,
сам, однако, нисколько не владеет словом. С
-----100----рабами такой человек жесток, хотя их и не презирает, так как достаточно воспитан; в
обращении со свободными людьми он учтив, а властям чрезвычайно послушен; будучи
властолюбив и честолюбив, он считает, что основанием власти должно быть не умение
говорить или что-либо подобное, но военные подвиги и вообще все военное, потому-то он и
любит гимнастику и охоту.
— Да, именно такой характер развивается при этом государственном строе.
— В молодости такой человек с презрением относится к деньгам, но, чем старше он
становится, тем больше он их любит — сказывается его природная наклонность к
сребролюбию да и чуждая добродетели примесь, поскольку он покинут своим доблестным
стражем. [...]
Олигархия
— Следующим после этого государственным строем была бы, я так думаю, олигархия.
— Что за устройство ты называешь олигархией?
— Это строй, основывающийся на имущественном цензе: у власти стоят там богатые, а
бедняки не участвуют в правлении.
— Понимаю. (...)
— Установление имущественного ценза становится законом и нормой, олигархического
строя: чем более этот строй олигархичен, тем выше ценз; чем менее олигархичен, тем ценз
ниже. Заранее объявляется, что к власти не допускаются те, у кого нет установленного имущественного ценза. Такого рода государственный строй держится применением
вооруженной силы или же был еще прежде установлен путем запугивания. Разве это не
верно?
— Да, верно. [...]
«Олигархический» человек
— Вслед за тем давай рассмотрим и соответствующего человека — как он складывается и
каковы его свойства.
— Конечно, это надо рассмотреть.
— Его переход от тимократического склада к олигархическому совершается главным
образом вот как... [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-86-320.jpg)
![— Увидев, мой друг, все это, пострадав и потеряв состояние, даже испугавшись, думаю я, за
свою голову, он в глубине души свергает с престола честолюбие и присущий ему прежде
яростный дух. Присмирев из-за бедности, он ударяется в стяжательство, в крайнюю
бережли-----101----вость и своим трудом понемногу копит деньги. Что ж, разве, думаешь ты, такой человек не
возведет на трон свою алчность и корыстолюбие и не сотворит себе из них Великого царя в
тиаре и ожерельях, с коротким мечом за поясом?
— По-моему, да.
— А у ног этого царя, прямо на земле, он там и сям рассадит в качестве его рабов разумность
и яростный дух. Он не допустит никаких иных соображений, имея в виду лишь умножение
своих скромных средств. Кроме богатства и богачей, ничто не будет вызывать у него
восторга и почитания, а его честолюбие будет направлено лишь на стяжательство и на все то,
что к этому ведет.
— Ни одна перемена не происходит у юноши с такой быстротой и силой, как превращение
любви к почестям в любовь к деньгам.
— Разве это не пример того, каким бывает человек при олигархическом строе?
я.
— спросил
— Олигархия переходит в демократию примерно следующим образом: причина здесь в
ненасытной погоне за предполагаемым благом, состоящим якобы в том, что надо быть как
можно богаче.
— Как ты это понимаешь?
— Да ведь при олигархии правители, стоящие у власти, будучи богатыми, не захотят
ограничивать законом распущенность молодых людей и запрещать им расточать и губить
свое состояние; напротив; правители будут скупать их имущество или давать им под
проценты ссуду, чтобы самим стать еще богаче и могущественнее.
—Это у них — самое главное.[...]
Демократия
— Демократия, на мой взгляд, осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу,
некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в
гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом
строе происходит большей частью по жребию.
— Да, именно так устанавливается демократия, происходит ли это . силой оружия или же
потому, что ее противники, устрашившись, постепенно отступят.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-87-320.jpg)
![— Как же людям при ней живется? — спросил я. — И каков этот государственный строй?
Ведь ясно, что он отразится и на человеке, который тоже приобретет демократические черты.
[...]
-----102----— Я думаю, что при таком государственном строе люди будут очень различны.
— Конечно.
— Казалось бы, это самый лучший государственный строй. Словно ткань, испещренная
всеми цветами, так и этот строй, испещренный разнообразными нравами, может показаться
всего прекраснее. Вероятно, многие, подобно детям и женщинам, любующимся всем
пестрым, решат, что он лучше всех.
— Конечно.
— При нем удобно, друг мой, избрать государственное устройство.
— Что ты имеешь в виду?
— Да ведь вследствие возможности делать что хочешь он заключает в себе все роды
государственных устройств. Пожалуй, если у кого появится желание, как у нас с тобой,
основать государство, ему необходимо будет отправиться туда, где есть демократия, и уже
там, словно попав на рынок, где торгуют всевозможными правлениями, выбрать то, которое
ему нравится, а сделав выбор, основать свое государство.
— Вероятно, там не будет недостатка в образчиках.
— В демократическом государстве нет никакой надобности принимать участие в
управлении, даже если ты к этому и способен; не обязательно и подчиняться, если ты не
желаешь, или воевать, когда другие воюют, или соблюдать, подобно другим, условия мира,
если ты мира не жаждешь. И опять-таки, если какой-нибудь закон запрещает тебе управлять
либо судить, ты все же можешь управлять и судить, если это тебе придет в голову. Разве не
чудесна на первый взгляд и не соблазнительна подобная жизнь?
— Пожалуй, но лишь ненадолго.
— Далее. Разве не великолепно там милосердие в отношении некоторых осужденных? Или
ты не видел, как при таком государственном строе люди, приговоренные к смерти или к
изгнанию, тем не менее остаются и продолжают вращаться в обществе; словно никому до
него нет дела и никто его не замечает, разгуливает такой человек прямо как полубог.
— Да, и таких бывает много.
— Эта снисходительность вовсе не мелкая подробность демократического строя; напротив, в
этом сказывается презрение ко всему тому, что мы считали важным, когда основывали наше
государство. Если у человека, говорили мы, не выдающаяся натура, он никогда не станет
добродетельным; то же самое, если с малолетства — в играх и в своих
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-88-320.jpg)
![-----103----занятиях — он не соприкасается с прекрасным. Между тем демократический строй,
высокомерно поправ все это, нисколько не озабочен тем, кто от каких занятий переходит к
государственной деятельности. Человеку оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое
расположение к толпе.
— Да, весьма благородная снисходительность!
— Эти и подобные им свойства присущи демократии — строю, не имеющему должного
управления, но приятному и разнообразному. При нем существует своеобразное равенство
— уравнивающее равных и неравных. [...]
«Демократический» человек
[...]
— Когда юноша, выросший, как мы только что говорили, без должного воспитания и в
обстановке бережливости, вдруг отведает меда трутней и попадает в общество опасных и
лютых зверей, которые способны доставить ему всевозможные наслаждения, самые пестрые
и разнообразные, это-то и будет у него, поверь мне, началом перехода от олигархического
типа к демократическому.
— Да, совершенно неизбежно.
— Как в государстве происходит переворот, когда некоторой части его граждан оказывается
помощь извне их единомышленниками, так и юноша меняется, когда некоторой части его
вожделений помогает извне тот вид вожделений, который им родствен и подобен.
— Да, несомненно. [...]
Тирания
— Ну, так давай рассмотрим, милый друг, каким образом возникает тирания. Что она
получается из демократии, это-то, пожалуй, ясно [ ]
—Да.
— А ненасытное стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы, погубили
олигархию.
— Правда.
— Так вот, и то, что определяет как благо демократия и к чему она ненасытно стремится,
именно это ее и разрушает.
— Что же она, по-твоему, определяет как благо?
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-89-320.jpg)
![— Свободу. В демократическом государстве только и слышишь, как свобода прекрасна и что
лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе.
-----104----— Да, подобное изречение часто повторяется.
— Так вот, как я только что и начал говорить, такое ненасытное стремление к одному и
пренебрежение к остальному искажает этот строй и подготовляет нужду в тирании.
— Как это?
— Когда во главе государства, где демократический строй и жажда свободы, доведется
встать дурным виночерпиям, государство это сверх должного опьяняется свободой в
неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно
снисходительны и не предоставляют всем полной свободы, и обвиняет их в мерзком
олигархическом уклоне.
— Да, так оно и бывает.
— Граждан, послушным властям, там смешивают с грязью как ничего не стоящих
добровольных рабов, зато правителей, похожих на подвластных, и подвластных, похожих на
правителей, там восхваляют и почитают как в частном, так и в общественном обиходе. Разве
в таком государстве свобода не распространится неизбежно на все?
— Как же иначе? [...]
— Если собрать все это вместе, самым главным будет, как ты понимаешь, то, что душа
граждан делается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызывает у
них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем, что перестанут
считаться даже с законами — писаными или неписаными, — чтобы уже вообще ни у кого и
ни в чем не было над ними власти.
— Я это хорошо знаю.
— Так вот, мой друг, именно из этого правления, такого прекрасного и по-юношески
дерзкого, и вырастает, как мне кажется, тирания.
— Действительно, оно дерзкое. Что же, однако, дальше?
— Та же болезнь, что развилась в олигархии и ее погубила, еще больше и сильнее
развивается здесь — из-за своеволия — и порабощает демократию. В самом деле, все
чрезмерное обычно вызывает резкое изменение в противоположную сторону, будь то
состояние погоды, растений или тела. Не меньше наблюдается это и в государственных
устройствах.
— Естественно.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-90-320.jpg)
![— Ведь чрезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства
оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством.
— Оно и естественно.
-----105----— Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе
говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство. [...]
Три «части» демократического государства:
трутни, богачи и народ
— Разделим мысленно демократическое государство на три части — да это и в
действительности так обстоит. Одну часть составят подобного рода трутни: они возникают
здесь хоть и вследствие своеволия, но не меньше, чем при олигархическом строе.
— Это так.
— Но здесь они много ядовитее, чем там.
— Почему?
— Там они не в почете, наоборот, их отстраняют от занимаемых должностей, и потому им не
на чем набить себе руку и набрать силу. А при демократии они, за редкими исключениями,
чуть ли не стоят во главе: самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь
говорил иначе. Выходит, что при таком государственном строе всем, за исключением
немногого, распоряжаются подобные люди.
— Конечно.
— Из состава толпы всегда выделяется и другая часть...
— Какая?
— Из дельцов самыми богатыми большей частью становятся и наиболее собранные по своей
природе.
— Естественно.
— С них-то трутням всего удобнее собрать побольше меду.
— Как же его и возьмешь с тех, у кого его мало?
— Таких богачей обычно называют сотами трутней.
— Да, пожалуй.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-91-320.jpg)
![— Третий разряд составляет народ — те, что трудятся своими руками, чужды делячества, да
и имущества у них немного. Они всего многочисленнее и при демократическом строе всего
влиятельнее, особенно когда соберутся вместе. [...]
Печатается по: Платон. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1993. Т. 3. С. 93, 94, 107, 118, 129—
133, 136, 139, 140, 181, 183, 186—189,192, 196—199, 202—204, 207, 218, 219, 221, 226, 229,
230, 232—234, 238, 252, 253, 270—272, 328—330, 333, 335, 336, 338, 339, 341, 343—345,347,
350—353.
-----106----АРИСТОТЕЛЬ
Политика
К н и г а п е р в а я (А)
I. 1. Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение,
всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в
виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу,
причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является
наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и
называется государством или общением политическим. [...]
2. [...] Соответственно общение, естественным путем возникшее для удовлетворения
повседневных надобностей, есть семья. [...]
7. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не
кратковременных только потребностей, — селение. [...]
8. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство,
достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего состояния и возникшее ради
потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что
всякое государство — продукт естественного возникновения, как и первичные общения: оно
является завершением их, в завершении же сказывается природа. [...]
9. Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по
природе, и что человек по природе своей есть существо политическое. [...]
II. 1. Уяснив, из каких элементов состоит государство, мы должны прежде всего сказать об
организации семьи, ведь каждое государство слагается из отдельных семей. Семья в свою
очередь состоит из элементов, совокупность которых и составляет ее организацию. В совершенной семье два элемента: рабы и свободные. Так как исследование каждого объекта
должно начинать прежде всего с рассмотрения мельчайших частей, его составляющих, а
первоначальными и мельчайшими частями семьи являются господин и раб, муж и жена, отец
и дети, то и
-----107-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-92-320.jpg)
![следует рассмотреть каждый из этих трех элементов: что каждый из них представляет собой
и каковым он должен быть.
2. [Отношения, существующие между тремя указанными парными элементами, можно
охарактеризовать] так: господское, брачное (сожительство мужа и жены не имеет особого
термина для своего обозначения) и третье — отцовское (и это отношение не обозначается
особым термином). Пусть их будет три, именно названные нами; существует еще один
элемент семьи, который, по мнению одних, и есть ее организация, а по мнению других,
составляет главнейшую часть ее; я имею в виду так называемое искусство накопления. [...]
4. Собственность есть часть дома, и приобретение есть часть семейной организации: без
предметов первой необходимости нельзя не только хорошо жить, но и вообще жить. [...]
11. Согласно нашему утверждению, во всяком живом существе прежде всего можно
усмотреть власть господскую и политическую. Душа властвует над телом, как господин, а
разум над нашими стремлениями — как государственный муж. Отсюда ясно, сколь
естественно и полезно для тела быть в подчинении у души, а для подверженной аффектам
части души — быть в подчинении у разума и рассудочного элемента души и, наоборот,
какой всегда получается вред при равном или обратном соотношении.
21. [...] Из предыдущего ясно и то, что власть господина и власть государственного мужа,
равно как и все виды власти, не тождественны, как это утверждают некоторые. Одна —
власть над свободными по природе, другая — власть над рабами. Власть господина в семье
— монархия (ибо всякая семья управляется своим господином монархически), власть же
государственного мужа — это власть над свободными и равными.
22. Господином называют не за знания, а за природные свойства;
точно также обстоит дело с рабом и свободным. [...]
V. 1. Наука о домохозяйстве предполагает три элемента власти: во-первых, власть господина
по отношению к рабам (об этом мы говорили выше); во-вторых, отношение отца к детям; втретьих, отношение мужа к жене. Действительно, властвуют и над женой, и над детьми как
существами свободными, но осуществляется эта власть не одинаковым образом.
2. Власть мужа над женой можно сравнить с властью политического деятеля, власть отца над
детьми — с властью царя. Ведь мужчина по своей природе, исключая лишь те или иные
ненормальные отклонения,
-----108----более призван к руководительству, чем женщина, а человек старший и зрелый может лучше
руководить, чем человек молодой и незрелый.
При замещении большей части государственных должностей между людьми властвующими
и подчиненными соблюдается очередность: и те и другие совершенно естественно стремятся
к равенству и к уничтожению всяких различий. Тем не менее, когда одни властвуют, а
другие находятся в подчинении, все-таки является стремление провести различие между
теми и другими в их внешнем виде, в их речах и в знаках почета.[...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-93-320.jpg)
![К н и г а в т о р а я (В)
II. 4. [...] Собственность должна быть общей только в относительном смысле, а вообще —
частной. Ведь когда забота о ней будет поделена между разными людьми, среди них
исчезнут взаимные нарекания; наоборот, получится большая выгода, поскольку каждый
будет с усердием относиться к тому, что ему принадлежит. [...]
III 11. [...] Итак, правильнее суждение тех, кто смешивает несколько видов, потому что тот
государственный строй, который состоит в соединении многих видов, действительно
является лучшим. [...]
IV 12. Основное во всем этом — не столько уравнять собственность, сколько устроить так,
чтобы люди, от природы достойные, не желали иметь больше, а недостойные не имели такой
возможности; это произойдет в том случае, если этих последних поставят в низшее положение, но не станут обижать. [...]
V 1. Гипподам, сын Еврифонта, уроженец Милета, [...] проектировал государство с
населением в десять тысяч граждан, разделенное на три части: первую образуют
ремесленники, вторую — земледельцы, третью — защитники государства, владеющие
оружием. Территория государства также делится на три части: священную, общественную и
частную. Священная — та, с доходов которой должен отправляться установленный
религиозный культ; общественная — та, с доходов которой должны получать средства к
существованию защитники государства; третья находится в частном владении земледельцев.
По его мысли, и законы существуют только троякого вида, поскольку судебные дела
возникают по поводу троякого рода преступлений (оскорбление, повреждение, убийство). 3.
Он предполагал учредить и одно верховное судилище, куда должны переноситься
разбирательства по всем делам, решенным, по мнению тяжущихся, неправильно; в этом
судилище должно состоять определенное число старцев, назначаемых путем избрания.
-----109----Судебные решения в судах должны, по его мнению, выноситься не путем подачи камешков:
каждый судья получает дощечку, на которой следует записать наказание, если судья
безусловно осуждает подсудимого, а если он его безусловно оправдывает, то дощечка
оставляется пустой; в случае же частичного осуждения или оправдания пишется определение. Современные законоположения он считает неправильными: вынося либо
обвинительный, либо оправдательный приговор, судьи вынуждены нарушать данную ими
присягу. 4. Сверх того, он устанавливает закон относительно тех, кто придумывает что-либо
полезное для государства: они должны получать почести; и дети павших на войне должны
воспитываться на казенный счет, коль скоро такого установления еще нет у других. Такого
рода закон в настоящее время существует и в Афинах, и в других государствах. Все
должностные лица должны быть избираемы народом, т.е. теми тремя частями государства, о
которых упомянуто ранее. Избранные должностные лица обязаны иметь попечение о
государственных делах, а также о делах, относящихся к чужестранцам и сиротам. [...]
К н и г а т р е т ь я (Г)
I 1. Исследователю видов государственного строя и присущих им свойств надлежит прежде
всего подвергнуть рассмотрению вопрос о государстве вообще и разобрать, что такое
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-94-320.jpg)
![собственно государство. В настоящее время на этот счет существует разногласие; одни
утверждают, что то или иное действие совершило государство, другие говорят: нет, не
государство, а олигархия или тиран. В самом деле, мы видим, что вся деятельность
государственного мужа и законодателя направлена исключительно на государство (polis), а
государственное устройство (politeia) есть известная организация обитателей государства. 2.
Ввиду того что государство представляет собой нечто составное, подобное всякому целому,
но состоящему из многих частей, ясно, что сначала следует определить, что такое гражданин
(polites), ведь государство есть совокупность граждан. Итак, должно рассмотреть, кого
следует называть гражданином и что такое гражданин. Ведь часто мы встречаем разногласие
в определении понятия гражданина: не все согласны считать гражданином одного и того же;
тот, кто в демократии гражданин, в олигархии часто уже не гражданин.
5. [...] Мы же считаем гражданами тех, кто участвует в суде и в народном собрании.
Примерно такое определение понятия гражданина лучше всего подходит ко всем тем, кто
именуется гражданами.
-----110----II 1. [...] Гражданин, говорим мы, находится в таком же отношении к государству, в каком
моряк на судне — к остальному экипажу. Хотя моряки на судне занимают неодинаковое
положение: один из них гребет, другой правит рулем, третий состоит помощником рулевого,
четвертый носит какое-либо иное соответствующее наименование, все же, очевидно,
наиболее точное определение добродетели каждого из них в отдельности будет подходить
только к нему одному, но какое-либо общее определение будет приложимо в равной степени
ко всем; ведь благополучное плавание — цель, к которой стремятся все моряки в совокупности и каждый из них в отдельности. 2. То же самое и по отношению к гражданам:
хотя они и не одинаковы, все же их задача заключается в спасении составляемого ими
общения, а общением этим является государственный строй. [...]
9. [...] Но существует и такая власть, в силу которой человек властвует над людьми себе
подобными и свободными. Эту власть мы называем властью государственной; проявлять ее
правитель должен научиться, пройдя сам школу подчинения; например, чтобы быть
гиппархом, нужно послужить в коннице, чтобы стать стратегом, нужно послужить в строю,
быть лохагом, таксиархом. И совершенно правильно утверждение, что нельзя хорошо
начальствовать, не научившись повиноваться. [...] 11. Рассудительность — вот единственная
отличительная добродетель правителя; остальные добродетели являются, по-видимому,
необходимым общим достоянием и подчиненных, и правителей; от подчиненного нечего
требовать рассудительности как добродетели, но нужно требовать лишь правильного
суждения; подчиненный — это как бы мастер, делающий флейты, а правитель — это
флейтист, играющий на его флейте. [...]
IV 1. [...] Государственное устройство (politeia) — это распорядок в области организации
государственных должностей вообще, и в первую очередь верховной власти: верховная
власть повсюду связана с порядком государственного управления (politeyma), а последний и
есть государственное устройство. Я имею в виду, например, то, что в демократических
государствах верховная власть — в руках народа; в олигархиях, наоборот, в руках немногих;
поэтому и государственное устройство в них мы называем различным. С этой точки зрения
мы будем судить и об остальном.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-95-320.jpg)
![V 1. Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного
управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная
власть непременно находится в
-----111----руках либо одного, либо немногих, либо большинства. [...] 2. Монархическое правление,
имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть
немногих, но более чем одного — аристократией (или потому, что правят лучшие, или
потому, что имеется и виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради
общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех
видов государственного устройства, — политая. [...] 4. Отклонения от указанных устройств
следующие: от царской власти — тирания, от аристократии — олигархия, от политии —
демократия. Тирания — монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя;
олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия — выгоды неимущих; общей
же пользы ни одна из них в виду не имеет.[...]
5. Тирания, как мы сказали, есть деспотическая монархия в области политического общения;
олигархия — тот вид, когда верховную власть в государственном управлении имеют
владеющие собственностью; наоборот, при демократии эта власть сосредоточена не в руках
тех, кто имеет большое состояние, а в руках неимущих. [...] 7. Итак, из приведенных
соображений, по-видимому, вытекает следующее: тот признак, что верховная власть
находится либо в руках меньшинства, либо в руках большинства, есть признак случайный и
при определении того, что такое олигархия, и при определении того, что такое демократия,
так как повсеместно состоятельных бывает меньшинство, а неимущих большинство; значит,
этот признак не может служить основой указанных выше различий. То, чем различаются
демократия и олигархия, есть бедность и богатство; вот почему там, где власть основана —
безразлично, у меньшинства или большинства — на богатстве, мы имеем дело с олигархией,
а где правят неимущие, там перед нами демократия. [...]
8. [...] Так, например, справедливость, как кажется, есть равенство, и так оно и есть, но
только не для всех, а для равных; и неравенство также представляется справедливостью, и
так и есть на самом деле, но опять-таки не для всех, а лишь для неравных. Между тем
упускают из виду вопрос «для кого?» и потому судят дурно; причиной этого является то, что
судят о самих себе, в суждении же о своих собственных делах едва ли не большинство людей
— плохие судьи. 9. Так как справедливость — понятие относительное и различается столько
же в зависимости от свойств объекта, сколько и от свойств субъекта. [...]
13. [...] Итак, ясно, что государство не есть общность местожительства, оно не создается в
целях предотвращения взаимных обид или ради
-----112----удобств обмена. Конечно, все эти условия должны быть налицо для существования
государства, но даже и при наличии их всех, вместе взятых, еще не будет государства; оно
появляется лишь тогда, когда образуется общение между семьями и родами ради благой
жизни, в целях совершенного и самодовлеющего существования.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-96-320.jpg)
![VI 3. [... ] Не лучше ли, если власть будет сосредоточена в руках одного, самого дельного?
Но тогда получится скорее приближение к олигархии, так как большинство будет лишено
политических прав. Пожалуй, кто-либо скажет: вообще плохо то, что верховную власть
олицетворяет собой не закон, а человек, душа которого подвержена влиянию страстей.
Однако если это будет закон, но закон олигархический или демократический, какая от него
будет польза при решении упомянутых затруднений? Получится опять-таки то, о чем сказано
выше. 4. Об остальных вопросах речь будет в другом месте. А то положение, что предпочтительнее, чтобы верховная власть находилась в руках большинства, нежели
меньшинства, хотя бы состоящего из наилучших, может считаться, по-видимому,
удовлетворительным решением вопроса и заключает в себе некое оправдание, а пожалуй,
даже и истину. Ведь может оказаться, что большинство, из которого каждый сам по себе и не
является дельным, объединившись, окажется лучше тех, не порознь [...]
6. [...] Над чем, собственно, должна иметь верховную власть масса свободнорожденных
граждан, т.е. все те, кто и богатством не обладает, и не отличается ни одной выдающейся
добродетелью? Допускать таких к занятию высших должностей не безопасно: не обладая
чувством справедливости и рассудительностью, они могут поступать то несправедливо, то
ошибочно. С другой стороны, опасно и устранять их от участия во власти: когда в
государстве много людей лишено политических прав, когда в нем много бедняков, такое
государство неизбежно бывает переполнено враждебно настроенными людьми. Остается
одно: предоставить им участвовать в совещательной и судебной власти.
12. [...] Ведь властью является не член суда, не член совета, не член народного собрания, но
суд, совет и народное собрание; каждый из поименованных членов представляет собой
только составную часть самих учреждений (я называю такими составными частями членов
совета, народного собрания и суда), так что народная масса с полным правом имеет в своих
руках верховную власть над более важными делами: и народное собрание, и совет, и суд
состоят из многих, да и имуществен-----113----ный ценз всех, вместе взятых, превышает имущественный ценз каждого в отдельности или
немногих, занимающих высокие посты в государстве.
VII 8. [...] Равным образом справедливы и притязания большинства предпочтительно перед
меньшинством, потому что большинство во всей его совокупности и сильнее, и богаче, и
лучше по сравнению с меньшинством. [...]
X 1. Итак, вот четыре вида царской власти: во-первых, царская власть героических времен,
основанная на добровольном подчинении ей граждан, но обладавшая ограниченными
полномочиями, а именно: царь был военным предводителем, судьей и ведал религиозным
культом; во-вторых, царская власть у варваров, наследственная и деспотическая по закону; втретьих, так называемая эсимнетия — выборная тирания и, в-четвертых, царская власть в
Лакедемоне, представляющая собой в сущности наследственную и пожизненную стратегию.
Эти четыре вида различаются указанными выше свойствами. 2. Пятым видом царской власти
будет тот, когда один человек является неограниченным владыкой над всем, точно так же
как управляет общими делами то или иное племя или государство. [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-97-320.jpg)
![7. Если правление нескольких людей, всех одинаково хороших, следует считать
аристократией, а правление одного лица — царской властью, то аристократия оказалась бы
для государства предпочтительнее царской власти, все равно, будет ли власть опираться на
вооруженную силу или же обойдется без нее, лишь бы только оказалось возможным
привлечь к правлению нескольких подобных людей. [...]
XI 3. Поэтому справедливость требует, чтобы все равные властвовали в той же мере, в какой
они подчиняются, и чтобы каждый поочередно то повелевал, то подчинялся. Здесь мы уже
имеем дело с законом, ибо порядок и есть закон. Поэтому предпочтительнее, чтобы властвовал закон, а не кто-либо один из среды граждан. На том же самом основании, даже если
будет признано лучшим, чтобы власть имели несколько человек, следует назначать этих
последних стражами закона и .его слугами. [...]
10. [...] Уже самой природой заложены одно начало права и пользы для деспотии, другое —
для царской власти, третье — для политии; только для тирании такого начала природа не
создала, равно как и для остальных видов государственного устройства, являющихся
отклонениями, потому что все эти виды противоестественны. Из сказанного ранее также
ясно, что среди подобных и равных полновластное господство одного над всеми не является
ни полезным, ни справедливым не-----114----зависимо от того, есть ли законы или их нет, и этот один сам олицетворяет закон, и
независимо от того, хороший ли царствует над хорошими, или плохой над плохими, или
добродетельный над менее добродетельными. [...]
11. Но прежде всего следует определить, что должно разуметь под началами монархическим,
аристократическим и политическим. Монархическое начало предполагает для своего
осуществления такую народную массу, которая по своей природе призвана к тому, чтобы отдать управление государством представителю какого-либо рода, возвышающемуся над нею
своей добродетелью. Аристократическое начало предполагает также народную массу,
которая способна, не поступаясь своим достоинством свободнорожденных людей, отдать
правление государством людям, призванным к тому благодаря их добродетели. Наконец, при
осуществлении начала политии народная масса, будучи в состоянии и подчиняться и
властвовать на основании закона, распределяет должности среди состоятельных людей в
соответствии с их заслугами.
XII 1. Из трех видов государственного устройства, какие мы признаем правильными,
наилучшим, конечно, является тот, в котором управление сосредоточено в руках наилучших.
[...]
К н и г а ч е т в е р т а я (Д)
II 1. В нашем предыдущем рассуждении о видах государственного устройства мы
распределили их так: три вида правильные — царская власть, аристократия, полития — и три
отклоняющиеся от них, тирания — от царской власти, олигархия — от аристократии,
демократия — от политии. Об аристократии и царской власти говорилось выше
(рассмотрение наилучшего вида государственного строя равносильно рассуждению именно
об аристократии и царской власти и определению того, что скрывается под этими
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-98-320.jpg)
![названиями, так как и аристократия, и царская власть предполагают для своего
осуществления наличие добродетели, которой сопутствуют благоприятные внешние
условия). Было определено ранее также и то, в чем отличие аристократии от царской власти
и когда государственный строй следует считать царской властью. Остается, таким образом,
подвергнуть обсуждению тот вид государственного устройства, который носит общее
название политии, а также остальные, т.е. олигархию, демократию и тиранию.
2. Ясно, какой из видов, отклоняющихся от правильных, является наихудшим и какой ближе
всего к нему. Конечно, наихудшим видом
-----115----будет тот, который оказывается отклонением от первоначального и самого божественного из
всех видов государственного строя. Царская власть, если это не пустой звук, если она
существует действительно, основывается на высоком превосходстве царствующего. Таким
образом, тирания, как наихудший из видов государственного устройства, отстоит далее всего
от самой его сущности; к ней непосредственно примыкает олигархия (аристократия далеко
не то же, что олигархия); наиболее же умеренный из отклоняющихся видов — демократия.
III 4. Однако главными видами государственного устройства, по-видимому, являются два —
демократия и олигархия, подобно тому как говорят главным образом о двух ветрах —
северном и южном, а на остальные смотрят как на отклонение от этих двух. [...]
8. [...] Таким образом, демократией следует считать такой строй, когда свободнорожденные и
неимущие, составляя большинство, имеют верховную власть в своих руках, а олигархией —
такой строй, при котором власть находится в руках людей богатых и благородного происхождения и образующих меньшинство.
15. [...] О том, что существует несколько видов государственного устройства и в силу каких
причин, сказано ранее. Теперь поговорим о том, что существует несколько видов демократии
и олигархии.
IV 2. Характерным отличием так называемого первого вида демократии служит равенство.
Равенство же, гласит основной закон этой демократии, состоит в том, что ни неимущие, ни
состоятельные не имеют ни в чем каких-либо преимуществ; верховная власть не сосредоточена в руках тех или других, но те и другие равны. Если, как полагают некоторые,
свобода и равенство являются важнейшими признаками демократии, то это нашло бы свое
осуществление главным образом в том, чтобы все непременно принимали участие в
государственном управлении. А так как народ представляет в демократии большинство,
постановления же большинства имеют решающее значение, то такого рода государственный
строй и является демократическим. Итак, вот один вид демократии.
3. Другой ее вид — тот, при котором занятие должностей обусловлено, хотя бы и невысоким,
имущественным цензом. Обладающий им должен получить доступ к занятию должностей,
потерявший ценз лишается этого прав. Третий вид демократии — тот, при котором все
граждане, являющиеся бесспорно таковыми по своему происхождению, имеют право на
занятие должностей, властвует же закон. Четвертый вид демократии — тот, при котором
всякий, лишь бы он был граж-
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-99-320.jpg)
![6. Виды олигархии следующие. Первый вид — когда собственность, не слишком большая, а
умеренная, находится в руках большинства; собственники в силу этого имеют возможность
принимать участие в государственном управлении; а поскольку число таких людей велико,
то верховная власть неизбежно находится в руках не людей, но закона. Ведь в той мере, в
какой они далеки от монархии, — если их собственность не столь значительна, чтобы они
могли, не имея забот, пользоваться досугом, и ни столь ничтожна, чтобы они нуждались в
содержа-----119----нии от государства, — они неизбежно будут требовать, чтобы у них господствовал закон, а
не они сами. 7. Второй вид олигархии: число людей, обладающих собственностью, меньше
числа людей при первом виде олигархии, но самый размер собственности больше; имея
большую силу, эти собственники предъявляют и больше требований; поэтому они сами
избирают из числа остальных граждан тех, кто допускается к управлению; но вследствие
того, что они не настолько еще сильны, чтобы управлять без закона, они устанавливают
подходящий для них закон. 8. Если положение становится более напряженным в том отношении, что число собственников становится меньше, а самая собственность больше, то
получается третий вид олигархии — все должности сосредоточиваются в руках
собственников, причем закон повелевает, чтобы после их смерти сыновья наследовали им в
должностях. Когда же собственность их разрастается до огромных размеров и они
приобретают себе массу сторонников, то получается династия, близкая к монархии, и тогда
властителями становятся люди, а не закон — это и есть четвертый вид олигархии,
соответствующий крайнему виду демократии.
9. Кроме демократии и олигархии есть еще два вида государственного устройства. [...] Эти
четыре вида суть: монархия, олигархия, демократия и так называемая аристократия. Пятый
вид государственного устройства носит название, служащее обозначением государственного
устройства вообще, — его называют просто политией. Этот вид встречается не часто,
поэтому его и упускают из виду те, кто ставит своей задачей перечисление отдельных видов
государственного устройства; в своем перечислении они, как и Платон, ограничиваются
только четырьмя видами.
10. Аристократией с полным основанием можно назвать тот вид государственного
устройства, о котором речь шла в предыдущем рассуждении. Именно: аристократией, по
справедливости, можно признавать только тот вид государственного устройства, когда
управляют мужи, безусловно наилучшие с точки зрения добродетели, а не те, кто доблестен
при некоторых предпосылках; ведь только при этом виде государственного устройства
хороший муж и хороший гражданин — одно и то же, тогда как при остальных хорошими
бывают применительно к данному государственному строю. Однако существуют некоторые
виды государственного устройства, отличающиеся от олигархических и от так называемой
политии и именуемые аристократическими. Это такие виды, при которых избрание на
должности обусловливается не только богатством, но и высокими нравственными
качествами. 11. Такой вид
-----120----государственного устройства отличается от обоих и носит имя аристократии. Ибо и в тех
государствах, которые вообще не предъявляют особенных требований к добродетели
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-102-320.jpg)
![граждан, встречаются все-таки люди, пользующиеся доброй славой и слывущие людьми
порядочными.
[...]
VI 1. Нам остается сказать еще о так называемой политии и о тирании. Политию мы отнесли
сюда, хотя она, равно как и только что упомянутые разновидности аристократии, не является
отклонением. [...]
2. Сущность ее станет более ясной, после того как определен характер олигархии и
демократии. Говоря попросту, полития является как бы смешением олигархии и демократии.
Те виды государственного строя, которые имеют уклон в сторону демократии, обычно
называются политиями, а те, которые склоняются скорее в сторону олигархии, обыкновенно
именуются аристократиями, потому что люди, имеющие больший имущественный достаток,
чаще всего бывают и более образованными, и более благородного происхождения. [...]
IX 1. Какой же вид государственного устройства наилучший? [...]
3. [...] В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и
третьи, стоящие посредине между теми и другими. (...]Люди первого типа становятся по
преимуществу наглецами и крупными мерзавцами. Люди второго типа часто делаются
злодеями и мелкими мерзавцами. А из преступлений одни совершаются из-за наглости,
другие — вследствие подлости. Сверх того, люди обоих этих типов не уклоняются от власти,
но ревностно стремятся к ней, а ведь и то и другое приносит государствам вред.
8. Итак, ясно, что наилучшее государственного общение — то, которое достигается
посредством средних, и те государства имеют хороший строй, где средние представлены в
большем количестве, где они — в лучшем случае — сильнее обеих крайностей или по
крайней мере каждой из них в отдельности. Соединившись с той или другой крайностью,
они обеспечивают равновесие и препятствуют перевесу противников. Поэтому величайшим
благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью
средней, но достаточной; а в тех случаях, когда одни владеют слишком многим, другие же
ничего не имеют, возникает либо крайняя демократия, либо олигархия в чистом виде, либо
тирания, именно под влиянием противоположных крайностей. Ведь тирания образуется как
из чрезвычайно распущенной демократии, так и из олигархии, значительно реже — из
средних видов государственного строя. [...]
|
-----121----Х 4. Только там, где в составе населения средние имеют перевес либо над обеими
крайностями, либо над одной из них, государственный строй может рассчитывать на
устойчивость; не может быть опасения, что богатые, войдя в соглашение с бедными,
ополчатся на средних: никогда ни те ни другие не согласятся быть рабами друг друга; если
же они будут стремиться создать такое положение, какое удовлетворило бы и тех и других,
то им не найти никакого иного государственного устройства, помимо среднего. [...]
К н и г а п я т а я (Е)
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-103-320.jpg)
![I 4. Вот каковы бывают, так сказать, первоисточники внутренних междоусобиц, вот где
зарождаются мятежи. Поэтому и государственные перевороты встречаются двоякого рода:
иногда посягают на существующее государственное устройство, чтобы заменить его другим,
например демократическое — олигархическим, олигархическое — демократическим,
олигархию и демократию — аристократией и политией или наоборот; иногда на
существующее государственное устройство не посягают, оно остается прежним, но
стремятся сами взять в свои руки правление, например в олигархии или монархии.
6. [...] Вообще повсюду причиной возмущений бывает отсутствие равенства, коль скоро ему
не соответствует действительное неравенство, ведь и пожизненная царская власть есть
неравенство, если она имеется среди равных. И возмущения поднимаются вообще ради
достижения равенства. [...] 9. Как бы то ни было, демократический строй представляет
большую безопасность и реже влечет за собой внутренние распри, нежели строй
олигархический. В олигархиях таятся зародыши двоякого рода неурядиц: раздоры друг с
другом и с народом; в демократиях же — только с олигархией; сам против себя народ — и
это следует подчеркнуть — бунтовать не станет. Сверх того, государственное устройство,
основанное на господстве средних, ближе к демократии, нежели к олигархии, а она из
упомянутых нами государственных устройств пользуется наибольшей безопасностью.
III 1. Итак, внутренние распри возникают не по причине мелочей, но из мелочей; распри
поднимаются всегда по поводу дел важных. [...]
7. [...] Государственный строй изменяется и в том случае, когда окажется, что
противоположные части государства, например богатые и простой народ, уравняются в
количестве, а средних граждан не будет вовсе или их будет совсем незначительное число.
Если одна из указан-----122----ных частей достигнет большого перевеса, то другая не хочет рисковать вступать с ней в
борьбу. [...]
IV 1. [...] В демократиях перевороты чаще всего вызываются необузданностью демагогов,
которые, с одной стороны, путем ложных доносов по частным делам на состоятельных
людей заставляют этих последних сплотиться (ведь общий страх объединяет и злейших
врагов), а с другой стороны, натравливают на них народную массу. [...]
VI 3. Но главной причиной крушения политий и аристократий являются встречающиеся в
самом их государственном строе отклонения от справедливости. Начало крушения
заключается в том, что в политии в неправильном соотношении объединены демократия и
олигархия, в аристократии же — та и другая и еще добродетель, в особенности же указанные
два элемента. Имею в виду демократию и олигархию, потому что именно их пытаются
соединить политии и большая часть так называемых аристократий. 4. Ведь и отличаются
аристократии от так называемых политий именно в этом отношении, а поэтому первые
менее, вторые более устойчивы. Те государственные устройства, которые отклоняются более
в сторону олигархии, называют аристократическими, а те, которые более склоняются в
сторону демократии, — политиями. Поэтому последние более прочны, чем первые:
большинство имеет большую силу, и люди больше любят порядок, при котором осуществляется равноправие, тогда как обладатели большого состояния, если государственный строй
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-104-320.jpg)
![предоставит им значительный перевес, стремятся проявить наглость и корыстолюбие. 5.
Вообще, в какую сторону клонится государственный строй, в том направлении и происходит
изменение, так как те и другие стремятся усилить то, что им выгодно; полития, например,
перейдет в демократию, аристократия — в олигархию. Или изменение пойдет в
противоположном направлении, т.е. аристократия обратится в демократию (если менее
обеспеченные, терпя обиды, станут тянуть в противоположную сторону), а полития — в
олигархию. Ведь устойчивым государственным строем бывает единственно такой, при
котором осуществляется равенство в соответствии с достоинством и при котором каждый
пользуется тем, что ему принадлежит.
VII 9. Но самое главное при всяком государственном строе — это посредством законов и
остального распорядка устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было
наживаться. За этим с особой тщательностью должно следить в государствах
олигархических. [...] 10. Если бы кому-нибудь удалось устроить это, то единственно таким
об-----123----разом мыслимо объединение демократии и аристократии: стало бы возможным и для знати,
и для народной массы иметь то» чего и та и другая для себя желает. Ведь, с одной стороны,
допустить всех к правлению — правило демократическое, с другой — занятие должностей
знатными — правило аристократическое; а это будет в том случае, когда нельзя будет
наживаться, занимая должности. [...]
14. Тремя качествами должны обладать те, кто намерен занимать высшие должности: вопервых, сочувствовать существующему государственному строю; затем, иметь большие
способности к выполнению обязанностей, сопряженных с должностью; в-третьих,
отличаться добродетелью и справедливостью, соответствующими каждому виду государственного строя. [...]
20. Но самое важное из всех указанных нами способствующих сохранению государственного
строя средств, которым ныне все пренебрегают, — это воспитание в духе соответствующего
государственного строя. Никакой пользы не принесут самые полезные законы, единогласно
одобренные всеми причастными к управлению государством, если граждане не будут
приучены к государственному порядку и в духе его воспитаны, а именно если законы
государства демократические — и духе демократии, если олигархические — в духе
олигархии; ведь если недисциплинирован один, недисциплинированно и все государство.
VIII 6. Царь должен наблюдать за тем, чтобы владеющие собственностью не терпели
никаких обид, а народ ни в чем не терпел оскорблений. Тиран же, как неоднократно
указывалось, не обращает никакого понимания на общественные интересы, разве что ради
собственной выгоды. Цель тирана — приятное, цель царя — прекрасное. Поэтому тиран
видит свое преимущество в том, чтобы приумножить свои средства; царь же главным
образом в приумножении чести. [...]
IX 8. Все то, что мы до сих пор рассмотрели, можно, коротко говоря, гнести к трем пунктам.
Именно, тиран стремится к трем целям: во-первых, вселить малодушие в своих подданных,
так как человек малодушный не станет составлять против него заговоры; во-вторых,
поселить взаимное недоверие — тирания может пасть только тогда, когда некоторые
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-105-320.jpg)
![граждане будут доверять друг другу, поэтому тираны — враги порядочных людей, как
опасных для их власти, и не только потому, что эти люди не выносят деспотической власти,
но и потому, что они пользуются доверием как в своей среде, так и среди других и не станут
заниматься доносами ни на своих, ни на чужих; в-третьих, лишить людей политической
энергии: никто не решится на невозможное, значит, и на низ-----124----вержение тирании, раз у него нет на то силы. 9. На указанные три цели направлены все
помыслы тиранов. Их можно было бы свести к следующим предпосылкам: чтобы люди не
доверяли друг другу; чтобы не могли действовать; чтобы прониклись малодушием. [...]
К н и г а с е д ь м а я (Н)
II 3. Итак, ясно, что наилучшим государственным строем должно признать такой,
организация которого дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить
счастливо. Но даже те, которые согласны в том, что всего более предпочтительна жизнь,
согласная с требованиями добродетели, спорят, чему отдать предпочтение: политической ли
и практически деятельной жизни или такой жизни, которая свободна от всякой внешней
деятельности, например, той созерцательной жизни, какую некоторые только и считают
достойной философа. Легко видеть, что люди, всего выше ставящие достоинство и честь,
почти всегда избирают один из этих двух образов жизни — практически деятельный и
философский; так было раньше, так обстоит дело и теперь.
IV 2. [...] Первым условием для обеспечения существования государства является
совокупность граждан; возникает вопрос, как велико должно быть их количество, какие они
должны иметь природные качества, точно так же какого размера должна быть территория и
каковы должны быть ее свойства.
5. Опыт подсказывает, однако, как трудно, чтобы не сказать невозможно, слишком
многонаселенному государству управляться хорошими законами; по крайней мере мы
видим, что все те государства, чье устройство слывет прекрасным, не допускают
чрезмерного увеличения своего народонаселения. [...]
VII 4. Итак, мы должны перечислить задачи государства, и тогда вопрос станет ясным.
Должно быть прежде всего пропитание; затем — ремесла (человеческая жизнь нуждается во
многих орудиях); в-третьих, оружие (оружие необходимо для участников государственного
общения как для поддержания власти против неповинующихся внутри государства, так и
против внешних врагов, если они попытаются нанести обиду); также известный запас
денежных средств для собственных надобностей и для военных нужд; в-пятых, и это прежде
всего, попечение о религиозном культе, т.е. то, что называется жречеством; в-шестых по
счету, но самое необходимое — решение о том, что полезно и что справедливо в отношениях
граждан между собой.
-----125----XII 1. [...] Благо при всех обстоятельствах зависит от соблюдения двух условий: одно из них
— правильное установление задачи и конечной цели всякого рода деятельности, второе —
отыскание всякого рода средств, ведущих к конечной цели. Может случиться, что оба этих
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-106-320.jpg)
![требования будут противоречить друг другу, и может случиться, что они будут совпадать,
ведь иногда цель определена прекрасно, но совершаются ошибки в средствах, ведущих к ее
достижению; в другой раз имеются все средства, ведущие к достижению цели, но сама цель
поставлена плохо. [...]
Печатается по: Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1983. Т. 4. С.376—378, 380, 381, 383, 386,
398, 410, 418, 422—424, 444, 445, 449, 452, 455, 457—459, 461 —464, 466, 470, 476, 477, 479,
481, 483, 484, 488, 489, 491, 492, 495—502, 506—508, 511, 527—529, 533, 535, 536, 542, 543,
547, 548, 551, 553, 561, 562, 591, 596, 597, 603, 612.
МАКИАВЕЛЛИ Н.
Государь
Глава I
Скольких видов бывают государства и как они приобретаются
Все государства, все державы, обладавшие или обладающие властью над людьми, были и
суть либо республики, либо государства, управляемые единовластно. Последние могут быть
либо унаследованными — если род государя правил долгое время, либо новыми. Новым
может быть либо государство в целом — таков Милан для Франческо Сфорца; либо его
часть, присоединенная к унаследованному государству вследствие завоевания — таково
Неаполитанское королевство для короля Испании. Новые государства разделяются на те, где
подданные привыкли повиноваться государям, и те, где они искони жили свободно;
государства приобретаются либо своим, либо чужим оружием, либо милостью судьбы, либо
доблестью.
Г л а в а II
О наследственном единовластии
Я не стану касаться республик, ибо подробно говорю о них в другом месте. Здесь я перейду
прямо к единовластному правлению и, держась
-----126----намеченного выше порядка, разберу, какими способами государи могут управлять
государствами и удерживать над ними власть.
[...) Ибо у государя, унаследовавшего власть, меньше причин и меньше необходимости
притеснять подданных, почему они и платят ему большей любовью, и если он не
обнаруживает чрезмерных пороков, вызывающих ненависть, то закономерно пользуется
благорасположением граждан. Давнее и преемственное правление заставляет забыть о
бывших некогда переворотах и вызвавших их причинах, тогда как всякая перемена
прокладывает путь другим переменам.
Г л а в а III
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-107-320.jpg)
![О смешанных государствах
Трудно удержать власть новому государю. И даже наследному государю, присоединившему
новое владение — так что государство становится как бы смешанным, — трудно удержать
над ним власть прежде всего вследствие той же естественной причины, какая вызывает перевороты во всех новых государствах. А именно: люди, веря, что новый правитель окажется
лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что
обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять-таки
естественно и закономерно, так как завоеватель притесняет новых подданных, налагает на
них разного рода повинности и обременяет их постоями войска, как это неизбежно бывает
при завоевании. И таким образом наживает врагов в тех, кого притеснил, и теряет дружбу
тех, кто способствовал завоеванию, ибо не может вознаградить их в той степени, в какой они
ожидали, но не может и применить к ним крутые меры, будучи им обязан — ведь без их
помощи он не мог бы войти в страну, как бы ни было сильно его войско. (...)
[...] В первом случае удержать завоеванное нетрудно, в особенности если новые подданные и
раньше не знали свободы. Чтобы упрочить над ними власть, достаточно искоренить род
прежнего государя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего
другого не может произойти беспокойства. [...]
Другое отличное средство — учредить в одном-двух местах колонии, связующие новые
земли с государством завоевателя. Кроме этой есть лишь одна возможность — разместить в
стране значительное количество кавалерии и пехоты. Колонии не требуют больших
издержек, устройств и содержание их почти ничего не стоят государю, и разоряют они лишь
тех жителей, чьи поля и жилища отходят новым поселенцам [...] По каковому поводу
уместно заметить, что людей следует либо ласкать,
-----127----либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может; из
чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести.
Если же вместо колоний поставить в стране войско, то содержание его обойдется гораздо
дороже и поглотит все доходы от нового государства, вследствие чего приобретение
обернется убытком; к тому же от этого пострадает гораздо больше людей, так как постои
войска обременяют все население, отчего каждый, испытывая тяготы, становится врагом
государю, а также враги могут ему повредить, ибо хотя они и побеждены, но остаются у себя
дома. Итак, с какой стороны ни взгляни, содержание подобного гарнизона вредно, тогда как
учреждение колоний полезно. [...]
Поистине страсть к завоеваниям — дело естественное и обычное; и тех, кто учитывает при
этом свои возможности, все одобрят или же никто не осудит; но достойную осуждения
ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям
какой угодно ценой. [...]
[...] Как показал опыт, Церковь и Испания благодаря Франции расширили свои владения в
Италии, а Франция благодаря им потеряла там все. Отсюда можно извлечь вывод,
многократно подтверждавшийся: горе тому, кто умножает чужое могущество, ибо оно
добывается умением или силой, а оба эти достоинства не вызывают доверия у того, кому
могущество достается.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-108-320.jpg)
![Г л а в а XV
О том, за что людей, в особенности государей, восхваляют или порицают
[...] Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра
и пользоваться этим умением смотря по надобности.
Если же говорить не о вымышленных, а об истинных свойствах государей, то надо сказать,
что во всех людях, а особенно в государях, стоящих выше прочих людей, замечают те или
иные качества, заслуживающие похвалы или порицания. А именно: говорят, что один щедр,
другой скуп — если взять тосканское слово, ибо жадный на нашем наречии — это еще и тот,
кто хочет отнять чужое, а скупым мы называем того, кто слишком держится за свое, — один
расточителен, другой алчен; один жесток, другой сострадателен; один честен, другой
вероломен; один изнежен и малодушен, другой тверд духом и смел; этот снисходителен, тот
надменен; этот распутен, тот целомудрен; этот лукав, тот прямодушен;
-----128----этот упрям, тот покладист; этот легкомыслен, тот степенен; этот набожен, тот нечестив и так
далее. Что может быть похвальнее для государя, нежели соединять в себе все лучшие из
перечисленных качеств? Но раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни
добродетели, ни неуклонно им следовать, то благоразумному государю следует избегать тех
пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же — воздерживаться по мере
сил, но не более. И даже пусть государи не боятся навлечь на себя обвинения в тех пороках,
без которых трудно удержаться у власти, ибо, вдумавшись, мы найдем немало такого, что на
первый взгляд кажется добродетелью, а в действительности пагубно для государя и,
наоборот: выглядит как порок, а на деле доставляет государю благополучие и безопасность.
Г л а в а XVIII
О том, как государи должны держать слово
Излишне говорить, сколь похвальная в государе верность данному слову, прямодушие и
неуклонная честность. Однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались
лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца;
такие государи в конечном счете преуспели куда больше, чем те, кто ставил на честность.
Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых,
силой. Первый способ присущ человеку, второй — зверю; но так как первое часто
недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен
усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя. Не это ли иносказательно внушают
нам античные авторы, повествуя о том, как Ахилла и прочих героев древности отдавали на
воспитание кентавру Хирону, дабы они приобщились к его мудрости? Какой иной смысл
имеет выбор в наставники получеловека-полузверя, как не тот, что государь должен
совместить в себе обе эти природы, ибо одна без другой не имеет достаточной силы?
Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а
лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и
льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-109-320.jpg)
![чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему
обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать
обещание. Такой совет был бы недо-----129----стойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат,
поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание
всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько
соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое
слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо
еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так
простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет
того, кто даст себя одурачить. [...]
[...] Надо являться в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним,
благочестивым — и быть таковым в самом деле, но внутренне надо сохранять готовность
проявить и противоположные качества, если это окажется необходимо. Следует понимать,
что государь, особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими,
так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова,
против милосердия, доброты и благочестия. Поэтому в душе он всегда должен быть готов к
тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую
сторону задует ветер фортуны, т.е., как было сказано, по возможности не удаляться от добра,
но при надобности не чураться и зла.
Итак, государь должен бдительно следить за тем, чтобы с языка его не сорвалось слова, не
исполненного пяти названных добродетелей. Пусть тем, кто видит его и слышит, он
предстанет как само милосердие, верность, прямодушие, человечность и благочестие,
особенно благочестие. Ибо люди большей частью судят по виду, так как увидеть дано всем, а
потрогать руками — немногим. Каждый знает, каков ты с виду, немногим известно, каков ты
на самом деле, и эти последние не посмеют оспорить мнение большинства, за спиной
которого стоит государство. О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде
не спросишь, заключают по результату, поэтому пусть государи стараются сохранить власть
и одержать победу. Какие бы средства для этого ни употребить, их всегда сочтут
достойными и одобрят, ибо чернь прельщается видимостью и успехом, в мире же нет ничего,
кроме черни, и меньшинству в нем не остается места, когда за большинством стоит государство. Один из нынешних государей, которого воздержусь называть, только и делает,
что проповедует мир и верность, на деле же тому и другому злейший враг; но если бы он
последовал тому, что проповедует, то давно лишился бы либо могущества, либо государства.
-----130----Г л а в а XIX
О том, каким образом избегать ненависти и презрения
Наиважнейшие из упомянутых качеств мы рассмотрели; что же касается прочих, то о них я
скажу кратко, предварив рассуждение одним общим правилом. Государь, как отчасти
сказано выше, должен следить за тем, чтобы не совершить ничего, что могло бы вызвать
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-110-320.jpg)
![ненависть или презрение подданных. Если в этом он преуспеет, то свое дело он сделал, и
прочие его пороки не представят для него никакой опасности. Ненависть государи
возбуждают хищничеством и посягательством на добро и женщин своих подданных. Ибо
большая часть людей довольна жизнью, пока не задеты их честь или имущество; так что
недовольным может оказаться лишь небольшое число честолюбцев, на которых нетрудно
найти управу. Презрение государи возбуждают непостоянством, легкомыслием,
изнеженностью, малодушием и нерешительностью. Этих качеств надо остерегаться как огня,
стараясь, напротив, в каждом действии являть великодушие, бесстрашие, основательность и
твердость. Решения государя касательно частных дел подданных должны быть бесповоротными. и мнение о нем должно быть таково, чтобы никому не могло прийти в голову, что
можно обмануть или перехитрить государя. К правителю, внушившему о себе такое понятие,
будут относиться с почтением; а если известно, что государь имеет выдающиеся достоинства
и почитаем своими подданными, врагам труднее будет напасть на него или составить против
него заговор. Ибо государя подстерегают две опасности — одна изнутри, со стороны
подданных, другая извне — со стороны сильных соседей. С внешней опасностью можно
справиться при помощи хорошего войска и хороших союзников; причем тот, кто имеет
хорошее войско, найдет и хороших союзников. А если опасность извне будет устранена, то и
внутри сохранится мир при условии, что его не нарушат тайные заговоры. Но и в случае
нападения извне государь не должен терять присутствия духа, ибо, если образ его действий
был таков, как я говорю, он устоит перед любым неприятелем. [...]
Что же касается подданных, то когда снаружи мир, то единственное, чего следует опасаться,
— это тайные заговоры. Главное средство против них — не навлекать на себя ненависти и
презрения подданных и быть угодным народу, чего добиться необходимо, как о том
подробно сказано выше. Из всех способов предотвратить заговор самый верный — не быть
ненавистным народу. Ведь заговорщик всегда рассчитывает на то, что убийством государя
угодит народу; если же он знает, что возмутит народ, у него не хватит духа пойти на такое
дело, ибо труд-----131----ностям, с которыми сопряжен всякий заговор, нет числа. Как показывает опыт, заговоры
возникали часто, но удавались редко. [...]
Короче говоря, на стороне заговорщика — страх, подозрение, боязнь расплаты; на стороне
— государя — величие власти, законы, друзья и вся мощь государства; так что если к этому
присоединяется народное благоволение, то едва ли кто-нибудь осмелится составить заговор.
Ибо заговорщику есть чего опасаться и прежде совершения злого дела, но в этом случае,
когда против него народ, ему есть чего опасаться и после, ибо ему не у какого будет искать
убежища. [...]
В заключение повторю, что государь может не опасаться заговоров, если пользуется
благоволением народа, и, наоборот, должен бояться всех и каждого, если народ питает к
нему вражду и ненависть. Благоустроенные государства и мудрые государи принимали все
меры к тому, чтобы не ужесточать знать и быть угодными народу, ибо это принадлежит к
числу важнейших забот тех, кто правит.
В наши дни хорошо устроенным и хорошо управляемым государством является Франция. В
ней имеется множество полезных учреждений, обеспечивающих свободу и безопасность
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-111-320.jpg)
![короля, из которых первейшее — парламент с его полномочиями. Устроитель этой
монархии, зная властолюбие и наглость знати, считал, что ее необходимо держать в узде; с
другой стороны, зная ненависть народа к знати, основанную на страхе, желал оградить знать.
Однако он не стал вменять это в обязанность королю, чтобы знать не могла обвинить его в
потворстве народу, а народ — в покровительстве знати, и создал третейское учреждение,
которое, не вмешивая короля, обуздывает сильных и поощряет слабых. Трудно вообразить
лучший и более разумный порядок, как и более верный залог безопасности короля и
королевства. Отсюда можно извлечь еще одно полезное правило, а именно: что дела,
неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные — исполнять сами.
В включение же повторю, что государю надлежит вызывать почтение к тати, но не вызывать
ненависти в народе. [...]
Здесь уместно заметить, что добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же,
как и дурными, поэтому государь, как я уже говорил, нередко вынужден отступать от добра
ради того, чтобы сохранить государство, ибо если та часть подданных, чьего расположения
ищет государь, — будь то народ, знать или войско, — развращена, то и государю, чтобы ей
угодить, приходится действовать соответственно, и в этом случае добрые дела могут ему
повредить. [...]
-----132----Но вернемся к обсуждаемому предмету. Рассмотрев сказанное выше, мы увидим, что
главной причиной гибели императоров была либо ненависть к ним, либо презрение, и
поймем, почему из тех, кто действовал противоположными способами, только двоим выпал
счастливый, а остальным несчастный конец. [...]
Г л а в а XXI
Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали
Ничто не может внушить к государю такого почтения, как военные предприятия и
необычайные поступки. [...]
Величию государя способствуют также необычайные распоряжения внутри государства, [...]
иначе говоря, когда кто-либо совершает что-либо значительное в гражданской жизни, дурное
или хорошее, то его полезно награждать или карать таким образом, чтобы это помнилось как
можно дольше. Но самое главное для государя — постараться всеми своими поступками
создать себе славу великого человека, наделенного умом выдающимся.
Государя уважают также, когда он открыто заявляет себя врагом или другом, т.е. когда он
без колебаний выступает за одного против другого — это всегда лучше, чем стоять в
стороне. Ибо когда двое сильных правителей вступают в схватку, то они могут быть таковы,
что возможный победитель либо опасен для тебя, либо нет. В обоих случаях выгоднее
открыто и решительно вступить в войну. [...]
И всегда недруг призывает отойти в сторону, тогда как друг зовет открыто выступить за него
с оружием в руках. Нерешительные государи, как правило, выбирают невмешательство,
чтобы избежать ближайшей опасности, и, как правило, это приводит их к крушению.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-112-320.jpg)
![Зато если ты бесстрашно примешь сторону одного из воюющих и твой союзник одержит
победу, то как бы ни был он могуществен и как бы ты от него ни зависел, он обязан тебе —
люди же не настолько бесчестны, чтобы нанести удар союзнику, выказав столь явную
неблагодарность. Кроме того, победа никогда не бывает полной в такой степени, чтобы
победитель мог ни с чем не считаться и в особенности — мог попрать справедливость. Если
же тот, чью сторону ты принял, проиграет войну, он примет тебя к себе и, пока сможет,
будет тебе помогать, так что ты станешь собратом по несчастью тому, чье счастье,
возможно, еще возродится.
Во втором случае, когда ни одного из воюющих не приходится опасаться, примкнуть к тому
или к другому еще более благоразумно. Ибо
-----133----с помощью одного ты разгромишь другого, хотя тому, будь он умнее, следовало бы спасать,
а не губить противника; а после победы ты подчинишь союзника своей власти, он же
благодаря твоей поддержке неминуемо одержит победу.
Здесь уместно заметить, что лучше избегать союза с теми, кто сильнее тебя, если к этому не
понуждает необходимость, как о том сказано выше. Ибо в случае победы сильного союзника
ты у него в руках, государи же должны остерегаться попадать в зависимость к другим
государям.[...]
Государь должен также выказывать себя покровителем дарований, привечать одаренных
людей, оказывать почет тем, кто отличился в каком-либо ремесле или искусстве. Он должен
побуждать граждан спокойно предаваться торговле, земледелию и ремеслам, чтобы одни
благоустраивали свои владения, не боясь, что эти владения у них отнимут, другие —
открывали торговлю, не опасаясь, что их разорят налогами; более того, он должен
располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или государства. Он
должен также занимать народ празднествами и зрелищами в подходящее для этого время
года. Уважая цехи, или трибы, на которые разделен всякий город, государь должен
участвовать иногда в их собраниях и являть собой пример щедрости и великодушия, но при
этом твердо блюсти свое достоинство и величие, каковые должны присутствовать в каждом
его поступке.
Г л а в а XXII
О советниках государей
Немалую важность имеет для государя выбор советников, а каковы они будут, хороши или
плохи, — зависит от благоразумия государей. Об уме правителя первым делом судят по
тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно
всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать
их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо
первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников. [...]
Ибо умы бывают трех родов: один все постигает сам, другой может понять то, что постиг
первый, третий сам ничего не постигнет и постигнутого другим понять не может. Первый ум
— выдающийся, второй — значительный, третий — негодный. [...] Ибо когда человек
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-113-320.jpg)
![способен распознать добро и зло в делах и в речах людей, то, не будучи сам особо
изобретательным, он сумеет отличить дурное от доброго в советах своих
-----134----помощников и за доброе вознаградит, а за дурное взыщет; да и помощники его не
понадеются обмануть государя и будут добросовестно ему служить.
Есть один безошибочный способ узнать, чего стоит помощник. Если он больше заботится о
себе, чем о государе, и во всяком деле ищет своей выгоды, он никогда не будет хорошим
слугой государю, и тот никогда не сможет на него положиться. Ибо министр, в чьих руках
дела государства, обязан думать не о себе, а о государе и не являться к нему ни с чем, что не
относится до государя. Но и государь со своей стороны должен стараться удержать
преданность своего министра, воздавая ему по заслугам, умножая его состояние; привязывая
его к себе узами благодарности, разделяя с ним обязанности и почести, чтобы тот видел, что
государь не может без него обходиться, и чтобы, имея достаточно богатств и почестей, не
возжелал новых богатств и почестей, а также чтобы, занимая разнообразные должности,
убоялся переворотов. Когда государь и его министр обоюдно ведут себя таким образом, они
могут быть друг в друге уверены, когда же они ведут себя иначе, это плохо кончается либо
для одного, либо для другого.
Г л а в а XXIII
Как избежать льстецов
Я хочу коснуться еще одного важного обстоятельства, а именно одной слабости, от которой
трудно уберечься правителям, если их не отличает особая мудрость и знание людей. Я имею
в виду лесть и льстецов, которых во множестве приходится видеть при дворах государей, ибо
люди так тщеславны и так обольщаются на свой счет, что с трудом могут уберечься от этой
напасти, Но беда еще и в том, что, когда государь пытается искоренить лесть, он рискует
навлечь на себя презрение. Ибо нет другого способа оградить себя от лести, как внушив
людям, что, если они выскажут тебе всю правду, ты не будешь на них в обиде, но, когда
каждый сможет говорить тебе правду, тебе перестанут оказывать должное почтение.
Поэтому благоразумный государь должен избрать третий путь, а именно: отличив
нескольких мудрых людей, им одним предоставить право высказывать все, что они думают,
но только о том, что ты сам спрашиваешь, и ни о чем больше; однако спрашивать надо обо
всем и выслушивать ответы, решение же принимать самому и по своему усмотрению. На
советах с каждым из советников надо вести себя так, чтобы все знали, что, чем
безбоязненнее они выскажутся, тем более угодят государю; но вне их никого не слушать, а
прямо идти к намечен-----135----ной цели и твердо держаться принятого решения. Кто действует иначе, тот либо поддается
лести, либо, выслушивая разноречивые советы, часто меняет свое мнение, чем вызывает
неуважение подданных. [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-114-320.jpg)
![Таким образом, государь всегда должен советоваться с другими, но только когда он того
желает, а не когда того желают другие; и он должен осаживать всякого, кто вздумает,
непрошеный, подавать ему советы. Однако сам он должен широко обо всем спрашивать, о
спрошенном терпеливо выслушивать правдивые ответы и, более того, проявлять
беспокойство, замечая, что кто-либо почему-либо опасается говорить ему правду. Многие
полагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми, славой своей обязаны не себе
самим, а добрым советам своих приближенных, но мнение это ошибочно. Ибо правило, не
знающее исключений, гласит: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно
давать благие советы, если только такой государь случайно не доверится мудрому советнику,
который будет принимать за него все решения. Но хотя подобное положение и возможно,
ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам сделался бы государем. Когда же у государя
не один советник, то, не обладая мудростью, он не сможет примирить разноречивые мнения;
кроме того, каждый из советников будет думать лишь о собственном благе, а государь этого
не разглядит и не примет меры. Других же советников не бывает, ибо люди всегда дурны,
пока их не принудит к добру необходимость. Отсюда можно заключить, что добрые советы,
кто бы их ни давал, родятся из мудрости государей, а не мудрость государей родится из
добрых советов.
Печатается по: Макиавелли Н. Государь. М., 1990. С. 4, 5—7, 8, 10—12, 46—58, 66—78.
ГОББС Т.
Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского
Часть II. О ГОСУДАРСТВЕ
Г л а в а XVII
О причинах, возникновении и определении государства
Цель государства — главным образом обеспечение безопасности. Конечной причиной,
целью или намерением людей (которые от природы любят свободу и господство над
другими) при наложении на себя
-----136----уз (которыми они связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о
самосохранении и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при
установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного
состояния войны, являющегося [...] необходимым следствием естественных страстей людей
там, где нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой наказания, принуждающей
их к выполнению соглашений и соблюдению естественных законов. [...]
Каковая не гарантируется естественным законом. В самом деле, естественные законы (как
справедливость, беспристрастие, скромность, милосердие и (в общем) поведение по
отношению к другим так, как мы, желали бы, чтобы поступали по отношению к нам) сами по
себе, без страха перед какой-нибудь силой, заставляющей их соблюдать, противоречат
естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости, мести и т.п. А соглашения
без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку безопасность. Вот почему,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-115-320.jpg)
![другая считает другом, они в силу различия своих интересов должны по необходимости
разобщиться и снова быть ввергнутыми в междоусобную войну. [...]
Происхождение государства (Commonwealth). Определение государства. Такая общая власть,
которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от
несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким образом, доставить им ту
безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и
жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним
-----138----путем, а именно путем сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании
людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю.
Иначе, говоря, для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного
человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый
человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать
сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал
себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воли и суждению
носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство,
воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с
каждым Другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я
уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять
собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и
санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни — civitas.
Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того
смертного бога, которому мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и
своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, отданным ему каждым отдельным человеком в
государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной
сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает
этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к внутреннему
миру и к взаимной помощи против внешних врагов. В этом человеке или собрании лиц
состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство
есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного
договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать
силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты.
Что такое суверен и подданный. Тот, кто является носителем этого лица, называется
сувереном, и о нем говорят, что он обладает верховной властью, а всякий другой является
подданным.
Для достижения верховной власти имеются два пути. Один — это физическая сила,
например, когда кто-нибудь заставляет своих детей подчиниться своей власти под угрозой
погубить их в случае отказа или
-----139----когда путем войны подчиняют своей воле врагов, даруя им на этом условии жизнь. Второй
— это добровольное соглашение людей подчиниться человеку или собранию людей в
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-117-320.jpg)
![надежде, что этот человек или это собрание сумеют защитить их против всех других. Такое
государство может быть названо политическим государством, или государством,
основанным на установлении, а государство, основанное первым путем, — государством,
основанным на приобретении. [...]
Г л а в а XIX
О различных видах государств, основанных на установлении, и о преемственности
верховной власти
Различных форм государства может быть только три. Различие государств заключается в
различии суверена, или лица, являющегося представителем всех и каждого из массы людей.
А так как верховная власть может принадлежать или одному человеку, или собранию большого числа людей, а в этом собрании могут иметь право участвовать или каждый, или лишь
определенные люди, отличающиеся от остальных, то отсюда ясно, что могут быть лишь три
вида государства. Ибо представителем должны быть или один человек, или большее число
людей, а это — собрание или всех, или только части. Если представителем является один
человек, тогда государство представляет собой монархию; если — собрание всех, кто хочет
участвовать, тогда это демократия, или народоправство; а если верховная власть
принадлежит собранию лишь части горожан, тогда это аристократия. Других видов
государства не может быть, ибо или один, или многие, или все имеют верховную власть
(неделимость которой я показал) целиком. [...]
Г л а в а XX
Об отеческой и деспотической власти
Государство, основанное на приобретении. Государство, основанное на приобретении, есть
такое государство, в котором верховная класть приобретена силой. А верховная власть
приобретена силой, когда люди — каждый в отдельности или все вместе — большинством
голосов из боязни смерти или неволи принимают на свою ответственность все действия того
человека или собрания, во власти которого находится их жизнь и свобода.
В чем его отличие от государства, основанного на установлении. Эта форма господства, или
верховной власти, отличается от верховной власти, основанной на установлении, лишь тем,
что люди, которые вы-----140----бирают своего суверена, делают это из боязни друг друга, а не из страха перед тем, кого они
облекают верховной властью; в данном же случае они отдают себя в подданство тому, кого
они боятся. В обоих случаях побудительным мотивом является страх, что следует заметить
тем, кто считает недействительными всякие договоры, заключенные из страха смерти или
насилия. Если бы это мнение было верно, то никто ни в каком государстве не был бы обязан
к повиновению. Верно, что в государствах, однажды установленных или приобретенных,
обещания, данные под влиянием страха смерти или насилия, не являются договорами и не
имеют никакой обязательной силы, если обещанное противоречит законам; но такие
обещания лишены обязательной силы не потому, что они даны под влиянием страха, а
потому, что обещающий не имеет права на то, что он обещает. Точно так же если
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-118-320.jpg)
![Или на основе воспитания. При отсутствии договора власть над детьми должна
принадлежать матери. В самом деле, в чистом, естественном состоянии, где нет законов о
браке, нельзя узнать, кто является отцом, если нет соответствующего заявления матери;
поэтому право господства над детьми зависит от ее воли и, следовательно, является ее
правом. Мало того, так как мы видим, что ребенок первое время находится во власти матери,
так что она может или кормить его, или подкинуть то, если она его кормит, он обязан своей
жизнью матери и поэтому обязан ей повиновением больше, чем кому-либо другому, и,
следовательно, ей принадлежит господство над ним. Если же мать подкидывает своего
ребенка, а другой его находит и кормит, то господство принад-----142----лежит тому, кто его кормит, ибо ребенок обязан повиноваться тому, кто сохранил ему жизнь.
В самом деле, так как сохранение жизни является той целью, ради которой один человек
становится подданным другого, то представляется, что всякий человек обещает повиновение
тому, в чьей власти спасти или погубить его.
Или на основании передачи подданства от одного из родителей другому. Если мать является
подданной отца, ребенок находится во власти отца, а если отец — подданный матери (как
это бывает, когда королева выходит замуж за кого-нибудь из своих подданных), то ребенок
является подданным матери.
Если мужчина и женщина, являющиеся монархами разных королевств, имеют ребенка и
определяют договором, кто должен иметь господство над ним, то это право приобретается
согласно договору. При отсутствии же договора вопрос решается местожительством ребенка,
ибо суверен каждой страны имеет господство над всеми, живущими в ней.
Тот, кто господствует над детьми, господствует также над детьми этих детей и над детьми
детей этих детей. Ибо тот, кто господствует над личностью человека, господствует над всем,
что этот человек имеет, без чего господство— пустой титул без всякого реального значения.
[...]
Г л а в а XXI
О свободе подданных
Что такое свобода. Свобода означает отсутствие сопротивления (под сопротивлением я
разумею внешнее препятствие для движения), и это понятие может быть применено к
неразумным созданиям и неодушевленным предметам не в меньшей степени, чем к
разумным существам. Ибо если что-либо так связано или окружено, что оно может двигаться
лишь внутри» определенного пространства, ограниченного сопротивлением какого-либо
внешнего тела, то мы говорим, что это нечто не имеет свободы двигаться дальше. Подобным
же образом о живых существах, пока они заперты или сдерживаются стенами или цепями, а
также о воде, которая удерживается берегами или посудой и которая иначе разлилась бы по
большему пространству, мы обыкновенно говорим, что они не имеют свободы двигаться так,
как они двигались бы без этих внешних препятствий. Но если препятствие движению
кроется в самом устройстве вещи, например, когда камень находится в покое или когда
человек прикован болезнью к постели, тогда
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-120-320.jpg)
![-----143----мы обычно говорим, что эта вещь лишена не свободы, а способности движения.
Что значит быть свободным человеком. Согласно этому собственному и общепринятому
смыслу слова, свободный человек — тот, кому ничто не препятствует делать желаемое,
поскольку он по своим физическим и умственным способностям в состоянии это сделать. Но
если слово «свобода» применяется к вещам, не являющимся телами, то это злоупотребление
словом, ибо то, что не обладает способностью движения, не может встречать препятствия.
Поэтому когда, к примеру, говорят, что дорога свободна, то имеется в виду свобода не
дороги, а тех людей, которые по ней беспрепятственно двигаются. А когда мы говорим
«свободный дар», то понимаем под этим не свободу подарка, а свободу дарящего, не
принужденного к этому дарению каким-либо законом или договором. Точно так же когда мы
свободно говорим, то это свобода не голоса или произношения, а человека, которого никакой
закон не обязывает говорить иначе, чем он говорит. Наконец, из употребления слов «свобода
воли» можно делать заключение не о свободе воле, желания или склонности, а лишь о
свободе человека, которая состоит в том, что он не встречает препятствий к совершению
того, к чему его влекут его воля, желание или склонность. [...]
Г л а в а XXII
О подвластных группах людей, политических и частных
Различные виды групп людей. Изложив свой взгляд на возникновение, формы и власть
государств, я намерен в ближайшем говорить об их частях. И прежде всего я буду говорить о
группах людей, которые сопоставимы со сходными частями, или мускулами, естественного
тела. Под группой людей я подразумеваю известное число людей, объединенных общим
интересом или общим делом. Одни из этих групп людей называются упорядоченными,
другие — неупорядоченными. Упорядоченными называются те, в которых один человек или
собрание людей выступают в качестве представителей всей группы. Все другие группы
называются неупорядоченными.
Из упорядоченных групп некоторые абсолютны и независимы, будучи подвластны лишь
своим представителям. Таковы лишь государства, о чем я уже говорил в предшествующих
пяти главах. Другие зависимы, т.е. подвластны какой-нибудь верховной власти, подданными
которой являются как каждый член этих групп, так и их представители.
-----144----Из подвластных групп некоторые являются политическими, другие — частными.
Политическими (иначе называемыми политическими телами и юридическими лицами}
являются те группы людей, которые образованы на основании полномочий, данных им
верховной властью государства. Частными являются те, которые установлены самими
подданными или образованы на основании полномочий, данных чужеземной властью. Ибо
все, что в государстве образовано на основании полномочий, данных иностранной верховной
властью, не может иметь публично-правового характера, а имеет лишь частный характер.
Из частных групп одни законны, другие противозаконны. Законны те, которые допущены
государством, все другие противозаконны. Неупорядоченными называются те группы,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-121-320.jpg)
![своих подданных, а акт того, кто не отступает от грамоты суверена, является актом суверена,
и посему ответственность за него ложится на каждого члена тела.
Если представителем является собрание, то его действия являются действиями только тех,
кто их санкционировал. Если же представителем является общее собрание, то всякое
постановление этого собрания, противоречащее грамотам или законам, является актом этого
собрания, или политического тела, а также актом каждого члена этого собрания, который
своим голосом способствовал принятию постановления, но оно не является актом такого
члена собрания, который, присутствуя на собрании, голосовал против или отсутствовал, если
только ни не голосовал за при посредстве доверенного лица. Постановление является актом
собрания, ибо оно принято большинством голосов, и, гели это постановление преступно,
собрание может быть подвергнуто наказанию, соответствующему его искусственному
характеру. Оно
-----146----может быть, например, распущено, или лишено грамоты (что для таких искусственных и
фиктивных тел есть смертная казнь), или (если собрание имеет общий капитал) подвергнуто
денежному штрафу. Ибо физическому наказанию политическое тело не может быть
подвергнуто по самой своей природе. Члены же собрания, не подавшие своего голоса за, не
виновны, потому что собрание не может никого представлять в делах, недозволенных его
грамотой, и, следовательно, постановление собрания не может быть вменено им в вину. [...]
Тайные интриги. Если верховная власть принадлежит многочисленному собранию и
несколько членов этого собрания, не имея на то полномочий, подговаривают часть собрания
захватить в свои руки руководство остальными, то это крамола и преступный заговор, ибо
это злостное развращение собрания в своих личных интересах. Но если тот, чье частное дело
обсуждается и решается в собрании, старается расположить в свою пользу возможно больше
членов его, то он не совершает никакого преступления, ибо в этом случае он не является
частью собрания. И если даже он располагает членов собрания в свою пользу подкупом, то
это все же не является преступлением (если только это не запрещено определенным
законом). Ибо иногда (таковы уж нравы людей) невозможно добиться справедливости без
подкупа, и каждый человек может считать свое дело правым до тех пор, пока оно не слушалось и не решалось в суде.
Междоусобицы. Если частное лицо в государстве содержит больше слуг, чем это требуется
для управления его состоянием и для того законного дела, ради которого он их применяет, то
это заговор и преступление. Ибо, пользуясь защитой государства, подданный не нуждается в
защите собственной силой. И так как у народов не вполне цивилизованных многочисленные
семьи жили в непрерывной вражде и нападали друг на друга с помощью собственной челяди,
то отсюда достаточно очевидно, что они совершали преступления или же что у них не было
государства.
Заговоры. Как заговоры в пользу родственников, так и заговоры в пользу господства той или
другой религии (например, заговоры папистов, протестантов и т.п.) или заговоры сословий
(например, заговоры патрициев и плебеев в Древнем Риме и аристократических и демократических партий в Древней Греции) незаконны, ибо все такие заговоры противоречат
интересам мира и безопасности народа и вырывают меч из рук суверена.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-123-320.jpg)
![-----147----Скопление народа является неупорядоченной группой людей, законность или незаконность
которой зависит от повода к скоплению и от числа собравшихся. Если повод законен и явен,
скопление законно. Таково, например, обычное скопление народа в церкви или на публичных зрелищах, если число собравшихся не выходит из обычных рамок, ибо, если число
собравшихся слишком велико, повод неясен, и, следовательно, всякий, кто не может дать
подробного и ясного отчета о мотивах своего пребывания в толпе, должен считаться
преследующим противозаконные и мятежные цели. Можно считать вполне законным для
тысячи человек составить общую петицию, которая должна быть представлена судье или
должностному лицу, однако если тысяча человек пойдет подавать ее, то это уже мятежное
сборище, ибо для этой цели достаточно одного или двух человек. Однако в подобных
случаях собрание делается незаконным вследствие не какого-нибудь установленного числа
собравшихся, а вследствие такого их числа, которое представители власти не способны
укротить или передать в руки правосудия. [...]
Печатается по: Гоббс Т. Сочинения: В 2 т. М., 1991. Т. 2. С. 129— 133, 144, 154—157, 163,
164, 173—176, 184, 185.
ЛОКК Дж.
Два трактата о правлении
Книга вторая
Г л а в а II
О естественном состоянии
[...] 4. Для правильного понимания политической власти и определения источника ее
возникновения мы должны рассмотреть, в каком естественном состоянии находятся все
люди, а это — состояние полной свободы в отношении их действий и в отношении
распоряжения гноим имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают
подходящим для себя в границах закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо
другого лица и не завися от чьей-либо воли.
Это также состояние равенства, при котором вся власть и вся юрисдикция являются
взаимными, — никто не имеет больше другого. Нет ничего более очевидного, чем то, что
существа одной и той же породы и вида, при своем рождении без различия получая
одинаковые природные преимущества и используя одни и те же способности, долж-----148----ны также быть равными между собой без какого-либо подчинения или подавления, если
только господь и владыка их всех каким-либо явным проявлением своей воли не поставит
одного над другим и не облечет его посредством явного и определенного назначения
бесспорным правом на господство и верховную власть.
Г л а в а III
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-124-320.jpg)
![намерением как можно лучше сохранить себя, свою свободу и собственность (ведь нельзя
предполагать, чтобы какое-либо разумное существо сознательно изменило свое состояние на
худшее). Власть общества или созданного людьми законодательного органа никогда не
может простираться далее, нежели это необходимо для общего блага; эта власть обязана
охранять собственность каждого, не допуская тех трех неудобств, о которых говорилось
выше и которые делали естественное состояние столь небезопасным и ненадежным. И кто
бы ни обладал законодательной или верховной властью в любом государстве, он обязан
править согласно установленным постоянным законам, провозглашенным народом и
известным народу, а не путем импровизированных указов; править с помощью
беспристрастных и справедливых судей, которые должны разрешать споры посредством
этих законов, и применять силу сообщества в стране только при выполнении таких законов, а
за рубежом — для предотвращения вреда или для получения возмещения за него и для
охраны сообщества от вторжений и захватов. И все это должно осуществляться ни для какой
иной цели, но только в интересах мира, безопасности и общественного блага народа.
-----154----Глава Х
О формах государства
132. Поскольку с момента объединения людей в общество большинство обладало, как было
показано, всей властью сообщества, то оно могло употреблять всю эту власть для создания
время от времени законов для сообщества и для осуществления этих законов назначенными
им должностными лицами; в этом случае форма правления будет представлять собой
совершенную демократию; или же оно может передать законодательную власть в руки
нескольких избранных лиц и их наследников или преемников, и тогда это будет олигархия;
или же в руки одного лица, и тогда это будет монархия; если в руки его и его наследников, то
это наследственная монархия; если же власть передана ему только пожизненно, а после его
смерти право назначить преемника возвращается к большинству, то это выборная монархия.
И в соответствии с этим сообщество может устанавливать сложные и смешанные формы
правления и в зависимости от того, что оно считает лучшим. И если законодательная власть
первоначально была передана большинством, одному или нескольким лицам лишь
пожизненно или на какое-то ограниченное время, а затем верховная власть снова должна
была вернуться к большинству, то, когда это происходило, сообщество могло снова передать
ее в какие ему угодно руки и, таким образом, создать новую форму правления. Ибо форма
правления зависит от того, у кого находится верховная власть, которая является законодательной (невозможно предположить, чтобы низшая власть предписывала высшей или
чтобы кто бы то ни было, кроме верховной власти, издавал законы); в соответствии с этим
форма государства определяется тем, у кого находится законодательная власть.
133. Под, государством я все время подразумеваю не демократию или какую-либо иную
форму правления, но любое независимое сообщество (any independent community), которое
латиняне обозначили словом «civitas»; этому слову в нашем языке лучше всего соответствует
слово «государство» (commonwealth), оно более точно выражает понятие, обозначающее
такое общество людей, а английские слова «община» (community) или «город» (citty) его не
выражают, ибо в государстве могут быть подчиненные общины, а слово «город» у нас имеет
совершенно иное значение, чем «государство». [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-129-320.jpg)
![О принципе деспотического правления
Как для республики нужна добродетель, а для монархии честь, так для деспотического
правительства нужен страх. В добродетели оно не нуждается, а честь была бы для него
опасна.
Безграничная власть государя переходит здесь целиком к тем, кому он ее поручает. Люди .с
большим самоуважением могли бы затевать в таком государстве революции, поэтому надо
задавить страхом всякое мужество в людях и погасить в них малейшую искру честолюбия.
Правительство умеренное может по желанию и без опасности для себя ослабить бразды
правления: оно держится собственною силою и силою законов. Но если в деспотическом
государстве государь хотя бы на мгновение опустит угрожающую руку, если он не может без
замедления уничтожать лиц, занимающих первые места в государстве, то все пропало, так
как страх — единственное движущее начало этого образа правления — исчез и у народа нет
более защитника. [...]
Глава Х
Различие в характере повиновения в умеренных
и деспотических государствах
В умеренной монархии верховная власть ограничивается тем, что составляет ее движущее
начало, я хочу сказать — честью, которая, как монарх, господствует там над государем и
народом. Там ссылаются не на требования религии — придворный счел бы это смешным, —
а на правила чести. Отсюда происходят необходимые видоизменения в характере
повиновения: понятию чести свойственны различные причуды, и все они отражаются на
повиновении.
Но хотя в этих двух видах правления характер повиновения неодинаков, тем не менее у них
одна и та же верховная власть. Куда бы ни обратил свой взор государь, он всюду заставляет
чашу весов склониться на свою сторону и ему повинуются. Все же различие тут в том, что в
монархиях государи — люди более просвещенные и министры их несравненно искуснее и
опытнее в делах правления, чем в деспотическом государстве.
Г л а в а XI
Размышления обо всем этом
Таковы принципы трех видов правления. Это не значит, что в такой-то республике люди
добродетельны, но это значит, что они должны быть
-----157----тиковыми. Из этого не следует также, что в таком-то монархическом государстве
господствует честь, а в таком-то деспотическом — страх; из этого следует лишь, что так
должно быть, ибо иначе эти государства не будут совершенными.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-131-320.jpg)
![Печатается по: Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 169—173, 178—187.
РУССО Ж.Ж.
Об общественном договоре, или принципы политического права
Книга I
Г л а в а VIII
О гражданском состоянии
[...] Переход от состояния естественного к состоянию гражданскому производит в человеке
весьма приметную перемену, заменяя в его поведении инстинкт справедливостью и придавая
его действиям тот нравственный характер, которого они ранее были лишены. Только тогда,
когда голос долга сменяет плотские побуждения, а право — желание, человек, который до
сих пор считался только с самим собою, оказывается вынужденным действовать сообразно
другим принципам и советоваться с разумом, прежде чем следовать своим склонностям.
Хотя он и нищает себя в этом состоянии многих преимуществ, полученных им от природы,
он вознаграждается весьма значительными другими преимуществами; его способности
упражняются и развиваются, его представления расширяются, его чувства облагораживаются
и вся его душа возвышается до такой степени, что если бы заблуждения этого нового
состояния не низводили часто человека до состояния еще более низкого, чем то, из которого
он вышел, то он должен был бы непрестанно благословлять тот счастливый миг, который
навсегда вырвал его оттуда и который из тупого и ограниченного животного создал
разумное существо — человека.
Сведем весь этот итог к легко сравнимым между собой положениям. IIо Общественному
договору, человек теряет свою естественную свободу и неограниченное право на то, что его
прельщает и чем он может завладеть; приобретает же он свободу гражданскую и право
собственности на все то, чем обладает. Чтобы не ошибиться в определении этого
-----158----возмещения, надо точно различать естественную свободу, границами которой является лишь
физическая сила индивидуума, и свободу гражданскую, которая ограничена общей волей, а
также различать обладание, представляющее собой лишь результат применения силы или
право того, кто пришел первым, и собственность, которая может основываться лишь на
законном документе.
К тому, что уже сказано о приобретениях человека в гражданском состоянии, можно было
бы добавить моральную свободу, которая одна делает человека действительным хозяином
самому себе; ибо поступать лишь под воздействием своего желания есть рабство, а
подчиняться закону, который ты сам для себя установил, есть свобода. [...]
Книга II
Г л а в а IV
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-132-320.jpg)
![О границах верховной власти суверена
Если Государство, или Гражданская община, — это не что иное, как условная личность,
жизнь которой заключается в союзе ее членов, и если самой важной из забот ее является
забота о самосохранении, то ей нужна сила всеобщая и побудительная, дабы двигать и
управлять каждою частью наиболее удобным для целого способом. Подобно тому как
природа наделяет каждого человека неограниченной властью над всеми членами его тела,
общественное соглашение дает Политическому организму неограниченную власть над всеми
его членами, и вот эта власть, направляемая общею волей, носит, как я сказал, имя суверенитета.
Но, кроме общества как лица юридического, мы должны принимать в соображение и
составляющих его частных лиц, чья жизнь и свобода, естественно, от него независимы. [...]
Все то, чем гражданин может служить Государству, он должен сделать тотчас же, как только
суверен этого потребует, но суверен со своей стороны не может налагать на подданных узы,
бесполезные для общины; он не может даже желать этого, ибо как в силу закона разума, так
и в силу закона естественного ничто не совершается без причины.
Обязательства, связывающие нас с Общественным организмом, непреложны лишь потому,
что они взаимны, и природа их такова, что, выполняя их, нельзя действовать на пользу
другим, не действуя также на пользу себе. Почему общая воля всегда направлена прямо к
одной цели и почему все люди постоянно желают счастья каждого из них, если не потому,
что нет никого, кто не относил бы этого слова «каждый» на
-----159----свой счет и кто не думал бы о себе, голосуя в интересах всех? Это доказывает, что равенство
в правах и порождаемое им представление о справедливости вытекает из предпочтения,
которое каждый оказывает Самому себе и, следовательно, из самой природы человека; что
общая воля для того, чтобы она была поистине таковой, должна быть общей как по своей
цели, так и по своей сущности; что она должна исходить от всех, чтобы относиться ко всем,
и что она теряет присущее ей от природы верное направление, если устремлена к какой-либо
индивидуальной и строго ограниченной цели, ибо тогда, поскольку мы выносим решение о
том, что является для нас посторонним, нами уже не руководит никакой истинный принцип
равенства.
В самом деле, как только речь заходит о каком-либо факте или частном праве на что-либо, не
предусмотренном общим и предшествующим соглашением, то дело становится спорным.
Это — процесс, в котором заинтересованные частные лица составляют одну из сторон, а весь
народ — другую, но в котором я не вижу ни закона, коему надлежит следовать, ни судьи,
который должен вынести решение. Смешно было бы тогда ссылаться на особо по этому
поводу принятое решение общей воли, которое может представлять собою лишь решение,
принятое Одной из сторон и которое, следовательно, для другой стороны является только
волею постороннею, частною, доведенною в этом случае до несправедливости и
подверженной заблуждениям. Поэтому, подобно тому, как частная воля не может
представлять волю общую, так и общая воля в свою очередь изменяет свою природу, если
она направлена к частной цели, и не может, как общая, выносить решение ни в отношении
какого-нибудь человека, ни в отношении какого-нибудь факта. Когда народ Афин, например,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-133-320.jpg)
![нарицал или смещал своих правителей, воздавал почести одному, налагал наказания на
другого и посредством множества частных декретов осуществлял все без исключения
действия Правительства, народ не имел уже тогда общей воли в собственном смысле этих
слов. [...]
Исходя из этого, надо признать, что волю делает общею не столько число голосов, сколько
общий интерес, объединяющий голосующих, нею при такого рода устроении каждый по
необходимости подчиняется условиям, которые он делает обязательными для других: тут
замечательно согласуются выгода и справедливость, что придает решениям по делам,
касающимся всех, черты равенства, которое тотчас же исчезает при разбирательстве любого
частного дела в виду отсутствия здесь того
-----160----общего интереса, который объединял и отождествлял бы правила судьи с правилами
тяжущейся стороны.
С какой бы стороны мы ни восходили к основному принципу, мы всегда придем к одному и
тому же заключению, именно: общественное соглашение устанавливает между гражданами
такого рода равенство, при котором все они принимают на себя обязательства на одних и тех
же условиях и все должны пользоваться одинаковыми правами. Таким образом, по самой
природе этого соглашения, всякий акт суверенитета, т.е. всякий подлинный акт общей воли,
налагает обязательства на всех граждан или дает преимущества всем в равной мере; так что
суверен знает лишь Нацию как целое и не различает ни одного из тех, кто ее составляет. Что
же, собственно, такое акт суверенитета? Это не соглашение высшего с низшим, но
соглашение Целого с каждым из его членов; соглашение законное, ибо оно имеет основою
Общественный договор; справедливое, ибо оно общее для всех; полезное, так как оно не
может иметь иной цели, кроме общего блага; и прочное, так как поручителем за него
выступает вся сила общества и высшая власть. До тех пор пока подданные подчиняются
только такого рода соглашениям, они не подчиняются никому, кроме своей собственной
воли; и спрашивать, каковы пределы прав соответственно суверена и граждан, это значит
спрашивать, до какого предела простираются обязательства, которые эти последние могут
брать по отношению к самим себе — каждый в отношении всех и все в отношении каждого
из них.
Из этого следует, что верховная власть, какой бы неограниченной, священной,
неприкосновенной она ни была, не переступает и не может переступать границ общих
соглашений и что каждый человек может всецело распоряжаться тем, что ему эти
соглашения предоставили из его имущества и его свободы; так что суверен никак не вправе
наложить на одного из подданных большее бремя, чем на другого. Ибо тогда спор между
ними приобретает частный характер и поэтому власть суверена здесь более не компетентна.
Раз мы допустили эти различия, в высшей степени неверно было бы утверждать, что
Общественный договор требует в действительности от частных лиц отказа от чего-либо;
положение последних в результате действия этого договора становится на деле более
предпочтительным, чем то, в котором они находились ранее, так как они не отчуждают чтолибо, но совершают лишь выгодный для них обмен образа жизни неопределенного и
подверженного случайностям на другой — лучший и более надежный; естественной
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-134-320.jpg)
![независимости — на свободу; возможности вредить другим — на собственную безопасность;
и своей силы,
-----161----которую другие могли бы превзойти, — на право, которое объединение в обществе делает
неодолимым. Сама их жизнь, которую они доверили Государству, постоянно им защищается,
и если они рискуют ею во имя его защиты, то разве делают они этим что-либо иное, как не
отдают ему то, что от него получили? Что же они делают такого, чего не делали еще чаще и
притом с большей опасностью, в естественном состоянии, если, вступая в неизбежные
схватки, будут защищать с опасностью для своей жизни то, что служит им для ее
сохранения? Верно, что все должны сражаться, если это необходимо, за отечество, но зато
никто не должен Никогда сражаться за самого себя. И разве мы не выигрываем, подверглись
ради того, что обеспечивает нам безопасность, части того риска, которому нам обязательно
пришлось бы подвергнуться ради нас самих, как только мы лишились бы этой безопасности?
Г л а в а VI
О законе
Общественным соглашением мы дали Политическому организму Существование и жизнь;
сейчас речь идет о том, чтобы при помощи законодательства сообщить ему движение и
наделить волей. Ибо первоначальный акт, посредством которого этот организм образуется и
становится единым, не определяет еще ничего из того, что он должен делать, чтобы себя
сохранить.
|...] Несомненно, существует всеобщая справедливость, исходящая лишь от разума, но эта
справедливость, чтобы быть принятой нами, должна быть взаимной. Если рассматривать
вещи с человеческой точки зрения, то при отсутствии естественной санкции законы
справедливости бессильны между людьми; они приносят благо лишь бесчестному и
несчастье — праведному, если этот последний соблюдает их в отношениях со всеми, а никто
не соблюдает их в своих отношениях с ним. Необходимы, следовательно, соглашения и
законы, чтобы объединить права и обязанности и вернуть справедливость к ее предмету. В
естественном состоянии, где все общее, я ничем не обязан тем, кому я ничего не обещал; я
признаю чужим лишь то, что мне не нужно. Совсем не так в гражданском состоянии, где все
права определены Законом. [...]
Я уже сказал, что общая воля не может высказаться по поводу предмета частного. В самом
деле, этот частный предмет находится либо в Государстве, либо вне его. Если он вне
Государства, то посторонняя ему воля вовсе не является общей по отношению к нему; а если
этот предмет находится в Государстве, то он составляет часть Государства: тогда междy
целым и частью устанавливается такое отношение, которое пре-----162----вращает их в два отдельных существа; одно — это часть, а целое без части — другое. Но
целое минус часть вовсе не есть целое; и пока такое отношение существует, нет более
целого, а есть две неравные части; из чего следует, что воля одной из них вовсе не является
общею по отношению к другой.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-135-320.jpg)
![Но когда весь народ выносит решение, касающееся всего народа, он рассматривает лишь
самого себя, и если тогда образуется отношение, то это — отношение целого предмета,
рассматриваемого с одной точки зрения, к целому же предмету, рассматриваемому с другой
точки зрения, — без какого-либо разделения этого целого. Тогда сущность того, о чем
выносится решение, имеет общий характер так же, как и воля, выносящая это решение. Этот
именно акт я и называю Законом.
Когда я говорю, что предмет законов всегда имеет общий характер, я разумею под этим, что
Закон рассматривает подданных как целое, а действия — как отвлеченные, но никогда не
рассматривает человека как индивидуум или отдельный поступок. Таким образом. Закон
вполне может установить, что будут существовать привилегии, но он не может предоставить
таковые никакому определенному лицу; Закон может создать несколько классов граждан,
может даже установить те качества, которые дадут право принадлежать к каждому из этих
классов; но он не может конкретно указать, что такие-то и такие-то лица будут включены в
тот или иной из этих классов; он может установить королевское Правление и сделать корону
наследственной; но он не может ни избирать короля, ни провозглашать какую-либо семью
царствующей, — словом, всякое действие, объект которого носит индивидуальный характер,
не относится к законодательной власти.
Уяснив себе это, мы сразу же поймем, что теперь излишне спрашивать о том, кому надлежит
создавать законы, ибо они суть акты общей воли; и о том, стоит ли государь выше законов,
ибо он член Государства; и о том, может ли Закон быть несправедливым, ибо никто не
бывает несправедлив по отношению к самому себе; и о том, как можно быть свободным и
подчиняться законам, ибо они суть лишь записи изъявлений нашей воли.
И еще из этого видно, что раз в Законе должны сочетаться всеобщий характер воли и таковой
же ее предмета, то все распоряжения, которые самовластно делает какой-либо частный
человек, кем бы он ни был, никоим образом законами не являются. Даже то, что приказывает
суверен по частному поводу, — это тоже не закон, а декрет, и не акт суверенитета, а акт
регистратуры. [...]
-----163----Законы, собственно, — это лишь условия гражданской ассоциации. Народ, повинующийся
законам, должен быть их творцом: лишь тем, кто вступает в ассоциацию, положено
определять условия общежития. Но Как они их определят? Сделают это с общего согласия,
следуя внезапному вдохновению? Есть ли у Политического организма орган для выражения
его воли? Кто сообщит ему предусмотрительность, необходимую, чтобы проявления его
воли превратить в акты и заранее их обнародовать? Как иначе провозгласит он их в нужный
момент? Как может слепая толпа, которая часто не знает, чего она хочет, ибо она редко
знает, что ей на пользу, сама совершить столь великое и столь трудное дело, как создание
системы законов? Сам по себе народ всегда хочет блага, но сам он не всегда видит, в чем
оно. Общая воля всегда направлена верно и прямо, но решение, которое ею руководит, не
всегда бывает просвещенным. Ей следует показать вещи такими, какие они есть, иногда —
такими, какими они должны ей представляться; надо показать ей тот верный путь, который
она ищет; оградить от сводящей ее с того пути воли частных лиц; раскрыть перед ней связь
стран и эпох; уравновесить привлекательность близких и ощутимых выгод опасностью
отдаленных и скрытых бед. Частные лица видят благо, которое отвергают; народ хочет блага,
но не ведает, в чем оно. Все в равной мере нуждаются в поводырях. Надо обязать первых
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-136-320.jpg)
![согласовать свою волю с их разумом; надо научить второй знать то, чего он хочет. Тогда
результатом просвещения народа явится союз разума и воли в Общественном организме;
отсюда возникнет точное взаимодействие частей и, в завершение всего, наибольшая сила
целого. Вот что порождает нужду в Законодателе.
Книга III
Глава I
О правительстве вообще
Я предупреждаю читателя, что эту главу должно читать не торопясь, со вниманием и что я не
владею искусством быть ясным для того, кто не хочет быть внимательным.
Всякое свободное действие имеет две причины, которые сообща его производят: одна из них
— моральная, именно: воля, определяющая акт, другая — физическая, именно: сила, его
исполняющая. Когда я иду но направлению к какому-нибудь предмету, то нужно, во-первых,
чтобы я хотел туда пойти, во-вторых, чтобы ноги мои меня туда доставили. Пусть паралитик
захочет бежать, пусть не захочет того человек
-----164----проворный — оба они останутся на месте. У Политического организма — те же движители; в
нем также различают силу и волю: эту последнюю — под названием законодательной
власти, первую — под названием власти исполнительной. Ничто в нем не делается или не
должно делаться без их участия.
Мы видели, что законодательная власть принадлежит народу и может принадлежать только
ему. Легко можно увидеть, исходя из принципов, установленных выше, что исполнительная
власть, напротив, не может принадлежать всей массе народа как законодательнице или
суверену, так как эта власть выражается лишь в актах частного характера, которые вообще
не относятся к области Закона, ни, следовательно, к компетенции суверена, все акты
которого только и могут быть, что законами. [...]
Итак, чем менее сходны изъявления воли отдельных лиц и общая воля, т.е. нравы и законы,
тем более должна возрастать сила сдерживающая. Следовательно, Правительство, чтобы
отвечать своему назначению, должно быть относительно сильнее, когда народ более многочислен.
С другой стороны, поскольку увеличение Государства представляет блюстителям публичной
власти больше соблазнов и средств злоупотреблять своей властью, то тем большею силою
должно обладать Правительство, чтобы сдерживать народ, тем больше силы должен иметь в
свою очередь и суверен, чтобы сдерживать Правительство. Я говорю здесь не о силе
абсолютной, но об относительной силе разных частей Государства.
Из этого двойного отношения следует, что непрерывная пропорция между сувереном,
государем и народом не есть вовсе произвольное представление, но необходимое следствие,
вытекающее из самой природы Политического организма. Из этого следует еще, что,
поскольку один из крайних членов, а именно, народ, как подданный, неизменен и
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-137-320.jpg)
![предпочитает оставаться им неизвестном; один доволен, когда деньги обращаются, другой
требует, чтобы и народ имел хлеб. Даже если бы мы и пришли к соглашению в этих и в
других подобных пунктах, то разве подвинулись бы далеко? Раз нет точной меры для
духовных свойств, то, даже и придя к соглашению относительно признаков, — как этого
достичь в оценке?
Что до меня, то я всегда удивляюсь тому, что не обращают внимания ил следующий столь
простой признак или по недобросовестности не хотят его признавать. Какова цель
политической ассоциации? Бережение и благоденствие ее членов. А каков наиболее верный
признак, что они убережены и благоденствуют? Это их численность и ее рост. Не ищите же
окрест сей признак — предмет столь многих споров. При прочих равных условиях такое
Правление, когда без сторонних средств, без предоставления права гражданства, без колоний
граждане плодятся и множатся, есть, несомненно, лучшее. Правление, при котором народ
уменьшается в числе и оскудевает, есть худшее. [...]
Печатается по: Руссо Ж.Ж. Трактаты. М., 1969. С. 151, 164, 165, 167, 171—174, 176—178,
191—195, 213.
ТОКВИЛЬ А. де
Демократия в Америке
Книга вторая
Часть четвертая
О ТОМ ВЛИЯНИИ, КОТОРОЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ИДЕИ И ЧУВСТВА ОКАЗЫВАЮТ
НА ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО
Глава I
Равенство вызывает в гражданах естественную склонность
к свободным институтам
Равенство, делающее людей независимыми друг от друга, вырабатывает в них привычку и
склонность руководствоваться в частной жизни лишь собственными желаниями и волей. Та
полная независимость, которой они постоянно пользуются как в отношениях с равными себе,
так и в личной жизни, вызывает в них недовольство любой влас-----168----тью и вскоре формирует у них понятие политической свободы и приверженность ей. Люди,
живущие в такое время, следовательно, самым естественным образом предрасположены к
восприятию идеи свободных институтов. Возьмите любого из них, и, если вы сможете
добраться до инстинктивных чувств, вы обнаружите, что из разных форм правления он более
всего признает и уважает то, главу которого он избрал сам и действия которого находятся
под его контролем.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-140-320.jpg)
![-----174----всеобщем единообразии любое отклонение от него уже вызывает протест тем больший, чем
выше степень этого единообразия. Поэтому вполне нормально, что стремление к равенству
усиливается с утверждением самого равенства: удовлетворяя его требования, люди развивают его.
Постоянная и всевозрастающая ненависть, которую испытывают демократические народы к
малейшим привилегиям, странным образом способствует постепенной концентрации всех
политических прав в руках того, кто выступает единственным правителем государства. Государь, возвышающийся обязательно и безусловно над всеми гражданами, не вызывает
ничьей зависти, при этом каждый еще считает своим долгом отобрать у себе подобных все
прерогативы и передать их ему.
Человек времен демократии с крайним отвращением подчиняется своему соседу, которого
считает равным себе; он отказывается признавать его более просвещенным, чем он сам; он
не верит в его справедливость и ревниво относится к его власти; он его опасается и
презирает; ему нравится постоянно напоминать своему соседу об их общей подчиненности
одному и тому же хозяину.
Любая центральная власть, следуя этим естественным инстинктам, проявляет склонность к
равенству и поощряет его, поскольку равенство в значительной мере облегчает действия
самой этой власти, расширяет и укрепляет ее.
Можно также утверждать, что любое центральное правительство обожает единообразие.
Единообразие избавляет его от необходимости издавать бесконечное количество законов:
вместо того, чтобы создавать законы дня всех людей, правительство подгоняет всех людей
без разбора под единый закон. Таким образом, правительство любит то же, что любят
граждане, и ненавидит то же самое, что и они. Это единство чувств, которое у
демократических народов выражается в сходстве помыслов каждого индивидуума и
правителя, устанавливает между ними скрытую, но постоянную симпатию. Правительству за
присущие ему склонности прощают его ошибки; доверия народа оно лишается лишь в
периоды эксцессов и заблуждений, однако это доверие быстро восстанавливается при
очередном обращении к народу. Граждане в демократическом обществе часто испытывают
ненависть к конкретным представителям центральной власти, но они всегда любят саму эту
власть. [...]
Печатается по: Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 481—485.
-----175-----
Глава 3. РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ XIX — НАЧАЛА XX в.
СПЕРАНСКИЙ М.М.
1802 г. Размышления о государственном устройстве Империи
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-146-320.jpg)
![Представляя Вашему Величеству продолжение известных Вам бумаг о составе Уложения,
долгом правды и личной моей к Вам приверженности считаю подвергнуть усмотрению
Вашему следующие размышления мои о способах, коими подобные сему предположения,
есть ли они приняты будут вашим величеством, могут приведены быть в действие.
История России от времен Петра Первого представляет беспрерывное почти колебание
правительства от одного плана к другому. Сие непостоянство, или, лучше сказать,
недостаток твердых начал, был причиною, что доселе образ нашего правления не имеет
никакого определенного вида и многие учреждения, в самих себе превосходные, почти столь
же скоро разрушались, как и возникали.
При издании самых благоразумных и спасительных законов вопрос, на чем они основаны и
что может удостоверить их действие, сей вопрос оставался всегда неразрешенным, и в
сердце народа умерщвлял всю силу их и доверенность.
Сему иначе и быть невозможно. Во всяком государстве, коего политическое положение
определяется единым характером государя, закон никогда не будет иметь силы, народ будет
все то, чем власть предержащая быть ему повелит. [...]
Наконец, явится благотворительный гений с самыми счастливейшими расположениями
разума и воли, какие небо для блаженства народа вдохнуть смертному может. Он придет в
такую эпоху, когда народ, с одной стороны, рассыпав облако предуверений, увидит, сколь
нетвердо политическое его бытие, и сколь тщетно иметь права на словах, не имея их на деле;
с другой стороны, ужасы смежных преобращений, устрашив самых дерзновеннейших,
научат по окончанию их различать истинную свободу от ложной; докажут и кровавыми
чертами на сердцах всех изобразят, что свобода не что другое есть, как закон, равно на всех
действующий и все объемлющий; что метафизические понятия о правах человека ведут
только к безначалию, злу, стократно горшему, нежели
-----176----самое жестокое самовластие; наконец, он придет в такую эпоху, когда народ почувствует
нужду лучшего устройства, но в то же время будет знать и пределы перемен. Россия узрит в
нем своего ангела-хранителя. Любовь к нему будет одно и то же с любовью к отечеству.
Самые холодные егоисты будут притворяться, что к нему привязаны, для того только, чтоб
не считали их извергами общества; дерзкая и мелкая предприимчивость будет пресмыкаться
во мраке и имя ее будет неизвестно. Он придет в такую епоху, когда народ, с одной стороны,
приученный крутостию к повиновению и облежимый воинскими и политическими силами, а
с другой — плененный образом его мыслей, убежденный г, добрых намерениях своего гения,
жаждущий быть счастливым и верующий в душе своей, что он на сей раз уже обманут не
будет, ожидает толь ко мановения его, чтоб двинуться, куда он повелит; он придет в такие
лета, когда предрассудки политические, когда болезни и страсти не помрачили еще его
разума, когда медлительная и робкая старость не поколебала еще его воли, когда, одеян всем
могуществом физической и моральной природы, он тем сильнее может устремить взор свой
к совершенству, что может обещать себе видеть конец и совершение великих своих дел,
слышать сердечные благословения миллионов, им осчастливленных, чувствовать Россию
устроенну, упокоенну, превознесенну, и имя его, составляющее в летописях мира епоху
великого царства. В какое время, в каких обстоятельствах, с какими счастливыми
расположениями он придет! Какое поле славы для него откроется! Но и какие трудности его
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-147-320.jpg)
![себя находят уже не в силах; что, наконец, последние забывают, что все царства земные идут
к совершенству времянем и постепенностью, что всякая страна имеет свою физиогномию,
природою и веками ей данную, что хотеть все переделать есть не знать человеческой
природы, ни свойства привычки, ни местных положений; что часто и самые лучшие преобразования, не быв приспособлены к народному характеру, производят только насилие и
сами собою сокрушаются, что, во всяком случае, не народ к правлению, но правление к
народу прилагать должно. Он познает все сие и удержит колесо правления в том тихом
движении, которое даст ему способы избрать вернее истинную сторону его обращения.
Между тем, однако же, время летит. Пройдет год, про идет и другой, он рассыплет в народ
тысячи благодеяний, поставит на мере множество справедливых добрых учреждений,
ободрит надежды, усладит самые горести, сделает довольно для того, чтоб царство его было
счастливо, но мало к тому, чтоб счастие России было непоколебимо. [...]
Но я предполагаю, что судьба твоя и личная любовь к твоим свойствам произведут чудо в
деспотическом царстве, что ты найдешь одного, двух, даже трех министров
беспристрастных, деятельных, просвещенных, непоколебимых. Ты, конечно, не захочешь,
однако, чтоб судьба царства твоего от них единственно зависела. Ты пожелаешь сам управлять народом, тебе вверенным от бога. Но каким образом можешь ты самому себе обещать,
что никогда никакое облако человеческой слабости не покроет ясности твоих понятий в сей
бесчисленности дел, тебя окружающих и от твоего решения зависящих? Каким образом ты
можешь себе обещать, чтоб в качестве законодателя, верховного судии и исполнителя своих
законов все видеть, все знать, всех исправлять, вес приводить в движение и никогда не
ошибаться? Чтоб быть деспотом справедливым, надобно быть почти богом.
Итак, по всей необходимости, должен ты будешь вверить великую часть дел твоих местам,
тобою установленным, а чтоб дать сим местам некоторую тень бытия политического, ты
оставишь им монархические формы, введенные твоими предшественниками, и действия воли
твоей неограниченной назовешь законами империи. Но места сии, быв состав лены из лиц,
переменят ли тем существо свое? Завися в самом бытии своем от единого твоего хотения,
возвысят ли они правила свои до понятия независимой чести и любви к отечеству? Сокроют
ли от себя унижающее их рабство? В силах ли будут отвратить почестями и знаками твоего
уважения возвысить их в собственных их глазах, дашь более пространства их власти,
покроешь их всем могуществом твоего доверия ¾
-----179----но самое сие доверие покажет им, что сила их от тебя единого происходит и, следовательно,
тебе единому угождать и служить они обязаны. Не быв никакими пользами соединены с
народом, они на угнетении его оснуют свое величие, они будут править всем самовластно, а
ими управлять ; будут вельможи, наиболее тобою отличаемые, и вот для чего, между прочим, вельможи сии столь сильно проповедуют сию систему. Таким образом, монархические
виды послужат только покрывалом страстям и корыстолюбию, а существо правления
останется непременным. Угнетение тем будет несноснее, что оно покроется законом.
Итак, открытым ли самовластием будет правима Россия или скипетр твой позлатится
монархическими призраками, государство в обоих сиих случаях не избегнет своего рока. Ты
должен будешь отказаться:
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-149-320.jpg)
![1) от всякой мысли о твердости и постоянстве законов, ибо в сем правлении законов быть не
может;
2) от всех предприятий народного просвещения. Правило сие должно принять столько же из
человеколюбия, ибо ничто не может быть несчастнее раба просвещенного, как и из доброй
политики, ибо всякое просвещение (я разумею общее народное) вредно сему образу правления и может только произвесть смятение и непокоривость;
3) от всех предприятий ... народной промышленности: я разумею все фабрики и заведения,
на свободных художествах основанные, ибо близко с ними связь имеющие;
4) от всякого возвышения в народном характере: ибо раб иметь его не может. Он может быть
здоров и крепок в силах телесных, но никогда » не должен быть способен к великим
предприятиям. Есть, конечно, исключения, но они не испровергают правила;
5) от всякого чувствительного возвышения народного богатства, ибо первая основа богатства
есть право неотъемлемой собственности, а без законов она быть не может;
6) еще более должно отказаться от улучшения домашнего состояния низшего класса народа.
Избытки его всегда будут пожираемы роскошью класса высшего;
7) словом, должно отказаться от всех прочих устроении, не на лице государя владеющего, но
на порядке вещей основанных, и царство твое, столь много обещавшее, будет царство
обыкновенное, покойное, может быть, блистательное, но для прочного счастия России
ничтожное.[...]
-----180----Есть ли установление всякого честного заведения требует общего соображения всех видов, в
состав его входящих, есть ли известное сословие умов нужным считается к сему
соображению, то каким образом установление великого государства, план, на коем бытие его
на цел столетия должно быть основано, может возникнуть из частных мыслей, друг друга
пересекающих, хотя и от одного начала идущих.
Я не могу без душевного уничижения и помыслить, чтоб Российское государство столько
было от небес оставлено, чтоб не можно было и нем найти столько просвещенных умов и
столько теплых ко благу общему сердец, сколько может быть нужно к составлению такого
сословия.
Покрытое непроницаемою тайною, от истинного просвещения всегда почти неразлучною,
сословие сие, соединив в одну точку зрения все предметы, к государственному положению
относящиеся, из соображения их извлечет полный план, на коем все действие должно быть
основано. Иногда план сей зрелым размышлением доведен будет до всего возможного
совершенства, оно обратится к средствам, которыми должно производить его в действие.
Средства сии могут быть двояки: одни должны приуготовить только действие, другие
непосредственно открывать его.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-150-320.jpg)
![Есть множество учреждений, совместных даже и с настоящим образом правительства, коих
дух мог бы быть обращен на приуготовление к будущему. С другой стороны, в
обыкновенном движении дел часто проходят без внимания важные обстоятельства, будущий
порядок вещей весьма затруднить могущие. Чтоб из многих примеров привесть одни
наиболее ощутительные, я уверен, что самое утверждение дворянской грамоты и городового
положения не могло бы иметь места, есть ли бы государственное положение имело свое
начертание. [...]
Таким-то образом правительство, действуя без плана, не только теряет время и случай к
приуготовлению лучшего, но и заграждает себе пути, ставя в подвиге своем самому себе
препятствия.
Но когда бы план сей существовал и когда бы известное небольшое сословие людей было
поставлено к приведению его в действие, оно не только бы не попускало умножать
препятствий к лучшему порядку, но и приуготовляло бы сей порядок предварительными
установлениями.
Действием сего сословия разные части правительства, приготовляясь издалека и постепенно
в средине царства самовластного, положили бы основание царства монархического и,
развивая сии начала мало-помалу, без крутости, без переломов, нечувствительно и даже для
просто
-----181----го глазу неприметно воздвигали бы под завесою настоящего правительства новое здание на
столпах разума и законов, и когда бы время приспело сорвать сию завесу, народ вопросил бы
себя с удовольствием, кто и каким образом перенес его столь нечувствительно из царства
тьмы и уничтожения в царство света и свободы?
Учредивши внутренний свой порядок на правилах, кои бы всякое смешение понятий и
бесполезные прения удаляли, сословие сие тебе единственному известное и от мановения
твоего зависящее, могло бы назначить себе следующие предметы.
I. Соображение всех предположений, в разные времяна сделанных, относительно общего
государственного положения России.
II. Извлечение из сих предположений лучших правил, приведение их и систему и
составление коренных законов.
III. Постановление сим коренным законом основания твердого и непреложного не во
внешних учреждениях, но в силе, или, лучше сказать, в связи и соединении самых ясных
польз народа.
IV. Изыскание средств, коими сии коренные законы могут быть поставлены на своем
основании и введены в действие без всяких политических переломов.
V. Постепенное приведение сих средств к исполнению и предостережение всех препятствий,
какие им обыкновенное течение дел по настоящей системе противопоставить может.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-151-320.jpg)
![Я знаю, государь, что сии пять предметов столь обширны, столь трудны, что каждый из них
будет требовать времяни и усильных размышлений, чтобы привесть его в надлежащую
ясность, но самая сия трудность доказывает, с одной стороны, что учреждение таковое необходимо, а с другой, что время, протекшее без сего учреждения, потеряно для прочного
государства положения.
Есть ли бы Вам угодно было, государь, принять мысли сии основательными, можно бы было
представить и подробнейший план таковому сословию.
Я смею ручаться, государь, что из всего, что доселе Вы для счастия России сделали,
учреждение сие, может быть наименее блистательное и даже совсем неизвестное, будет
самое полезнейшее, ибо все прочее должно или на нем быть основано, или не будет иметь
никакого основания. [...]
Печатается по: Сперанский ММ. Проекты и записки. М.;Л., 1961. С. 56—
67.
-----182----ПЕСТЕЛЬ П.И.
«Русская правда»
§ 1. Всякое общество имеет свою цель и избирает средства для достижения оной
Всякое соединение нескольких человек для достижения какой-либо цели называется
обществом. Побуждением к сему соединению или целью оного бывает удовлетворение
общим нуждам, которые, происходя от общих и одинаковых свойств природы человека,
бывают для всех людей одинаковы. Из сего следует, что члены всякого общества могут
единодушно согласиться в цели. Но когда они обратятся к действию или средствам, коими
цель должна быть достигнута, тогда должны возродиться между ими сильные споры и
бесконечные несогласия, потому что избрание средств не столько зависит от общих свойств
природы человеческой, сколько от особенного нрава и личных качеств каждого человека в
особенности. Нрав и личные качества людей бывают столь различны, что ежели каждый
пребудет непреклонен в своем мнении, не внимая мнения других, то никакой не будет
возможности избрать средства для достижения предназначенной цели, а тем еще менее
устроить оные и к действию приступить. В таком случае ничего не останется делать, как
разрушить общество прежде всякого действия. А ежели члены не хотят общества
уничтожить, то каждый из них должен уступить часть своего мнения и собственных мыслей,
дабы составить только одно мнение, по которому могли бы средства для сего действия быть
избраны.
§ 2. Разделение членов общества на повелевающих и повинующихся
Но кто представит такое окончательное мнение, кто изберет средства, кто определит
способы, кто расположит действие? Все сии затруднения разрешаются двояким образом. В
первом случае нравственное превосходство одного или нескольких членов соглашает все сии
различные затруднения и увлекает за собою прочих силою сего превосходства, коему
содействуют иногда и другие посторонние обстоятельства. Во втором случае возлагают
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-152-320.jpg)
![если не будет иметь власти, соразмерной важности и обширности цели гражданского
общества, и что сия власть распространяет свое действие по всем предметам на целое
государство, имея
-----187----притом много подчиненных властей, кои уже действуют на отдельные только предметы или
на отдельные только части оного. Общая власть именуется Верховной властью, а
совокупность частных — государственное правление или чиноначальство. [...]
§ 12. Определение, цель и действие Русской Правды
Русская Правда есть посему верховная Всероссийская грамота, определяющая все перемены,
в государстве последовать имеющие, все предметы и статьи, уничтожению и
ниспровержению подлежащие, и, наконец, коренные правила и начальные основы,
долженствующие служить неизменным руководством при сооружении нового государственного порядка и составлении нового государственного уложения. Она содержит
определение некоторых важнейших положительных законов и постановлений будущего
порядка вещей, исчисление главных предполагаемых переводных мероприятий и вместе с
тем пояснение коренных отображений, начальных причин и основных доводов, утверждающих предполагаемое для России государственное устройство. Итак, Русская Правда есть
наказ или наставление временному Верховному правлению для его действий, а вместе с тем
и объявление народу, от чего он освобожден будет и чего вновь ожидать может. Она
содержит обязанности, на временное Верховное правление возлагаемые, и служит для
России ручательством, что временное Верховное правление единственно ко благу отечества
действовать будет. Недостаток в таковой грамоте ввергнул многие государства в
ужаснейшие бездействия и междоусобия, потому что в оных правительство действовать
всегда могло по своему произволу, по личным страстям и частным видам, не имея перед
собою ясного и полного наставления, коим бы обязано было руководствоваться, и что народ
между тем никогда не знал, что для него предпринимают, никогда не видел ясным образом, к
какой цели стремятся действия правительства, и, волнуемый разными страхами, а потом и
разными страстями, часто предпринимал беспокойные действия и, наконец, междоусобия
производил. Русская Правда отвращает споим существованием все сие зло и приводит
государственное преобразование в положительные ход и действие тем, что все определяет и
па все предметы коренные правила издает. Посему обязаны с нею в полной мере
сообразоваться как временное Верховное правление со всеми частями, отраслями и
степенями правительства, так равно и весь народ со всеми оного членами или гражданами.
Временное Верховное правление обязано новый государственный порядок, Русской
Правдою
-----188----определенный, постепенными мероприятиями ввести и устроить, а народ обязан сему
введению не только не противиться, но, напротив того, временному Верховному правлению
усердно всеми силами содействовать и неуместным нетерпением не вредить преуспеванию
народного возрождения и государственного переобразования. [...]
Печатается по: Избранные социально-политические и философские произведения
декабристов. М., 1951. Т. 2. С. 73—85.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-156-320.jpg)
![13. Крепостное состояние и рабство отменяются; раб, прикоснувшийся земли Русской,
становится свободным. Разделение между бла-----190----городными и простолюдинами не принимается, поелику противно вере, по которой все люди
братья, все рождены благо по воле божией, все рождены для блага и все просто люди: ибо
все слабы и несовершенны.
14. Всякий имеет право излагать свои мысли и чувства невозбранно и сообщать оные
посредством печати своим соотечественникам. Книги, подобно всем прочим действиям,
подвержены обвинению Граждан пред судом и подлежат присяжным.
15. Существующие ныне гильдии и цехи в купечестве, ремеслах уничтожаются.
16. Всякий имеет право заниматься тем промыслом, который ему покажется выгоднейшим:
земледелием, скотоводством, охотою, рыбною ловлею, рукоделиями, заводами, торговлею и
так далее.
17. Всякая тяжба, в которой дело идет о ценности, превышающей фунт чистого серебра (25
рублей серебр[ом]), поступает на суд присяжных.
18. Всякое уголовное дело производится с присяжными.
19. Подозреваемый в злоумышлении может быть взят под стражу постановленными Уставом
властями и учрежденным порядком, но в 24 часа (под ответственностью тех, которые его
задержали) должно ему объявить письменно о причине его задержания, в противном случае
он немедленно освобождается.
20. Заключенный, если он не обвинен по уголовному делу, немедленно освобождается, если
найдется за него порука.
21. Никто не может быть наказан, как в силу закона, обнародованного до преступления и
правильно и законным образом приведенного в исполнение.
22. Устав сей определит, каким чиновникам и в каких обстоятельствах представляется право
давать письменные приказания задержать кого-либо из Граждан, сделать домовой обыск,
забрать его бумаги и распечатать письма его. Равным образом определит оный ответственность за таковые поступки.
23. Право собственности, заключающее в себе одни вещи, священно и неприкосновенно.
24. Земли помещиков остаются за ними. Дома поселян с огородами оных признаются их
собственностью со всеми земледельческими орудиями и скотом, им принадлежащим.
25. Крестьяне экономические и удельные будут называться общими владельцами, равно как
и ныне называются вольными хлебопашца-----191-----
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-159-320.jpg)
![ми, поелику земля, на которой они живут, предоставляется им в общественное владение и
признается их собственностью. Удельное правление уничтожается.
26. Последующие законы определят, каким образом сии земли поступят из общественного в
частное владение каждого из поселян и на каких правилах будет основан сей раздел
общественной земли между ими.
27. Поселяне, живущие в арендных имениях, равно делаются вольными, но земли остаются
за теми, кому они были даны, и по то время, по которое были даны.
28. Военные поселения немедленно уничтожаются. Поселенные батальоны и эскадроны с
родственниками рядовых вступают в звание общих владельцев.
29. Разделение людей на 14 классов отменяется. Гражданские чины, заимствованные у
немцев и ничем не отличающиеся между собою, уничтожаются сходственно с древними
постановлениями народа Русского. Названия и сословия однодворцев, мещан, дворян,
именитых граждан заменяются все названием Гражданина или Русского.
30. Жалованье священнослужителям будет производиться и впредь. Равным образом они
освобождаются от постоя и подвод.
31. Кочующие племена не имеют прав Гражданских. Право участвовать в выборе волостного
старшины предоставляется однакож и оным.
32. Граждане имеют право составить всякого рода общества и товарищества, не испрашивая
о том ни у кого позволения, ни утверждения, лишь только б действия оных не были
противузаконными.
33. Каждое таковое общество имеет право делать себе постановления, лишь бы оные не были
противны сему Уставу и законам общественным.
34. Никакое иностранное общество не может иметь в России подведомственных себе
обществ или сотовариществ.
35. Никакое нарушение Закона не может быть оправдано повелением начальства. Сперва
наказывается нарушитель Закона, потом подписавшие противузаконное повеление.
40. Нынешние полицейские чиновники отрешаются и заменяются по выборам жителей.
41. Всякий Гражданин, который бы насилием или подкупом нарушил свободный выбор
народных представителей, предается суду.
-----192----42. Никто не может быть беспокоиваем в отправлении своего богослужения по совести и
чувствам своим, лишь бы только не нарушал законов природы и нравственности. [...]
Печатается по: Избранные социально-политические и философские произведения
декабристов. М., 1951. Т. 1. С. 229— 304.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-160-320.jpg)
![невозможно, она не искала земного совершенства, и поэтому, выбрав лучшую (т.е. меньшее
из зол) из правительственных форм, она держалась ее постоянно, не считая ее совершенною.
Признавая свободно власть, она не восставала против нее и не унижалась перед нею.
Теперь обратимся к самой Истории Русской; проследим отношение власти к народу и народа
к власти и посмотрим: была ли с какой-нибудь стороны измена.
Народ призывает власть добровольно, призывает ее в лице князя-монарха, как в лучшем ее
выражении, и становится с нею в приязненные отношения. Это —союз народа с властью.
Употребим здесь слова, которые так часто, постоянно, и с такой ясной определенностью
встречаются в наших исторических свидетельствах, — слова, которые выражают народ и
власть, т.е. Земля и Государство.
Земля, как выражает это слово, — неопределенное и мирное состояние народа. Земля
призвала себе Государство на защиту, ограждение: прежде всего от врагов внешних, потом и
от врагов внутренних. Отношение Земли и Государства легло в основание Русской Истории.
В первые времена Россия управлялась целым родом, совокупностью князей в отдельных
княжествах, и в каждом княжестве повторялись те же
-----195----самые отношения. Князей стало много, они сами спорили между собою, и между князьями
возможен был выбор, поэтому они часто перемещались. [...]
Таким образом, в России не было ни одного человека, пользующегося даром своими
выгодами (тем менее по праву). Когда созывалась вся Россия, и служилая и земская, на совет
к государю, то такой совет назывался уже Земским, и государь являлся тогда главою Земли.
[...] Аристократии Западной не было вовсе. Не было вовсе и Западной демократии. Вся
Россия была под двумя властями —Земли к Государства, разделялась на два отдела — на
людей земских и людей служилых.
Что же соединяло эти два отдела, что составляло неразрывную связь между ними? Мы
говорили прежде о добровольном призвании Землею власти: это относится, собственно, к
правительству, к государю; но здесь мы говорим уже о проявлении этих начал, о двух
классах: служилом и земском. Что соединяло эти два отдела России? Вера и жизнь; вот
почему всякий чиновник, начиная от боярина, был свой человек народу; вот почему,
переходя из земских людей в служилые, он не становился чуждым Земле. Выше всех этих
разделений было единство веры и единство жизни, быта, соединявшее Россию в одно целое.
Верою и жизнью само Государство становилось земским.
Люди служилые, все, начиная от бояр, писались холопами, что собственно значило слуга и
более ничего, точно так же как и люди служилые бояр и других лиц. Люди земские к
государю писались сиротами, что на Русском языке не имеет значения orphelin, Waise, а
значит просто беспомощный, беззащитный, или нуждающийся в защите. Это название
глубоко обозначает и утверждает отношение Земли к Государству, Земли, призвавшей
Государство на помощь. Повторяем: когда же созывалась вся, и служилая и земская, Россия в
своих выборных, к государю на совет, то такой совет назывался Земским. На таком совете
было и духовенство, соединявшее Государство с Землею, постоянно роднившее его с ней.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-163-320.jpg)
![Этот ответ необходим и по другой причине; пора показать Европе, что, говоря о России,
говорят не о безответном, не об отсутствующем, не о глухонемом.
Мы, оставившие Россию только для того, чтобы свободное русское слово раздалось,
наконец, в Европе, — мы тут налицо и считаем долгом подать свой голос, когда человек,
вооруженный огромным и заслуженным авторитетом, утверждает, что «Россия не
существует, что русские не люди, что они лишены нравственного смысла».
Если вы разумеете Россию официальную, царство-фасад, византийско-немецкое
правительство, то вам и книги в руки. Мы соглашаемся вперед со всем, что вы нам скажете.
Не нам тут играть роль заступника. У русского правительства так много агентов в прессе,
что в красноречивых апологиях его действий никогда не будет недостатка.
Но не об одном официальном обществе идет речь в вашем труде; вы затрагиваете вопрос
более глубокий; вы говорите о самом народе.
Бедный русский народ! Некому возвысить голос в его защиту! Посудите сами, могу ли я, по
совести, молчать.
Русский народ, милостивый государь, жив, здоров и даже не стар,— напротив того, очень
молод. Умирают люди и в молодости, это бывает, но это не нормально.
Прошлое русского народа темно; его настоящее ужасно, но у него есть права на будущее. Он
не верит в свое настоящее положение, он имеет дерзость тем более ожидать от времени, чем
менее оно дало ему до сих пор.
Самый трудный для русского народа период приближается к концу. Его ожидает страшная
борьба; к ней готовятся его враги. Великий вопрос: to be or not to be1 — скоро будет решен
для России. Но грешно перед борьбою отчаиваться в успехе.
Русский вопрос принимает огромные, страшные размеры; он сильно озабочивает все партии;
но, мне кажется, что слишком много занимаются Россиею императорскою, Россиею
официальной и слишком мало Россиею народной, Россиею безгласной. [...]
Община спасла русский народ от монгольского варварства и от имперской цивилизации, от
выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная
организация, хоть и сильно потря_____________
1 Быть или не быть (англ.)— слова Гамлета в одноименной трагедии Шекспира (акт. Ш,
сцена1).
-----198----сенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила до развития
социализма в Европе.
Это обстоятельство бесконечно важно для России.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-165-320.jpg)
![Европа, — я это сказал в другом месте1, — не разрешила антиномии между личностью и
государством, но она поставила себе задачею это разрешение. Россия также не нашла этого
решения. Перед этим вопросом начинается наше равенство.
Европа на первом шагу к социальной революции встречается с этим народом, который
представляет ей осуществление, полудикое, неустроенное, — но все-таки осуществление
постоянного дележа земель между земледельцами. И заметьте, что этот великий пример дает
нам не образованная Россия, но сам народ, его жизненный процесс. Мы, русские, прошедшие
через западную цивилизацию, мы не больше, как средство, как закваска, как посредники
между русским народом и революционной Европою. Человек будущего в России — мужик,
точно так же как во Франции работник. [...]
Различие между вашими законами и нашими указами заключается только в заглавной
формуле. Указы начинаются подавляющей истиною: «Царь соизволил повелеть»; ваши
законы начинаются возмутительной ложью — ироническим злоупотреблением имени
французского народа и словами «свобода, братство и равенство». Николаевский свод
рассчитан против подданных и в пользу самодержавия. Наполеоновский свод имеет
решительно тот же характер. На нас лежит слишком много цепей, чтобы мы добровольно
надели на себя еще новых. В этом отношении мы стоим совершенно наряду с нашими
крестьянами. Мы покоряемся грубой силе. Мы рабы, потому что не имеем возможности
освободиться; но мы не принимаем ничего от наших врагов.
Россия никогда не будет протестантскою.
Россия никогда не будет juste-milieu2.
_____________
1 В книге «О развитии революционных идей в России», глава VI.
2 Золотой серединой.
-----201----Россия никогда не сделает революции с целью отделаться от царя Николая и заменить его
царями-представителями, царями-судьями, царями-полицейскими.
Мы, может быть, требуем слишком много и ничего не достигнем. Может быть так, но мы
все-таки не отчаиваемся; прежде 1848 года России не должно, невозможно было вступать в
революционное поприще, ей следовало доучиться, и теперь она доучилась. Сам царь это замечает и свирепствует против университетов, против идей, против науки; он старается
отрезать Россию от Европы, убить просвещение. Он делает свое дело.
Успеет ли он в нем?
Я уже сказал это прежде. Не следует слепо верить в будущее; каждый зародыш имеет право
на развитие, но не каждый развивается. Будущее России зависит не от нее одной. Оно
связано с будущим Европы. Кто может предсказать судьбу славянского мира в случае, если
реакция и абсолютизм окончательно победят революцию в Европе?
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-168-320.jpg)
![Быть может, он погибнет?
Но в таком случае погибнет и Европа...
И история перенесется в Америку... [...]
Печатается по: Герцен А.И. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1986. Т. 2. С.154—155, 168—170,
177—178.
ДАНИЛЕВСКИЙ Н.Я.
Россия и Европа
Глава Х
Различия в ходе исторического воспитания
[...] Народности, национальности суть органы человечества, посредством которых
заключающаяся в нем идея достигает в пространстве и во времени возможного разнообразия,
возможной многосторонности осуществления. [...] Народность составляет поэтому
существенную основу государства, самую причину его существования, — и главная цель его
и есть именно охранение народности. Из самого определения государства следует, что
государство, не имеющее народной основы, не имеет в себе жизненного начала и вообще не
имеет никакой причины существовать. Если, в самом деле, государство есть случайная смесь
народностей, то какую национальную честь, какую национальную свободу может оно
охранять и защищать, когда честь и свобода их могут
-----202----быть (и в большинстве случаев не могут не быть) друг другу противоположны? На что идут
миллионы, поглощаемые флотами, армиями, финансовым управлением, государственным
долгом таких государств? — ни на что, как на оскорбление и лишение народной чести и
свободы народностей, втиснутых в его искусственную рамку. Что значит честь и свобода
Турции, честь и свобода Австрии, честь и свобода Польши? — не иное что, как угнетение и
оскорбление действительного народного чувства и действительной национальной свободы
народов, составляющих эти государства: греков, сербов, болгар, чехов, русских, румын,
недавно еще итальянцев. Эти государства могут быть по сердцу только тем, кому они дают
средства к этому угнетению и оскорблению: турецкой орде в Турции, небольшому клочку
немцев, а с недавнего времени и мадьяр, в Австрии, оторвавшемуся от своей народности и от
славянского корня польскому шляхетству и католическому духовенству.
Из этого национального значения государства следует, что .каждая народность, если
получила уже и не утратила еще сознание своего самобытного исторического национального
значения, должна составлять государство и что одна Народность должна составлять только
одно государство. Эти положения подвержены, по-видимому, многим исключениям, но
только по-видимому. [...]
[...] Русский народ перешел через различные формы зависимости, которые должны были
сплотить его в единое тело, отучить от личного племенного эгоизма, приучить к подчинению
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-169-320.jpg)
![своей воли высшим, общим целям — и цели эти достигнуты; государство основалось на незыблемой народной основе; и, однако же, в течение этого тысячелетнего процесса племенной
эгоизм не заменился сословным, русский народ, не утратив своих нравственных достоинств,
не утратил и вещественной основы для дальнейшего своего развития, ибо сохранил владение
землею в несравненно большей степени, нежели какой бы то ни было европейский народ. И
не только сохранил он это владение, но и обеспечил его себе на долгие веки общинною
формою землевладения. Он вполне приготовлен к принятию гражданской свободы взамен
племенной воли, которой (как всякий исторический народ) он должен был лишиться во
время своего государственного роста. Доза свободы, которую он может вынести, с одной
стороны, больше, чем для всякого другого народа, потому что, обладая землею, он одарен в
высшей степени консервативными инстинктами, так как его собственное положение не
находится в противоречии с его политической будущностью; с другой же стороны, сами
политические требования или, лучше сказать,
-----203----надежды его в высшей степени умеренны, так как за отсутствием (в течение всей его жизни)
внутренней междоусобной исторической борьбы между различными слоями русского
общества он не видит во власти врага (против которого чувство самосохранения заставляло
бы его принимать всевозможные средства предосторожности), а относится к ней с
полнейшею доверенностью.
Г л а в а XI
Европейничанье — болезнь русской жизни
[...] Кроме трех фазисов развития государственности, которые перенес русский народ и
которые, будучи в сущности легкими, вели к устройству и упрочению Русского государства,
не лишив народа ни одного из условий, необходимых для пользования гражданскою
свободою как полной заменой племенной воли, Россия должна была вынести еще тяжелую
операцию, известную под именем Петровской реформы. В то время цивилизация Европы
начала уже в значительной степени получать практический характер, вследствие которого
различные открытия и изобретения, сделанные ею в области науки промышленности, получили применение к ее государственному и гражданскому строю. [...] Следовательно, самая
существенная цель государства (охрана народности от внешних врагов) требовала уже в
известной степени технического образования, — степени, которая с тех пор, особливо со
второй четверти XIX века, не переставала возрастать в сильной пропорции. [...]
[...] Необходимо было укрепить русскую государственность заимствованиями из культурных
сокровищ, добытых западной наукой и промышленностью, — заимствованиями быстрыми,
не терпящими отлагательства до того времени, когда Россия, следуя медленному естественному процессу просвещения, основанному на самородных началах, успела бы сама
доработать до необходимых государству практических результатов просвещения. Петр
сознал ясно эту необходимость, но (как большая часть великих исторических деятелей) он
действовал не по спокойно обдуманному плану, а со страстностью и увличением. Познакомившись с Европою, он, так сказать, влюбился в нее и захотел во что бы то ни стало
сделать Россию Европой. Видя плоды, которые приносило европейское дерево, он заключил
о превосходстве самого растения, их приносившего, над русским еще бесплодным дичком
(не приняв ни внимание разности в возрасте, не подумав, что для дичка может быть еще не
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-170-320.jpg)
![пришло время плодоношения), и потому захотел срубить его под самый корень и заменить
другим. [...]
-----204----Если Европа внушала Петру страстную любовь, страстное увлечение, то к России относился
он двояко. Он вместе и любил, и ненавидел ее. Любил он в ней собственно ее силу и мощь,
которую не только пред чувствовал, но уже сознавал, любил в ней орудие своей воли и своих
планов, любил материал для здания, которое намеревался возвести по образу и подобию
зародившейся в нем идеи, под влиянием европейского образца; ненавидел же самые начала
русской жизни — самую жизнь эту как с ее недостатками, так и с ее достоинствами. Если бы
он не ненавидел ее всей страстностью своей души, то обходился бы с нею осторожнее,
бережнее, любовнее. Потому в деятельности Петра необходимо строго отличать две
стороны: его деятельность государственную, все его военные, флотские, административные,
промышленные насаждения, и его деятельность реформативную в тесном смысле этого
слова, т.е. изменения в быте, нравах, обычаях и понятиях, которые он старался произвести в
русском народе. Первая деятельность заслуживает вечной признательной, благоговейной
памяти и благословения потомства. Как ни тяжелы были для современников его рекрутские
наборы (которыми он не только пополнял свои войска, но строил города и заселял страны),
введенная им безжалостная финансовая система, монополии, усиление крепостного права —
одним словом, запряжение всего народа в государственное тягло, всем этим заслужил он
себе имя Великого — имя основателя русского государственного величия. Но деятельностью
второго рода он не только принес величайший вред будущности России (вред, который так
глубоко пустил свои корни, что доселе еще разъедает русское народное тело), он даже
совершенно бесполезно затруднил свое собственное дело: возбудил негодование своих
подданных, смутил их совесть, усложнил свою задачу, сам устроил себе препятствия, на
поборение которых должен был употреблять огромную долю той необыкновенной энергии,
которою был одарен и которая, конечно, могла бы быть употреблена с большею пользою. К
чему было брить бороды, надевать немецкие кафтаны, загонять в ассамблеи, заставлять
курить табак, учреждать попойки (в которых даже пороки и распутство должны были
принимать немецкую форму), искажать язык, вводить в жизнь придворную и высшего
общества иностранный этикет, менять летоисчисление, стеснять свободу духовенства? К
чему ставить иностранные формы жизни на первое почетное место и тем накладывать на все
русское печать низкого и подлого, как говорилось в то время? Неужели это могло укрепить
народное сознание? Конечно, одних государственных нововведений (в тесном смысле этого
слова) было недостаточно: надо
-----205----было развить то, что всему дает крепость и силу, т.е. просвещение; но что же имели общего
с истинным просвещением все эти искажения народного облика и характера? Просвещение к
тому же не насаждается По произволу, как меняется форма одежды или вводится то или
другое административное устройство. Его следовало не насаждать извне, а развивать
изнутри. Ход его был бы медленнее, но зато вернее и плодотворнее.
Как бы то ни было, русская жизнь была насильственно перевернута Ни иностранный лад.
Сначала это удалось только относительно верхних слоев общества, на которые действие
правительства сильнее и прямее И которые вообще везде и всегда податливее на разные
соблазны. Но мало-помалу это искажение русской жизни стало распространяться и вширь и
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-171-320.jpg)
![должно было нам казаться окруженным лучами самого блистательного света, является
совершенным мраком и темнотою... [...]
Г л а в а XV
Всеславянский союз
Всеславянский союз есть единственная твердая почва, на которой может расти самобытная
славянская культура, —условие sine gua non1 ее развития. Таков общий смысл, главный
вывод всего нашего исследования. Поэтому мы не станем проводить теперь доказательств
значения, пользы и необходимости такого устройства Славянского мира с культурноисторической точки зрения; в этой главе я имею в виду раскрыть важность, пользу и
необходимость объединения славянской семьи в союзной федеративной форме лишь с более
узкой, чисто политической точки зрения.
_______________
1 Непременное условие (лат.).
-----207----Мы видели выше, что с общей культурно-исторической точки зрения Россия не может
считаться составною частью Европы ни по происхождению, ни по усыновлению, что ей
предстоят только две возможности: или вместе с прочими славянами образовать особую,
самостоятельную культурную единицу, или лишиться всякого культурно-исторического
значения — быть ничем. [...]
Не надо себя обманывать. Враждебность Европы слишком очевидна: она лежит не в
случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого
государственного мужа, а в самых основных ее интересах. Внутренние счеты ее не
покончены. Бывшие в ней зародыши внутренней борьбы развились именно в недавнее время;
но весьма вероятно, что они из числа последних: с улажением их или даже с несколько
продолжительным умиротворением их Европа опять обратится всеми своими силами и
помыслами против России, почитаемой ею своим естественным, прирожденным врагом.
Если Россия не поймет своего назначения, ее неминуемо постигнет участь всего устарелого,
лишнего, ненужного. Постепенно умаляясь в своей исторической золи, придется склонить
голову перед требованиями Европы, которая не только не допустит ее до влияния на Восток,
не только устроит (смотря по обстоятельствам, в той или другой форме) оплоты против связи
ее с западными славянскими родичами, но, с одной стороны, при помощи турецких,
немецких, мадьярских, итальянских, польских, греческих, может быть, румынских
пособников своих, всегда готовых разъедать несплоченное славянское тело, с другой
стороны, своими политическими и цивилизационными соблазнами до того выветрить самую
душу Славянства, что оно распустится, растворится в европействе и только утучнит собою
его почву. А России, не исполнившей своего предназначения и тем самым потерявшей
причину своего бытия, свою жизненную сущность, свою идею, ничего не останется, как
бесславно доживать свой жалкий век, перегнивать как исторический хлам, лишенный смысла
и значения, или образовать безжизненную массу, так сказать, неодухотворенное тело, и в
лучшем случае также распуститься в этнографический материал для новых неведомых
исторических комбинаций, даже нe оставив после себя живого следа.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-173-320.jpg)
![Будучи чужда Европейскому миру по своему внутреннему складу, будучи, кроме того,
слишком сильна и могущественна, чтобы занимать место одного из членов европейской
семьи, быть одною из великих европейских держав, Россия не иначе может занять достойное
себя и Славянства место в истории, как став главою особой, самостоятельной
-----208----политической системы государств и служа противовесом Европе во всей ее общности и
целости. Вот выгоды, польза, смысл Всеславянского союза по отношению к России. [...]
Но бороться с соединенной Европой может только соединенное Славянство. Итак, не
всемирным владычеством угрожает Всеславянский союз, а, совершенно напротив, он
представляет необходимое и вместе единственно возможное ручательство за сохранение
всемирного равновесия, единственный оплот против всемирного владычества Европы. Союз
этот был бы не угрозою кому бы то ни было, а мерою чисто оборонительною не только в
частных интересах Славянства, но и всей Вселенной. Всеславянский союз имел бы своим
результатом не всемирное владычество, а равный и справедливый раздел власти и влияния
между теми народами или группами народов, которые в настоящем периоде всемирной
истории могут считаться активными ее деятелями: Европой, Славянством и Америкой,
которые сами находятся в различных возрастах развития. [...]
[...] Всемирная ли монархия, всемирная ли республика, всемирное ли господство одной
системы государств, одного культурно-исторического типа одинаково вредны и опасны для
прогрессивного хода истории в единственно справедливом смысле этого слова, ибо
опасность заключается не в политическом господстве одного государства, а в культурном
господстве одного культурно-исторического типа, каково бы ни было его внутреннее
политическое устройство. Настоящая глубокая опасность заключается именно в
осуществлении того порядка вещей, который составляет идеал наших западников: в
воцарении не мнимой, а действительной, столь любезной им общечеловеческой
цивилизации. Это было бы равнозначительно прекращению самой возможности всякого
дальнейшего преуспеяния или прогресса в истории, внесением нового миросозерцания,
новых целей, новых стремлений, всегда коренящихся в особом психическом строе
выступающих на деятельное поприще новых этнографических элементов. [...]
[...] Не в том дело, чтобы не было всемирного государства, республики или монархии, а в
том, чтобы не было господства одной цивилизации, одной культуры, ибо это лишило бы
человеческий род одного из необходимейших условий успеха и совершенствования —
элемента разнообразия. Итак, мы можем сказать с полною уверенностью, что Всеславянский
союз не только не угрожает всемирным владычеством, но есть единственное предохранение
от него. [...]
-----209----Борьба с Западом — единственное спасительное средство как для излечения наших русских
культурных недугов, так и для развития общеславянских симпатий, для поглощения ими
мелких раздоров между разными славянскими племенами и направлениями. Уже назревший
Восточный вопрос делает борьбу эту, помимо чьей бы то ни было воли, неизбежной в более
или менее близком будущем. [...] Наше дело может состоять не в исчислении русских армий
и флотов, оценке их устройства, вооружения и тому подобного, а только в рассмотрении
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-174-320.jpg)
![Это объясняет нам, почему с самого начала истории, т.е. с рождения государств, мир
политики всегда был и продолжает быть ареной наивысшего мошенничества и разбоя —
разбоя и мошенничества, к тому же высоко почитаемых, ибо они предписаны патриотизмом,
трансцендентной моралью и высшим государственным интересом. Это объясняет нам,
почему вся истории древних и современных государств является лишь рядом
возмутительных преступлений; почему короли и министры в прошлом и настоящем, во все
времена и во всех странах, государственные деятели, дипломаты, бюрократы и военные, если
их судить с точки зрения простой морали и человеческой справедливости, сто раз, тысячу раз
заслужили виселицы или каторги; ибо нет ужаса, жестокости, святотатства,
клятвопреступления, обмана, низкой сделки, циничного воровства, бесстыдного грабежа и
подлой измены, которые бы не были совершены, которые бы не продолжали совершаться
ежедневно представителями государств без другого извинения, кроме столь удобного
-----211----и вместе с тем столь страшного слова: государственный интерес!
Поистине ужасное слово! оно развратило и обесчестило большее число лиц в официальных
кругах и правящих классах общества, чем само христианство. Как только это слово
произнесено, все замолкает, все исчезает: честность, честь, справедливость, право, исчезает
само сострадание, а вместе с ним логика и здравый смысл; черное становится белым, а белое
— черным, отвратительное — человеческим, а самые подлые предательства, самые ужасные
преступления становятся достойными поступками!
И так как теперь уже доказано, что никакое государство не может существовать, не совершая
преступлений или, по крайней мере, не мечтая о них, не обдумывая, как их исполнить, когда
оно бессильно их совершить, мы в настоящее время приходим к выводу о безусловной
необходимости уничтожения государств. Или, если хотите, их полного и коренного
переустройства в том смысле, чтобы они перестали быть централизованными и
организованными сверху вниз державами, основанными на насилии или на авторитете
какого-нибудь принципа, и, напротив, реорганизовались бы снизу вверх, с абсолютной свободой для всех частей объединяться или не объединяться и с постоянным сохранением для
каждой части свободы выхода из этого объединения, даже если бы она вошла в него по
доброй воле, реорганизовались бы согласно действительным потребностям и естественным
стремлениям всех частей, через свободную федерацию индивидов и ассоциаций, коммун,
округов, провинций и наций в единое человечество.
Печатается по: Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 92—94, 96.
Государственность и анархия
[...] Мы уже несколько раз высказывали глубокое отвращение к теории Лассаля и Маркса,
рекомендующей работникам если не последний идеал, то по крайней мере как ближайшую
главную цель — основание народного государства, которое, по их объяснению, будет не что
иное, как «пролетариат, возведенный на степень господствующего сословия».
Спрашивается, если пролетариат будет господствующим сословием, то над кем он будет
господствовать? Значит, останется еще другой
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-176-320.jpg)
![Марксисты чувствуют это противоречие и, сознавая, что управление Мученых, самое
тяжелое, обидное и презрительное в мире, будет, несмотря на все демократические формы,
настоящею диктатурою, утешают мыслью, что эта диктатура будет временная и короткая.
Они говорят, что единственною заботою и целью ее будет образовать и поднять народ как
экономически, так и политически до такой степени, что всякое управление сделается скоро
ненужным и государство, утратив весь политический, т.е. господствующий характер,
обратится само собою в совершенно свободную организацию экономических интересов и
общин.
Тут явное противоречие. Если их государство будет действительно народное, то зачем ему
упраздняться, если же его упразднение необходимо для действительного освобождения
народа, то как же они смеют его называть народным? Своею полемикою против них мы
довели их до сознания, что свобода, или анархия, т.е. вольная организация рабочих масс
снизу вверх, есть окончательная цель общественного развития и что всякое государство, не
исключая и их народного, есть ярмо, значит, с одной стороны, порождает деспотизм, а с
другой — рабство.
5. Уничтожение государства и юридического права необходимо будет иметь следствием
уничтожение личной наследственной собственности и юридической семьи, основанной на
этой собственности, так как та и другая совершенно не допускают человеческой
справедливости.
6. Уничтожение государства, права собственности и юридической семьи — одно сделает
возможным организацию народной жизни снизу вверх, на основании коллективного труда и
собственности, сделавшихся в силу самих вещей возможными и обязательными для всех
путем совершенной, свободной федерации отдельных лиц в ассоциации, или в независимые
общины, или помимо общин и всяких областных и национальных разграничении в великие
однородные ассоциации, связанные тождественностью их интересов и социальных
стремлений и общих в нации, наций в человечество.
Как же морализировать этот мир? Возбуждая в нем прямо, сознательно и укрепляя в его уме
и сердце единую, всепоглощающую страсть
-----214----всенародного общечеловеческого освобождения. Это новая, единственная религия, силою
которой можно шевелить души и создавать спасительную коллективную силу. Таково
должно быть отныне единственное содержание тайной организации, организации, которая
должна в одно и то же время создать народо-вспомогательную силу и сделаться
практическою школою нравственного воспитания для всех членов.
Прежде всего определим ближе цель, значение и назначение этой организации. В моей
системе, как я уже несколько раз заметил выше, она не должна составлять революционной
армии — у нас должна быть только одна революционная армия — народ, — организация
должна быть лишь только штабом этой армии, организатором не своей, а народной силы,
посредницею между народным инстинктом и революционною мыслию. А революционная
мысль только потому и революционерна, жива, действительна, истинна, что она выражает и
только поскольку она формирует народные инстинкты, выработанные историею. Стремиться
навязать народу свою мысль, простую [...] или чуждую его инстинктам, — значит хотеть
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-178-320.jpg)
![поработить его новому государству. Поэтому организация, хотящая искренно только
освобождения народной жизни, должна принять программу, которая была бы полнейшим
выражением народных стремлений.
Организации предстоит огромная задача: не только приготовить торжество революции
народной посредством пропаганды и сплочения народных сил; не только разрушить до конца
силою этой революции весь ныне существующий экономический, социальный и
политический порядок вещей; но еще, пережив самое торжество революции, на другой день
народной победы сделать невозможным установление какой бы то ни было государственной
власти над народом — даже самой революционной, по-видимому, даже вашей, — потому что
всякая власть, как бы она ни называлась, непременным образом подвергла бы народ старому
рабству в новой форме. Поэтому организация наша должна быть довольно крепка и живуча,
чтобы пережить первую победу народа, — а это совсем нелегкое дело,— должна быть так
глубоко проникнута своим началом, чтобы можно было надеяться, что даже посреди самой
революции она не изменит ни мыслей, ни характера, ни направления. В чем же должно будет
состоять это направление? Что будет главною целью и задачею организации? Помочь народу
самоопределиться на основании полнейшего равенства и полнейшей и всесторонней
человеческой свободы, без малейшего вмешательства
-----215----какой бы то ни было, даже временной или переходной, власти, т.е. без всякого
государственного посредства.
Мы отъявленные враги всякой официальной власти — будь она хоть распререволюционная
власть, — враги всякой публично признанной диктатуры, мы — социально-революционные
анархисты.
Печатается по: Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 482, 483, 525,
546.
КРОПОТКИН П.А.
Хлеб и воля
[...] Всякое общество, покончившее с частной собственностью, должно будет, по нашему
мнению, организоваться на началах анархического коммунизма. Анархизм неизбежно ведет
к коммунизму, а коммунизм — к анархизму, причем и тот и другой представляют собой не
что иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающего в современных
обществах, — стремления к равенству.
Но наш коммунизм не есть коммунизм фаланстера или коммунизм немецких теоретиковгосударственников. Это — коммунизм анархический, коммунизм без правительства,
коммунизм свободных людей. Это — синтез, т.е. соединение в одно двух целей,
преследовавшихся человечеством во все времена: свободы экономической и свободы политической. [...]
Печатается по: Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 46,
52.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-179-320.jpg)
![Современная наука и анархия
[...] В силу различных исторических, политических и экономических данных, а также в силу
уроков новейшей истории, у анархистов сложился, как мы уже сказали, свой взгляд на
общество, совершенно иной, чем у всех политических партий, стремящихся к захвату
государственной власти в свои руки.
Мы представляем себе общество в виде организма, в котором отношения между отдельными
его членами определяются не законами, наследием исторического гнета и прошлого
варварства, не какими бы то ни было властителями, избранными или же получившими
власть по на-----216----следию, а взаимными соглашениями, свободно состоявшимися, равно как и привычками и
обычаями, также свободно признанными. Эти обычаи, однако, не должны застывать в своих
формах и превращаться в нечто незыблемое под влиянием законов или суеверий. Они
должны постоянно развиваться, применяясь к новым требованиям жизни, к прогрессу науки
и изобретений и к развитию общественного идеала, все более разумного, все более
возвышенного.
Таким образом — никаких властей, которые навязывают другим свою волю, никакого
владычества человека над человеком, никакой неподвижности в жизни, а вместо того —
постоянное движение вперед, то более скорое, то замедленное, как бывает в жизни самой
природы. Каждому отдельному лицу предоставляется, таким образом, свобода действий,
чтобы оно могло развить все свои естественные способности, свою индивидуальность, т.е.
все то, что в нем может быть своего, личного, особенного. Другими словами — никакого
навязывания отдельному лицу каких бы то ни было действий под угрозой общественного
наказания или же сверхъестественного мистического возмездия: общество ничего не требует
от отдельного лица, чего это лицо само не согласно добровольно в данное время исполнить.
Наряду с этим — полнейшее равенство в правах для всех.
Мы представляем себе общество равных, не допускающих в своей среде никакого
принуждения; и, несмотря на такое отсутствие принуждения, мы нисколько не боимся,
чтобы в обществе равных вредные обществу поступки отдельных его членов могли бы
принять угрожающие размеры. Общество людей свободных и равных сумеет лучше
защитить себя от таких поступков, чем наши современные государства, которые поручают
защиту общественной нравственности полиции, сыщикам, тюрьмам — т.е. университетам
преступности, — тюремщикам, палачам и судам. В особенности сумеет оно предупреждать
самую возможность противообщественных поступков путем воспитания и более тесного
общения между людьми.
Ясно, что до сих пор нигде еще не существовало общества, которое применяло бы на деле
эти основные положения. Но во все времена в человечестве было стремление к их
осуществлению. Каждый раз, когда некоторой части человечества удавалось хоть на время
свергнуть угнетавшую его власть или же уничтожить укоренившиеся неравенства (рабство,
крепостное право, самодержавие, владычество известных каст или классов), всякий раз,
когда новый луч свободы и равенства проникал в общество, всегда народ, всегда угнетенные
старались хотя бы отчасти провести в жизнь только что указанные основные положения.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-180-320.jpg)
![-----217----Поэтому мы вправе сказать, что анархия представляет собой известный общественный
идеал, существенно отличающийся от всего того, что до сих пор восхвалялось большинством
философов, ученых и политиков, которые все хотели управлять людьми и давать им законы.
Идеалом господствующих классов анархия никогда не была. Но зато она часто являлась
более или менее сознанным идеалом масс.
Государство в совокупности есть общество взаимного страхования, заключенного между
землевладельцем, воином, судьей и священником, чтобы обеспечить каждому из них власть
над народом и эксплуатацию бедноты.
Таково было происхождение государства, такова была его история, и таково его существо
еще в наше время,
[...] Государство — нечто гораздо большее, чем организация администрации в целях
водворения «гармонии» в обществе, как это говорят в университетах. Это — организация,
выработанная и усовершенствованная медленным путем на протяжении трех столетий,
чтобы поддерживать права, приобретенные известными классами, и пользоваться трудом
рабочих масс; чтобы расширить эти права и создать новые, которые ведут к новому
закрепощению обездоленных законодательством граждан по отношению к группе лиц,
осыпанных милостями правительственной иерархии. Такова истинная сущность государства.
Все остальное — лишь слова, которые государство само велит внушать народу и которые
повторяются по привычке, не избирая их более внимательно, — слова столь же ложные, как
и те, которым учит церковь, чтобы прикрыть свою жажду власти, богатства и опять-таки
власти!
Печатается по: Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 287,
288, 347, 533.
ТКАЧЕВ П.Н.
Задачи революционной пропаганды в России
(Письмо к редактору журнала «Вперед!»)
II
Что подразумевает наш журнал под словом революция? Народное движение, направленное к
уничтожению существующего порядка вещей, к устранению тех исторически
выработавшихся условий экономического быта, которые его давят и порабощают. Это
слишком обще. Какое движение? Осмысленное, разумное, вызванное ясным сознанием
-----218----принципиальных недостатков диких общественных условий, руководимое верным и
отчетливым пониманием как его средств, так и конечных целей. Это сознание и это
понимание должны быть присущими всему народу или по крайней мере большинству его, —
только тогда, по вашему мнению, совершится истинная народная революция. Всякую
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-181-320.jpg)
![другую революцию вы называете искусственным «навязыванием народу революционных
идей». [...] «.Будущий строй русского общества, — гласит ваша программа, —
осуществлению которого мы решились содействовать, должен воплотить в дело потребности
большинства, им самим сознанные и понятые». [...] .
Следовательно, революцию вы понимаете в смысле осуществления в общественной жизни
потребностей большинства, им самим сознанных и понятых. Но разве это будет революция в
смысле насильственного переворота? Разве когда большинство сознает и поймет как свои
потребности, так и те пути и средства, с помощью которых их можно удовлетворить, разве
тогда ему нужно будет прибегать к насильственному перевороту? О, поверьте, оно сумеет
тогда сделать это, не проливая ни единой капли крови, весьма мирно, любезно и, главное,
постепенно. Ведь сознание и понимание всех потребностей придет к нему не вдруг. Значит,
нет резона думать, будто и осуществлять эти потребности оно примется зараз: сначала оно
сознает одну потребность и возможность удовлетворить ее, потому другую, третью и т.д., и,
наконец, когда оно дойдет до сознания своей последней потребности, ему уже даже и
бороться ни с кем не придется, а уже о насилии и говорить нечего.
Значит, ваша революция есть не иное что, как утопический путь мирного прогресса. Вы
обманываете и себя и читателей, заменяя слово прогресс словом революция. Ведь это
шулерство, ведь это подтасовка!
Неужели вы не понимаете, что революция (в обыденном смысле слова) тем-то и отличается
от мирного прогресса, что первую делает меньшинство, а второй — большинство. Оттого
первая проходит обыкновенно быстро, бурно, беспорядочно, носит на себе характер урагана,
стихийного движения, а второй совершается тихо, медленно, плавно, «с величественной
торжественностью», как говорят историки. Насильственная революция тогда только и может
иметь место, когда меньшинство не хочет ждать, чтобы большинство само сознало свои
потребности, но когда оно решается, так сказать, навязать ему это сознание, когда оно
старается довести глухое и постоянно присущее народу чувство недовольства своим
положением до взрыва.
-----219----И затем, когда этот взрыв происходит, — происходит не в силу какого-нибудь ясного
понимания и сознания и т.п., а просто в силу накопившегося чувства недовольства,
озлобления, в силу невыносимости гнета, — когда этот взрыв происходит, тогда
меньшинство старается только придать ему осмысленный, разумный характер, направляет
его к известным целям, облекает его грубую чувственную основу в идеальные принципы.
Народ действительной революции — это бурная стихия, все уничтожающая и разрушающая
на своем пути, действующая всегда безотчетно и бессознательно. Народ вашей революции —
это цивилизованный человек, вполне уяснивший себе свое положение, действующий
сознательно и целесообразно, отдающий отчет в своих поступках, хорошо понимающий,
чего он хочет, понимающий свои истинные потребности и свои права, человек принципов,
человек идей.
Но где же видано, чтобы цивилизованные люди делали революции! О нет, они всегда
предпочитают путь мирного и спокойного прогресса, путь бескровных протестов,
дипломатических компромиссов и реформ — пути насилия, пути крови, убийств и грабежа.
[...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-182-320.jpg)
![Даже нашему III Отделению, впадающему в умоисступление при одном слове революция,
подобная революция — ваша революция, революция, обусловленная «ясным сознанием и
пониманием большинством своих потребностей», не может быть страшной. Напротив, его
прямой интерес состоит в том, чтобы пропагандировать ее идеи. С помощью такой
пропаганды можно совсем сбить молодежь с толку, представляя ей действительную
революцию как искусственное навязывание народу неосознанных и непрочувствованных им
идей, как нечто деспотическое, эфемерное, скоротечное и потому вредное; уверяя ее, что
победа народного дела, что радикальный переворот всех существующих общественных
отношений зависит от степени сознания народом его прав и потребностей, т.е. от степени его
умственного и нравственного развития, можно незаметно довести ее до убеждения, будто
развивать народ и уяснять ему его потребности и т.п. — значит подготовлять не торжество
мирного прогресса, а торжество истинной революции. [...]
IV
[...] Революции делают революционеры, а революционеров создают данные социальные
условий окружающей их среды. Всякий народ, заявленный произволом, измученный
эксплуататорами, осужденный из века в век поить своею кровью, кормить своим телом
праздное поколение
-----220----тунеядцев, скованный по рукам и по ногам железными цепями экономического рабства, —
всякий такой народ (а в таком положении находятся все народы) в силу самых условий своей
социальной среды есть революционер; он всегда может; он всегда хочет сделать революцию;
он всегда готов к ней. И если он в действительности не делает ее, если он в действительности
с ослиным терпением продолжает нести свой мученический крест... то это только потому,
что в нем забита всякая внутренняя инициатива, что у него не хватает духа самому выйти из
своей колеи; но раз какой-нибудь внешний толчок, какое-нибудь неожиданное столкновение
выбили его из нее — и он поднимается, как бурный ураган, и он делает революцию.
Наша учащаяся молодежь точно так же в большинстве случаев находится в условиях,
благоприятных для выработки в ней революционного настроения. Наши юноши —
революционеры не в силу своих знаний, а в силу своего социального положения.
Большинство их — дети родителей-пролетариев или людей, весьма недалеко ушедших от
пролетариев. Среда, их вырастившая, состоит либо из бедняков, в поте лица своего
добывающих хлеб, либо живет на хлебах у государства; на каждом шагу она чувствует свое
экономическое бессилие, свою зависимость. А осознание своего бессилия, своей
необеспеченности, чувство зависимости всегда приводят к чувству недовольства, к
озлоблению, к протесту.
Правда, в положении этой среды есть и другие условия, парализующие действие
экономической нищеты и политической зависимости; условия, до известной степени
примиряющие с жизнью потому, что они дают возможность эксплуатировать чужой труд;
условия, заглушающие недовольство, забивающие протест, развивающие в людях тот узкий,
скотский эгоизм, который не видит ничего дальше своего носа, который приводит к рабству
и тупому консерватизму. Но юноши, еще не охваченные губительным влиянием условий
второго рода, еще не втянувшиеся в будничную практику прошлой жизни, не успевшие
присосаться ни к одному из легализированных способов грабежа и эксплуатации, юноши, не
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-183-320.jpg)
![видящие ничего в будущем, кроме необеспеченности и зависимости, вынесшие из прошлого
безотрадные воспоминания о всякого рода унижениях и страданиях, которым зависимость и
нищета подвергают человека, — эти юноши, едва они начинают сознательно мыслить,
невольно, неизбежно приходят к мысли о необходимости революции, невольно, неизбежно
становятся революционерами. [...]
-----221----VI
[...] Ваш журнал решительный противник борьбы агитационной, он признает лишь одну
борьбу — борьбу философскую, борьбу с точки зрения общих принципов. В своей
программе (стр. 6) вы говорите, что идя вас всего важнее вопрос социальный, т.е. общие
экономические принципы, которые лежат в основе исторического общества, и что внимание
вашего журнала исключительно будет обращаться на факты, имеющие наиболее тесную,
прямую связь с этими принципами, следовательно, на факты из экономической жизни
народа; факты же, в которых экономические принципы воплощаются лишь косвенно,
посредственно, будут интересовать вас только в слабой степени, вы отодвинете их на задний
план.
Политический вопрос, т.е. тот политический вопрос, который всех нас давит, безумный
деспотизм самодержавия, возмутительный произвол хищнического правительства, наше
общее бесправие, наше постыдное рабство — все это для вас вопросы второстепенные. Вы
слишком заняты созерцанием коренных причин зла, чтобы обращать внимание на такие
мелочи. Но коренные причины зла одинаковы как для России, так и для всей 3[ападной]
Европы, только в 3[ападной] Европе благодаря более высокому развитию экономической
жизни они проявляются в более резких, более рельефных формах и их влияние на все прочие
сферы жизни, и в особенности на сферу политическую, осязательнее, нагляднее.
Отсюда, в интересах разъяснения фальшивости и несправедливости общих экономических
принципов гораздо практичнее обращаться за фактами к Европе, а не к России. Ее жизнь
представляет если и не более обильный, то во всяком случае более разработанный материал
для подобного разъяснения, чем наша. Вы это понимаете, и потому ваш журнал гораздо
пристальнее следит за рабочим движением в Западной Европе, чем за внутренней жизнью
России; вопросам общеевропейского интереса он уделяет столько же, если не больше, места,
как и вопросам, имеющим специально русский интерес. [...]
Вот потому-то истинно революционная партия ставит своей главной, своей первостепенной
задачей не подготовление революции вообще, в отдаленном будущем, а осуществление ее в
возможно ближайшем настоящем. Ее орган должен быть и органом этой идеи; мало того, он
должен служить одним из практических средств, непосредственно содействующих
скорейшему наступлению насильственного переворота. Иными словами, он должен не
столько заботиться о теоретическом уяснении
-----222----и философском понимании принципиальных несовершенств данного порядка вещей, сколько
о .возбуждении к нему отвращения и ненависти, о накоплении и распространении во всех
слоях общества чувств недовольства, озлобления, страстного желания перемены.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-184-320.jpg)
![Следовательно, хотя интересы революционной партии и не исключают теоретической,
научной борьбы, но они требуют, чтобы борьба практическая, агитаторская была выдвинута
на первый план. Они требуют этого не только ввиду настоятельной неотложности
революции, но также и ввиду других не лишенных значения соображений. Наша молодежь,
наше интеллигентное меньшинство страдает не столько недостатком ясного понимания
несостоятельности общих экономических принципов, лежащих в основе нашего быта,
сколько недостатком сильных аффективных импульсов, толкающих людей на практическую
революционную деятельность. Следовательно, развитие этих импульсов (что и составляет
одну из главных задач революционной агитации) в высокой степени необходимо в интересах
более усиленного комплектования кадров революционной армии. [...]
VII
После всего мною сказанного я, как мне кажется, имею некоторое право утверждать, что с
точки зрения насущных интересов русской революционной партии задачи ее революционной
пропаганды могут быть формулированы следующим образом.
1. По отношению к. образованному большинству, по отношению к привилегированной
среде, равно как и по отношению к народу, она должна преследовать главнейшим образом
цели агитаторские. Она должна возбуждать в обществе чувство недовольства и озлобления
существующим порядком, останавливая его внимание главным образом на тех именно
фактах, которые всего более способны вызвать и разжечь это чувство. При выборе этих
фактов она должна соображаться не столько с тем, в какой мере в них воплощаются общие
принципы данного порядка, сколько с тем, в какой мере они причиняют действительные,
осязательные страдания людям той или другой среды.
2. По отношению к. революционной молодежи, к, своей партии она должна преследовать
цели по преимуществу организационные. Убеждая ее в настоятельной необходимости
непосредственной, практической революционной деятельности, она должна выяснить ей, что
главное условие успеха этой деятельности зависит от прочной организации
-----223----ее революционных сил, от объединения частных, единичных попыток в одно общее,
дисциплинированное, стройное целое. [...]
Печатается по: Ткачев П.Н. Соч.: В 2 т. М., 1976. Т. 2. С. 12—13, 16—19, 23—25, 26, 29, 31,
34—35, 36—39.
ЛЕОНТЬЕВ К.Н.
Византизм и славянство
Г л а в а VII
О государственной форме
[...] Социальная наука едва родилась, а люди, пренебрегая опытом веков и примерами ими же
теперь столь уважаемой природы, не хотят видеть, что между эгалитарно-либеральным
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-185-320.jpg)
![поступательным движением и идеей развития нет ничего логически родственного, даже
более: эгалитарно-либеральный процесс есть антитеза процессу развития. При последнем
внутренняя идея держит крепко общественный материал в своих организующих,
деспотических объятиях и ограничивает его разбегающиеся, расторгающие стремления.
Прогресс же, борющийся против всякого деспотизма сословий, цехов, монастырей, даже
богатства и т.п., есть не что иное, как процесс разложения, процесс того вторичного
упрощения целого и смешения составных частей, о котором я говорил выше, процесс
сглаживания морфологических очертаний, процесс уничтожения тех особенностей, которые
были органически (т.е. деспотически) свойственны общественному телу.[...]
Государство есть, с одной стороны, как бы дерево, которое достигает своего полного роста,
цвета и плодоношения, повинуясь некоему таинственному не зависящему от нас
деспотическому повелению внутренней, вложенной в него идеи. С другой стороны, оно есть
машина, и сделанная людьми полусознательно, и содержащая людей, как части, как колеса,
рычаги, винты, атомы, и наконец, машина, вырабатывающая, Образующая людей. Человек в
государстве есть в одно и то же время и механик, и колеса или винт, и продукт
общественного организма.
На которое бы из государств древних и новых мы ни взглянули, у всex найдем одно и то же
общее: простоту и однообразие вначале, больше равенства и больше свободы (по крайней
мере фактической, если не юридической свободы), чем будет после... Потом мы видим большее или меньшее укрепление власти, более глубокое или менее резкое
-----224----(смотря по задаткам первоначального строения) разделение сословий, большее разнообразие
быта и разнохарактерности областей. [...]
Вообще в эти сложные цветущие эпохи есть какая бы то ни было аристократия,
политическая, с правами и положением, или только бытовая (т.е.), только с положением без
резких прав, или еще чаще стоящая на грани политической и бытовой. Эвпатриды Афин,
феодальные сатрапы Персии, оптиматы Рима, маркизы Франции, лорды Англии, воины
Египта, спатиаты Лаконии, знатные дворяне России, паны Польши, беи Турции.
В то же время, по внутренней потребности единства, есть наклонность и к единоличной
власти, которая по праву или только по факту, но всегда крепнет в эпоху цветущей
сложности. Являются великие замечательные диктаторы, императоры, короли или, по
крайней мере, гениальные демагоги и тираны (в древнеэллинском смысле), Фемистоклы,
Периклы и т.п. [...]
Вместо того, чтобы или наивно, или нечестно становиться, ввиду какого-то конечного блага,
на разные предвзятые точки зрения, коммунистическую, демократическую, либеральную и
т.д., научнее было бы подвергать все одинаковой, бесстрастной, безжалостной оценке, и если
бы итог вышел либо либеральный, либо охранительный, либо сословный, либо
бессословный, то не мы, так сказать, были бы виноваты, а сама наука.
Статистики нет никакой для субъективного блаженства отдельных лиц; никто не знает, при
каком правлении люди живут приятнее. Бунты и революции мало доказывают в этом случае.
Многие веселятся бунтом. [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-186-320.jpg)
![Никакой нет статистики для определения, что в республике жить лучше частным лицам, чем
в монархии; в ограниченной монархии лучше, чем в неограниченной; в эгалитарном
государстве лучше, чем в сословном; в богатом лучше, чем в бедном. Поэтому, отстраняя
мерило благоденствия, как недоступное еще современной социальной науке (быть может, и
навсегда неверное и малопригодное), гораздо безошибочнее будет обратиться к
объективности, к картинам и спрашивать себя, нет ли каких-нибудь всеобщих и весьма
простых законов для развития и разложения человеческих обществ?
И если мы не знаем, возможно ли всеобщее царство блага, то, по крайней мере, постараемся
дружными усилиями постичь, по мере
-----225----наших средств, что пригодно для блага того или другого частного государства. [...]
Государственная форма у каждой нации, у каждого общества своя; она в главной основе
неизменная до гроба исторического, но меняется быстрее или медленнее в частностях, от
начала до конца.
Вырабатывается она не вдруг и не сознательно сначала; не вдруг понятна; она выясняется
лишь хорошо в ту среднюю эпоху наибольшей сложности и высшего единства, за которой
постоянно следует, рано или поздно, частная порча этой формы и затем разложение и
смерть.
Так, государственная форма древнего Египта была резко сословная монархия, вероятно,
глубоко ограниченная жреческой аристократией и вообще религиозными законами.
Персия была, по-видимому, более феодального, рыцарского происхождения; но
феодальность ее сдерживалась безграничным в принципе царизмом, земным выражением
добра, Ормузда.
История Греции и Рима больше обработана, и потому на них все это еще яснее.
Афины именно в цветущий период выработали свойственную им государственную форму.
Это — демократическая республика, однако с привилегиями, с эв-патридами, с денежным
цензом, с рабами и, наконец, с наклонностью к фактической, неузаконенной, непрочной
диктатуре Периклов, Фемистоклов и т.д.
Форма эта, которой естественные залоги хранились, конечно, в самих нравах и
обстоятельствах, выработалась именно в цветущий сложный период, от Солона до
Пелопоннесской войны. Во время этой войны началась порча, начался эгалитарный
прогресс.
Свободы было и без того много: захотелось больше равенства.
Спарта, от эпохи Ликурга до унижения фиванцами, выработала также свою, чрезвычайно
оригинальную, стеснительную и деспотическую форму аристократического
республиканского коммунизма с чем-то вроде двух наследственных президентов.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-187-320.jpg)
![Форма эта была несравненно стеснительнее, деспотичнее афинской, и поэтому жизни и
творчества в Афинах было больше, а в Спарте меньше, но зато Спарта была сильнее и
долговечнее.
Все остальные государства греческого мира колебались, вероятно, между дорической
формой Спарты и ионийской формой Афин. Потребность формы, стеснения, деспотизма,
дисциплины, исходящей из нужд самосохранения, была и в этом распущенном и
раздробленном эллинском
-----226----мире так велика, что во многих государствах демократического характера (т.е., вероятно,
там, где выразился слабее деспотизм сословный) вырабатывалась тирания, т.е. дисциплина
единоличной власти (Поликрат, Периандр, Дионисий Сиракузский и др.).
Феодализм сельский, помещичий или рыцарский был, по-видимому, всегда ничтожен в
Элладе почти также, как и в Риме; все аристократии Эллады и Рима имели городской
характер; все они были, так сказать, муниципального происхождения.
История Македонии очень бедна, и сведений о первоначальной организации македонского
царства у нас мало. Но некоторые историки полагают, что у македонян был феодализм
выражен сильнее муниципальности (и действительно, о городах македонских почти нет и
речи, а все слышно лишь о царях и их дружине, о «Генералах» Александра),
Ослабевший эллинский муниципальный мир, соединившись потом с грубой, неясной
(неразвитой, вероятно) феодальностью македонян, дошел до мгновенного государственного
единства при Филиппе и Александре и только тогда стал в силах распространять свою
цивилизацию до самой Индии и внутренней Африки. Опять-таки, значит, для наибольшего
величия и силы. оказалась нужной большая сложность формы — сопряжение аристократии с
монархией. [...]
Именно в это время выработалась та муниципальная, избирательная диктатура,
императорство, которое так долго дисциплинировало Рим и послужило еще потом и
Византии.
То же самое мы видим и в европейских государствах.
Италия, возросшая на развалинах Рима, около эпохи Возрождения, и раньше всех других
европейских государств, выработала свою государственную форму в виде двух самых
крайних антитез — с одной стороны, высшую централизацию, в виде государственного папства, объединявшего весь католический мир далеко вне пределов Италии, с другой же — для
самой себя, для Италии собственно, форму крайне децентрализованную, муниципальноаристократических малых государств, которые постоянно колебались между олигархией
(Венеция и Генуя) и монархией (Неаполь, Тоскана и т.д.).
Государственная форма, прирожденная Испании, стала ясна несколько позднее. Это была
монархия самодержавная и аристократическая, но провинциально мало сосредоточенная,
снабженная местными и отчасти сословными вольностями и привилегиями, нечто среднее
между Италией и Францией. Эпоха Карла V и Филиппа II есть эпоха цвета.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-188-320.jpg)
![-----227----Государственная форма, свойственная Франции, была в высшей степени централизованная,
крайне сословная, но самодержавная монархия. Эта форма выяснилась постепенно при
Людовике XI, Франциске I, Ришелье и Людовике XIV; исказилась она в 89-м году.
Государственная форма Англии была (и отчасти есть до сих пор) ограниченная, менее
Франции вначале сословная, децентрализованная монархия, или, как другие говорят,
аристократическая республика с наследственным президентом. Эта форма выразилась почти
одновременно с французской при Генрихе VIII, Елизавете и Вильгельме Оранском.
Государственная форма Германии была (до Наполеона I и до годов 48 и 71) следующая: союз
государств небольших, отдельных, сословных, более или менее самодержавных, с
избранным императором — сюзереном (не муниципального, а феодального происхождения).
Все эти, уже выработанные ясно формы начали постепенно меняться у одних с XVIII
столетия, у других в XIX веке. Во всех открылся эгалитарный и либеральный процесс.
Можно верить, что польза есть от этого какая-нибудь, общая для Вселенной, но уже никак не
для долгого сохранения самих этих относительных государственных миров.
Реакция не потому не права, что она не видит истины, нет! Реакция везде чует эмпирически
истину; но отдельные ячейки, волокна, ткани и члены организма стали сильнее в своих
эгалитарных порывах, чем власть внутренней организующей деспотической идеи! [...]
После цветущей и сложной эпохи, как только начинается процесс вторичного упрощения и
смешения контуров, т.е. большое однообразие областей, смешение сословий, подвижность и
шаткость властей, принижение религии, сходство воспитания и т.п., как только деспотизм
формологического процесса слабеет, так в смысле государственного блага все прогрессисты
становятся не правы в теории, хотя и торжествуют на практике. Они не правы в теории; ибо,
думая исправлять, они разрушают; они торжествуют на практике; ибо идут легко по
течению, стремятся по наклонной плоскости. Они торжествуют, они имеют громкий успех.
Все охранители и друзья реакции правы, напротив, в теории, когда начинается процесс
вторичного упростительного смешения: ибо они хотят лечить и укреплять организм. Не их
вина, что они ненадолго торжествуют; не их вина, что нация не умеет уже выносить дисциплину отвлеченной государственной идеи, скрытой в недрах ее!
-----228----Они все-таки делают свой долг и, сколько могут, замедляют разложение, возвращая нацию,
иногда и насильственно, к культу создавшей ее государственности. [...]
Я предвижу еще одно возражение: я знаю, мне могут сказать, что пред концом культурной
жизни и пред политическим падением государств заметнее смешение, чем упрощение. И в
древности, и теперь. Но, во-первых, самое смешение есть уже своего рода упрощение картины, упрощение юридической ткани и бытовой узорности. Смешение всех цветов ведет к
серому или белому. А главное основание вот где. Я спрашиваю: просты ли нынешние копты,
потомки египтян или арабы Сирии? Просты ли были pagani, сельские идолопоклонники,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-189-320.jpg)
![которые держались еще после падения и исчезновения эллино-римской религиозности и
культуры в высших слоях общества? Просты ли были христиане-греки под турецким игом до
восстания 20-х годов? Просты ли гебры, остатки огнепоклонников культурного персомидийского мира?
Конечно, все перечисленные люди, общины и народные остатки несравненно проще, чем
были люди, общины, нации в эпоху цвета Египта, Калифата, греко-римской цивилизации,
чем персы во времена Дария Гистаспа или византийцы во времена Иоанна Златоуста, Люди
проще лично, по мыслям, вкусам, по несложности сознания и потребностей; общины и целые
национальные или религиозные остатки проще потому, что люди в их среде все очень
сходны и равны между собою. Итак, прежде смешение и некоторая степень вторичного
принижения (то есть; количественное упрощение), потом смерть своеобразной культуры в
высших слоях или гибель государства и, наконец, переживающая свою государственность
вторичная простота национальных и религиозных остатков. [...]
Печатается по: Леонтьев К. Записки отшельника. М., 1992. С. 118—132.
Национальная политика как орудие всемирной революции
(Письма к О.И. Фуделю)
[...] «Движение современного политического национализма есть не что иное, как
видоизмененное только в приемах распространение космополитической демократизации».
-----229----У многих вождей и участников этих движений XIX века цели действительно были
национальные, обособляющие, иногда даже культурно-своеобразные, но результат до сих
пор был у всех и везде один — космополитический. [...]
Все эти нации, все эти государства, все эти общества (Европы. — Сост.) сделали за эти 30
лет огромные шаги на пути эгалитарного либерализма, демократизации, равноправности, на
пути внутреннего смешения классов, властей, провинций, обычаев, законов и т.д. И в то же
время они все много «преуспели» на пути большого сходства с другими государствами и
другими обществами. Все общества Запада за эти 30 лет больше стали похожи друг на друга,
чем были прежде.
Местами более против прежнего крупная, а местами более против прежнего чистая
группировка государственности по племенам и нациям есть поэтому не что иное, как
поразительная по силе и ясности своей подготовки к переходу в господство
космополитическое, сперва всеевропейское, а потом, быть может, и всемирное!
Это ужасно! Но еще ужаснее, по-моему, то, что у нас в России до сих пор никто этого не
видит и не хочет понять... [...]
Все идут к одному — к какому-то среднеевропейскому типу общества и к господству какогото среднего человека. И если не произойдет в XIX веке где-нибудь и какой-нибудь
невообразимый даже переворот в самих идеях, потребностях, нуждах и вкусах, то и будут
так идти, пока не сольются все в одну — всеевропейскую — республиканскую федерацию.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-190-320.jpg)
![Поэтому ни о Португалии, ни о Голландии, ни о Швейцарии, Дании или Швеции не стоит и
распространяться по поводу того широкого и серьезного вопроса, который нас занимает.
В культурно-бытовом отношении во всех этих небольших государственных мирах и без того
с каждым годом остается все меньше и меньше своеобразного и духовно-независимого. А
политическая, внешняя независимость их держится лишь соперничеством или милостию
больших держав. [...]
Если бы случалось всегда так, что плоды политические, социальные и культурные
соответствовали бы замыслам руководителей движения или идеалам и сочувствиям
руководимых масс, то умственная задача наша была бы гораздо проще и доступнее какомунибудь реальному и осязательному объяснению.
-----230----Но когда мы видим, что победы и поражения, вооруженные восстания народов и если не
всегда «благодетельные», то несомненно благонамеренные реформы многих монархов,
освобождение и покорение наций, — одним словом, самые противоположные исторические
обстоятельства и события приводят всех к одному результату — к демократизации внутри и
к ассимиляции вовне, то, разумеется, является потребность объяснить все это более
глубокой, высшей и отдаленной (а может быть, и весьма печальной) телеологией. [...]
Но оставим пока эти общие рассуждения. Припомним лучше еще раз ближайшие события
европейской истории с того года (с 59-го), в который Наполеон III вздумал «официально»,
так сказать, написать на знамени своем этот самый девиз «политической национальности».
Я не боюсь повторений. Раз решившись писать об этом, я боюсь только неясности.
Факты же современной истории до такой грубости наглядны, до такой вопиющей скорби
поучительны, что они сами говорят за себя, и я не могу насытиться их изложением.
В 1859 году Наполеон III сговаривается с Пиемонтом и в союзе с ним побеждает Австрию,
которая противится этому национально-патриотическому принципу.
Этот приговор истории повторяется с тех пор неизменно: все то, что противится
политическому движению племен к освобождению, объединению, усилению их в
государственной отдельности и чистоте, — все это побеждено, унижено, ослаблено. И
заметьте, все это противящееся (за немногими исключениями, подтверждающими лишь
общее правило) носит тот или другой охранительный характер. Побеждена Австрия
католическая, монархическая, самодержавная, аристократическая — Австрия, которую недаром же предпочитал даже и Пруссии наш великий охранитель Николай Павлович. Заметьте,
что и безучастие России в 1859 году, ее почти что потворство французским победам и ее все
возрастающее нерасположение к Австрии доказывает, что в начале 60-х годов и позднее не
только в обществе русском, но и в правительственных сферах племенные чувства начинают
брать верх над государственными инстинктами. Это одно, по-моему, уже не делает чести
племенному чувству, нехорошо рекомендует его. Все то, что начало нравиться в 60-х годах,
— подозрительно. Это станет еще понятнее, когда вы вспомните, что пробуждение этого
племенного чувства у нас совпадает по времени с весьма искренним и сильным
внутреннеуравнительным движением (эмансипации и т.д.).
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-191-320.jpg)
![-----231----Мы тогда стали больше думать о славянском национализме и дома, и за пределами России,
когда учреждениями и нравами стали вдруг быстро приближаться ко все-Европе. (Не горько
ли это?!)
Мы даже на войско надели тогда французское кепи. Это очень важный символ! Ибо, имея в
духе нашем очень мало наклонности к действительному творчеству, мы всегда носим в
сердце какой-нибудь готовый западный идеал. Прусская каска Николая I, символ монархии
сословной, нам тогда разонравилась, и безобразное кепи, наряд эгалитарного кесаризма, нам
стала больше по сердцу! Прошу вас, задумайтесь над этим! Это вовсе не пустяки; это очень
важно! [...]
Посмотрите: когда нужно было (по решению и мановению невидимой десницы) победить в
Крыму Россию, монархию крепко-сословную, дворянскую, консервативную,
самодержавную, а в 1859 году Австрию, державу тоже (и даже более, чем Россия)
охранительную, — у Наполеона III, у министров и генералов его нашлись и сила, и мудрость,
и предусмотрительность — все нашлось! Когда же потребовалось создание весьма
либеральной, естественно-конституционной, антипапской и давно уже слабоаристократической Италии (вдобавок глубоко разъедаемой социализмом), то против Австрии, мешавшей этому, сила нашлась, но против Италии не нашлось мудрости. Старик
Тьер, говоривший уже тогда против итальянской эмансипации, был гласом вопиющего в
пустыне!
Обратите еще внимание и на то, что случилось вслед за этим с Францией в 1862 и 1863
годах. Взбунтовалась весьма дворянская и весьма католическая Польша против России,
искренно увлеченной в то время своим разрушительно-эмансипационным процессом. У
Франции не нашлось тут уже не только одной мудрости, но и силы. Она подняла на Западе в
пользу реакционного польского бунта пустую словесную бурю, которая только ожесточила
русских и сделала их строже к полякам; Россия же после этого стала смелее, сильнее, еще и
еще либеральнее сама ив тоже время насильственно демократизировала Польшу и больше
прежнего ассимилировала ее. [...]
Старайтесь не забывать при этом: что они обе — Польша и Россия — боролись под знаменем
национальным. В России давно, давно уже все русское общество не содействовало
правительству с таким единодушием и усердием, как во время этого польского мятежа.
Русское это общество, движимое тогда оскорбленным национальным, кровным чувством
своим, при виде неразумных посягательств поляков
-----232----на малороссийские и белорусские провинции наши, стало гораздо строже самого
правительства и ...послужило, само того не подозревая, все к тому же и тому же
космополитическому всепретворению!
До 1863 года и Польша, и Россия — обе внутренними порядками своими гораздо менее,
были похожи на. современную им Европу, чем они обе стали после своей борьбы за
национальность. [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-192-320.jpg)
![[...] Псевдонациональное или племенное начало [...] привело [Европу. — Сост.] шаг за шагом
к низвержению всех тех устоев, на которых утвердилась и процветала западная цивилизация.
Итак, ясно, что политика племенная, обыкновенно называемая национальною, есть не что
иное, как слепое орудие все той же всесветной революции, которой и мы, русские, к
несчастию, стали служить с 1861 года.
В частности, поэтому и для нас политика чисто славянская (искренним православным
мистицизмом не исправленная, глубоким отвращением к прозаическим формам современной
Европы не ожесточенная) — есть политика революционная, космополитическая. И если в
самом деле у нас есть в истории какое-нибудь особое, истинно национальное, мало-мальски
своеобразное, другими словами — культурное, а не чисто политическое призвание, то мы
впредь должны смотреть на панславизм как на дело весьма опасное, если не совсем
губительное.
Истинное (то есть культурное, обособляющее нас в быте, духе, учреждениях)
славянофильство или, точнее, культурофильство должно отныне стать жестоким
противником опрометчивого, чисто политического панславизма.
Если славянофилы-культуролюбцы не желают повторять одни только ошибки Хомякова и
Данилевского, если они не хотят удовлетворяться одними только эмансипационными
заблуждениями своих знаменитых учителей, а намерены, служить их главному, высшему
идеалу, то есть национализму настоящему, оригинальному, обособляющему и
утверждающему наш дух и бытовые формы наши, то они должны впредь остерегаться
слишком быстрого разрешения всеславянского вопроса.
Идея православно-культурного русизма действительно оригинальна, высока, строга и
государственна. Панславизм же во что бы то. ни стало — это подражание, и больше ничего.
Это идеал совре-----233----менно-европейский, унитарно-либеральный, это — стремление быть как все. Это все та же
общеевропейская революция.
Нужно теперь не славянолюбие, не славянопотворство, не сла-вяноволие — нужно
славяномыслие, славянотворчество, славяноособие — вот что нужно теперь!.. Пора
образумиться.
Русским в наше время надо, ввиду всего перечисленного мною прежде, стремиться со
страстью к самобытности духовной, умственной и бытовой... И тогда и остальные славяне
пойдут со временем по нашим стопам. [...]
Неужели прав был Прудон, восклицая: «Революция XIX века не родилась из недр той или
другой политической секты, она есть развитие какого-нибудь одного отвлеченного
принципа, не есть торжество интересов одной какой-нибудь корпорации или какого-нибудь
класса. Революция — это есть неизбежный синтез всех предыдущих движений в религии,
философии, политике, социальной экономии и т.д. и т.д. Она существует сама собою,
подобно тем элементам, которые в ней сочетались. Она, по правде сказать, приходит не
сверху (т.е. не от разных правительств), не снизу (т.е. не от народа)...» [...]
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-193-320.jpg)
![для высшей цели (ст. 4). Русский гражданин повинен своему отечеству служением и
жертвенностью; он повинен своим согражданам уважением, миролюбием и
сотрудничеством.
Ст. 12. Всякое деление русских граждан на враждебные политические станы объявляется
временным, предосудительным и в случаях,
-----236----особо предусмотренных, — наказуемым срочною или бессрочною утратою публичной
правоспособности. Бороться за классовые, партийные и корпоративные интересы
позволительно лишь постольку, поскольку эти интересы соответствуют единому и общему
благу народа и государства.
Ст. 13. Русский суд призван быть правым, справедливым, милостивым, скорым и равным.
Русский судья, всегда укрепляя себя в законе Божием, ведает в решениях своих два
источника: закон Российского Государства и свое совестное правосознание. Он не может ни
кривить душою, ни угождать предержащим властям.
Ст. 14. Русский государственный чин есть звание честное и ответственное, милостивое и
строгое. Творящий кривду или растрату разрушает отечество и позорит себя. Российское
чиновничество обязует помнить, что оно призвано строить и украшать свою родину.
Ст. 15. Солдатом именуется всякий военнослужащий, от рядового до старшего генерала.
Русский солдат есть звание высокое и почетное. Он представляет всероссийское народное
единство, русскую государственную волю, силу и честь. Армия есть кость от кости
народной, кровь от крови его, дух от его духа. Служащий в русской армии — пожизненно
или временно — осуществляет почетное право верного за отечество стояния и приобщается
национальной славе. Воинское знамя есть священная хоругвь всего российского народа.
Военный инвалид — почетное лицо в государстве.
Ст. 16. Русский язык есть язык общегосударственный. Он обязателен в армии, во флоте и во
всех государственных и общественных установлениях. Употребление местных языков и
наречий в государственных и общественных установлениях допускается только наряду с
русским языком: оно обязательно во всех общинах с иноязычным большинством и
определяется особыми законами и указами. Так можно было бы формулировать основные
аксиомы всероссийского государственного порядка и единения. [...]
Печатается по: Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи
1948—1954 гг.: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 72—75.
РАЗДЕЛ 2. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ
Глава 4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ
ВЕБЕР М.
Политика как призвание и профессия
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-196-320.jpg)
![Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествующие, есть
отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (т.е. считающееся
легитимным) насилие как средство. Таким образом, чтобы оно существовало, люди, находящиеся под господством, должны подчиняться авторитету, на который претендуют те, кто
теперь господствует. Когда и почему они так поступают? Какие внутренние основания для
оправдания господства и какие внешние средства служат ему опорой?
В принципе имеется три вида внутренних оправданий, т.е. оснований, легитимности (начнем
с них). Во-первых, это авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных
исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение, — традиционное
господство, как его осуществляли патриарх и патримониальный князь старого типа. Далее,
авторитет внеобыденного личного дара (Gnadengabe)(xa-ризма), полная личная преданность
и личное доверие, вызываемое наличием качеств вождя у какого-то человека: откровений,
героизма и других, — харизматическое господство, как его осуществляют пророк, или — в
области политического — избранный князь-военачальник, или избранный всеобщим
голосованием выдающийся демагог и политический партийный вождь. Наконец, господство
в силу «легальности», в силу веры в обязательность легального установления (Satzung) и
деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, т.е.
ориентацией на подчинение при выполнении установленных правил, — господство в том
виде, в каком его осуществляют
-----238----современный «государственный служащий» и все те носители власти, которые похожи на
него в этом отношении. Понятно, что в действительности подчинение обусловливают
чрезвычайно грубые мотивы страха и надежды — страха перед местью магических сил или
властителя, надежды на потустороннее или посюстороннее вознаграждение — и вместе с тем
самые разнообразные интересы. К этому мы сейчас вернемся. Но если пытаться выяснить, на
чем основана «легитимность» такой покорности, тогда, конечно, столкнешься с указанными
тремя ее идеальными типами. А эти представления о легитимности и их внутреннее
обоснование имеют большое значение для структуры господства. Правда, идеальные типы
редко встречаются в действительности. Но сегодня мы не можем позволить себе детальный
анализ крайне запутанных изменений, переходов и комбинаций этих идеальных типов: это
относится к проблемам «общего учения о государстве». [...]
В данном случае нас интересует прежде всего второй из них: господство, основанное на
преданности тех, кто подчиняется чисто личной ха-ризме вождя, ибо здесь коренится мысль
о призвании (Beruf) в его высшем выражении. Преданность харизме пророка, или вождя на
войне, или выдающегося демагога в народном собрании (Ekklesia) или в парламенте как раз
и означает, что человек подобного типа считается внутренне «признанным» руководителем
людей, что последние подчиняются ему не в силу обычая или установления, но потому, что
верят в него. Правда, сам вождь живет своим делом, «жаждет свершить свой труд», если
только он не ограниченный и тщеславный выскочка. Именно к личности вождя и ее
качествам относится преданность его сторонников: апостолов, последователей, только ему
преданных партийных приверженцев. В двух важнейших в прошлом фигурах: с одной
стороны, мага и пророка, с другой — избранного князя-военачальника, главаря банды,
кондотьера — вождизм как явление встречается во все исторические эпохи и во всех
регионах. Но особенностью Запада, что для нас более важно, является политический
вождизм сначала в образе свободного «демагога», существовавшего на почве города-
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-197-320.jpg)
![государства, характерного только для Запада, и прежде всего для средиземноморской
культуры, а затем в образе парламентского «партийного вождя», выросшего на почве
конституционного государства, укорененного тоже лишь на Западе.
Конечно, главными фигурами в механизме политической борьбы не были одни только
политики в силу их призвания в собственном смысле этого слова. Но в высшей степени
решающую роль здесь играет тот род
-----239----вспомогательных средств, которые находятся в их распоряжении. Как политически
господствующие силы начинают утверждаться в своем государстве? Данный вопрос
относится ко всякого рода господству, т.е. и к политическому господству во всех его формах:
традиционной, легальной и харизматической.
Любое господство как форма власти, требующая постоянного управления, нуждается, с
одной стороны, в установке человеческого поведения на подчинение господам,
притязающим быть носителями легитимного насилия, а с другой стороны — посредством
этого подчинения — в распоряжении теми вещами, которые в случае необходимости
привлекаются для применения физического насилия: личным штабом управления и
материальными средствами управления.
Штаб управления, представляющий во внешнем проявлении предприятие политического
господства, как и всякое другое предприятие, прикован к властелину, конечно, не одним
лишь представлением о легитимности, о котором только что шла речь. Его подчинение
вызвано двумя средствами, апеллирующими к личному интересу: материальным
вознаграждением и оказанием почестей. [...]
Печатается по: Вебер М. Избранные сочинения. М., 1990.
ПАРСОНС Т.
О понятии «политическая власть»
Власть понимается здесь как посредник, тождественный деньгам, циркулирующий внутри
того, что мы называем политической системой, но выходящий далеко за рамки последней и
проникающий в три функциональные подсистемы общества (как я их себе представляю) —
экономическую подсистему, подсистему интеграции и подсистему поддержания культурных
образцов. Прибегнув к очень краткому описанию Свойств, присущих деньгам как
экономическому инструменту подобного типа, мы сможем лучше понять и специфику
свойств власти.
Деньги, как утверждали классики экономической науки, одновременно представляют собой
и средство обмена, и «ценностный эталон». Деньги — это символ в том смысле, что, измеряя
и, следовательно, "выражая" экономическую ценность или полезность, сами они не обладают полезностью в изначальном потребительском значении слова. Деньги имеют не
«потребительскую стоимость», а только «стоимость меновую», т.е. позволяют приобретать
полезные вещи. Деньги служат,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-198-320.jpg)
![И наконец, деньги «хороши», т.е. функционируют как посредник, только в недрах
достаточно определенной сети рыночных отношений, которая действительно достигла
сегодня мирового уровня, но поддержание которой требует специальных мер обеспечения
взаимоконвертируемости национальных валют. Такая система есть область виртуальных
обменов, в которой деньги могут быть потрачены, но не в недрах которой поддерживаются
определенные условия, обеспечивающие системе защиту и управление со стороны как
закона, так и ответственных властей, контролируемых законом.
Аналогичным образом понятие институционализированной системы власти прежде всего
выдвигает на первый план систему отношений, в рамках которой некоторые виды обещаний
и обязательств, навязанных или взятых добровольно — например, в соответствии с
договором, — рассматриваются как подлежащие исполнению, т.е. в нормативно установленных условиях уполномоченные деятели могут потребовать их выполнения. Кроме
того, во всех установленных случаях отказа или попыток отказа от повиновения,
посредством чего деятель пробует уклониться от своих обязательств, их «заставят уважать»,
угрожая ему реальным применением ситуационно-негативных санкций, выполняющих в
одном случае функцию устрашения, в другом — наказания. Именно события в случае с
деятелем, о котором идет речь, намеренно изменяют (или угрожают изменить) ситуацию ему
во вред, каково бы ни было конкретное содержание этих изменений.
Власть, таким образом, является реализацией обобщенной способности, состоящей в том,
чтобы добиваться от членов коллектива выполнения их обязательств, легитимизированных
значимостью последних для целей коллектива, и допускающей возможность принуждения
строптивых посредством применения к ним негативных санкций, кем бы ни являлись
действующие лица этой операции.
Читатель заметил, что для определения власти я употребил понятие «обобщение» и
«легитимация». Добиться обладания полезным предметом, выменяв его на другой предмет,
не означает совершить денежную сделку. Таким же образом из моего определения следует,
что добиться удовлетворения своего желания, определено оно как обязательство объекта или
нет, посредством простой угрозы со стороны превос------242----ходящей силы не составляет акта властвования. Я хорошо знаю, что большинство
представителей политической науки выбрали бы другое определение и увидели бы здесь
пример властвования [...], но я намерен придерживаться собственного определения и изучать
вытекающие из него следствия. Способность обеспечивать удовлетворение желания должна
быть обобщенной, чтобы можно было назвать ее властью в том смысле, который я придаю
этому термину, а не быть только функцией отдельного применения санкции, которую в
состоянии наложить одно лицо, и, наконец, использованный посредник должен быть
«символическим». На второе место среди свойств власти я поставил легитимацию. Это с
необходимостью вытекает из моего понимания власти как «символической», которая, будучи
обмененной на что-нибудь действительно значимое для эффективности сообщества, а
именно на повиновение, не оставляет приобретателю выгоды, т.е. лицу, выполнившему
обязательство, «никакой ощутимой ценности». Это значит, что ему не остается ничего
другого, кроме совокупности антиципации, а именно: при других условиях и в других
случаях он может напомнить об определенных обязательствах со стороны иных сообществ.
В системах власти легитимация является, таким образом, фактором, аналогичным доверию
при взаимном согласии на принятие денежной единицы и ее стабильности в финансовых
системах.
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-200-320.jpg)
![Оба критерия объединены тем, что если легитимность обладания и использования власти
подвергается сомнению, то это ведет к использованию все более сильных средств,
способствующих достижению повиновения. Эти средства должны быть все более и более
Эффективными «внутренне» и, следовательно, лучше приспособленными к особым
ситуациям объектов исходя из их недостаточно общего характера. Кроме того, в той мере, в
какой эти средства являются внутренне эффективными, легитимность постепенно становится
все менее важным фактором их эффективности; в конце этого развития находится применение — вначале различных видов принуждения, затем силы как самого по сути своей
эффективного из всех средств принуждения.
[...] Теперь мы в состоянии затронуть последнюю из тех важных проблем, которые было
решено разобрать в рамках настоящей статьи и которая состоит в том, чтобы выяснить,
является ли власть задачей с нулевой суммой в том смысле, что в системе всякое
приращение власти единицей А является действенной причиной утраты соответствующего
количества власти другими единицами — Б, В, Г... Сравнение с деньгами, на котором мы
настаивали с самого начала, могло бы помочь в
-----243----поисках ответа, который при некоторых обстоятельствах будет явно утвердительным, но ни
в коем случае не будет таковым при любых обстоятельствах.
Случай с деньгами ясен: при разработке бюджета, призванного распределить имеющийся
доход, всякое выделение средств по какой-то одной статье должно осуществляться за счет
других статей. Вопрос в том, чтобы выяснить, действуют ли подобные ограничения в
экономике, понимаемой как глобальная система. В течение долгого времени многим
экономистам так и казалось; и это был самый серьезный недостаток прежней
«количественной теории денег». Самой явной политической аналогией здесь является
распределение власти в рамках обособленного сообщества. Вполне очевидно, что если А,
который ранее занимал положение, сопряженное с реальной властью, перемещен рангом
ниже и на его месте теперь находится Б, то А утрачивает власть, а Б ее получает, причем
общая сумма власти в системе остается неизменной. Многие теоретики, в том числе Г.
Лассуэлл и Ч. Райт Миллс, полагали, что это правило является одинаково справедливым для
всей совокупности политических систем.
Самым очевидным и серьезным фактом, разбившим теорию нулевой суммы, было
учреждение кредита коммерческими банками. Случай этот настолько важен в качестве
демонстрационной модели, что требует краткого разъяснения. Когда вкладчики вкладывают
свои деньги в банк, они не только помещают их в надежное место, но и передают в
распоряжение банка, который может дать их в долг. Поступая так, депозиторы ни в коей
мере не теряют права собственности на свои деньги. Вклады возвращаются в полном размере
по заявлению вкладчика, причем единственные общепринятые ограничения здесь
определяются режимом работы банка. Банк все же использует часть вкладов для
предоставления кредита под проценты, в силу чего он не только передает в распоряжение
заемщика энную сумму денег, но и принимает в большинстве случаев обязательство
требовать возврата займа только в полном соответствии с заключенным договором, который
в целом оставляет за заемщиком свободу действий, ничем не нарушаемую в течение
условленного срока, или обязывает его произвести обговоренные заранее выплаты ввиду
амортизации займа. Другими словами, одни и те же деньги начинают выполнять «двойную
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-201-320.jpg)
![функцию»: они рассматриваются как собственность и депозиторами, хранящими документы
на вклады, и банкиром, получившим право одалживать эти деньги, как «свои собственные».
Таким образом, происходит возрастание суммы
-----244----денег в обороте, измеряемое количеством текущих займов по отношению к объему
бессрочных вкладов.
[...] Таким же образом попытаемся теперь провести точный анализ систем власти. Мое
предположение состоит в том, что существует круговое движение между политической
сферой и экономикой; суть его в обмене фактора политической эффективности — в данном
случае участия в контроле над продуктивностью экономики — на экономический результат,
состоящий в контроле над ресурсами, способном, например принять форму инвестиционного
займа. Это круговое движение регулируется посредством власти в том смысле, что фактор,
представленный подлежащими исполнению обязательствами, в частности обязательством
оказания услуг, с лихвой уравновешивает результат, представленный открывшимися для
эффективного действия возможностями.
Мое предположение состоит в том, что одно из условий стабильности этой системы
циркуляции состоит в равновесии факторов и результатов властвования с той и с другой
стороны. Это — иной способ сказать, что данное условие стабильности в том, что касается
власти, формулируется идеальным образом как система с нулевой суммой, хотя то же самое
неверно, по причине инвестиционного процесса, для вовлеченных в оборот денежных
средств. Система кругового обращения присущая политической сфере, понимается тогда как
место привычной мобилизации ожиданий относительно их исполнения; эта мобилизация
может осуществляться двумя способами: либо мы напоминаем обстоятельствах, которые
вытекают из прежних договоренностей, являющихся в некоторых случаях, как, например, в
вопросе о гражданстве правоустанавливающими; либо мы берем на себя в установленных
пределах новые обязательства, заменяющие старые, уже выполненные. Равновесие
характеризует, конечно, всю систему, а не отдельные части.[...]
Существует ли политический эквивалент банковской системы ¾ средство, которое пробило
бы брешь в круговом обороте власти, позволив внести весомые добавки к тому количеству
власти, которое держится в системе? Смысл моих рассуждении в доказательстве того, что
такое средство существует и что его источник находится в системе поддержки, т.е. в зоне
обменов между властью и влиянием на нее, между политической системой и системой
интеграции.
Прежде всего я предполагаю, и это особенно наглядно в случае с демократическими
избирательными системами, что политическая и поддержка должна рассматриваться как
обобщенная уступка власти, ставящая
-----245----в случае, победы на выборах избранных лидеров в положение, аналогичное положению
банкира. «Вклады» власти, сделанные избирателями, могут быть отозваны — если не тотчас,
то хотя бы на следующих выборах и на условии, аналогичном режиму работы банка. В
некоторых случаях выборы связаны с условиями, сопоставимыми с бартером, точнее говоря,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-202-320.jpg)
![В этом случае возникает задача нахождения основы, позволяющей нарушить круговую
стабильность системы власти с нулевой суммой. Решающим для этого является то, что
подобное может произойти, когда сообщество и его члены готовы взять на себя новые,
подлежащие исполнению обязательства за рамками и сверх тех, которые были в силе
раньше. Тогда возникает насущная потребность оправдать подобное расширение и
трансформировать «чувство» того, что необходимо что-то предпринять, в обязательство
предпринять эффективное действие, содержащее при необходимости принудительные
санкции. В этом процессе сильный деятель представлен избранными руководителями — в
той мере, в какой к ним применима аналитически независимая характеристика позиции
власти, присущей выполняемой ими функции, определяющая лидера как человека,
обремененного поиском необходимого обоснования для политических программ, которые не
были бы приняты в случае кругового оборота власти.
Можно предположить, что сравнение с кредитом, наряду с прочими, оказывается верным с
точки зрения его временного измерения. Потребность в большей эффективности,
необходимой для выполнения новых программ, составляющих добавку к общей нагрузке
сообщества, влечет за собой изменения на уровне организации посредством нового
сочетания производственных факторов, развития новых организмов, ангажированности
персонала, выработки новых норм и даже модификации
-----247----основ легитимации. Следовательно, избранные лидеры не могут считаться по закону
ответственными за немедленное выполнение, и, наоборот, нужно, чтобы источники
политической поддержки оказали им доверие, т.е. не требовали немедленной «оплаты» — в
момент следующих выборов — той доли власти, которую имели их голоса, решениями,
продиктованными их собственными интересами.
Правомерно, может быть, называть ответственность, принимаемую в этом случае,
ответственностью руководства, подчеркнув ее отличие от административной
ответственности, сосредоточенной на повседневных функциях. В любом случае я хотел бы
представить процесс возрастания власти способом, строго аналогичным экономическому
инвестированию в том смысле, что «возмещение» должно повлечь за собой повышение
уровня коллективного успеха в направлении, выявленном выше, а именно: повышение
эффективности коллективного действия в зонах с обнаружившейся ценностью, о которой
никто не подозревал, если бы лидер не пошел на риск, подобно предпринимателю, решившемуся на инвестиции. [...]
Печатается по: Антология мировой политической мысли: В 4 т. М., 1997. Т. П. С. 479—486.
Европейская Хартия местного самоуправления
(Извлечения)
Преамбула
Государства — члены Совета Европы, подписавшие настоящую Хартию,
только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com](https://image.slidesharecdn.com/random-140304092215-phpapp02/85/2000-843-204-320.jpg)
Политология. Хрестоматия под ред. Василика - М.: 2000 -843 с.
- 1. ПОЛИТОЛОГИЯ. ХРЕСТОМАТИЯ. под редакцией профессора М.А. Василика гардаpuku МОСКВА 2000 УДК 32(082.24) ББК66.0 Федеральная программа книгоиздания России П50 Политология: хрестоматия / Сост. проф. М.А. Василик, доц. М.С. Вершинин. — М.: Гардарики, 2000. — 843 с. ISBN 5-82970016-6 (в пер.) В хрестоматии приводятся фрагменты из произведений мыслителей разных эпох. стран и народов, позволяющие понять их политические воззрения. Изучение мировой политической классики даст возможность глубже познать проблемы власти, государства, политической культуры и т.д. Издание снабжено развернутым именным словарем-справочником. Предназначена для студентов, аспирантов и преподавателей высших учебных заведений В оформлении переплета использован фрагмент картины X. Йонекура «Предчувствие Второй мировой войны» (1936) • • ПРЕДИСЛОВИЕ РАЗДЕЛ 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ o Глава 1. ПОЛИТОЛОГИЯ КАК НАУКА И УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА ВЕБЕР М. ШМИТТ К. МЕРРИАМ Ч. АРОН Р. АЛМОНД Г. o Глава 2. ИДЕЙНЫЕ ИСТОКИ ПОЛИТОЛОГИИ КОНФУЦИЙ ПЛАТОН АРИСТОТЕЛЬ МАКИАВЕЛЛИ Н. ГОББС Т. ЛОКК Дж. МОНТЕСКЬЕ Ш.Л. РУССО Ж.Ж. ТОКВИЛЬ А. де o Глава 3. РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ XIX — НАЧАЛА XX в. СПЕРАНСКИЙ М.М. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 2. • • • ПЕСТЕЛЬ П.И. МУРАВЬЕВ Н.М. АКСАКОВ К.С. ГЕРЦЕН А.И. ДАНИЛЕВСКИЙ Н.Я. БАКУНИН М.А. КРОПОТКИН П.А. ТКАЧЕВ П.Н. ЛЕОНТЬЕВ К.Н. ИЛЬИН И.А. РАЗДЕЛ 2. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ o Глава 4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ ВЕБЕР М. ПАРСОНС Т. Европейская Хартия местного самоуправления o Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ ГЕГЕЛЬ ВЕБЕР М. ШМИТТЕР Ф. o Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ ПАРЕТО В. МОСКА Г. ШМИТТЕР Ф. РАЗДЕЛ 3. МЕХАНИЗМ ФОРМИРОВАНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ o Глава 7. ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ОБЩЕСТВА ИСТОН Д. ДЮВЕРЖЕ М. o Глава 8. ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ ХАЙЕК фон А. АРЕНДТ Х. НОВГОРОДЦЕВ П.И. ШУМПЕТЕР Й. САРТОРИ Дж. ДАЛЬ Р. o Глава 9. ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ ПОБЕДОНОСЦЕВ К.П. ЛЕЙПХАРТ А. ГОУЛД Ф. РАЗДЕЛ 4. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ o Глава 10. ГОСУДАРСТВО КАК ИНСТИТУТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ БОДЕН Ж. КАНТ И. ГЕГЕЛЬ СОЛОВЬЕВ В.С. БЕРДЯЕВ Н.А. КИСТЯКОВСКИЙ Б. А. СТРУВЕ П.Б. ЛЕНИН В.И. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 3. • • • • ПОППЕР К. ЭЛЕЙЗЕР Д.Дж. Всеобщая декларация прав человека o Глава 11. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ, ПАРТИЙНЫЕ СИСТЕМЫ, ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДВИЖЕНИЯ ОСТРОГОРСКИЙ М.Я. МИХЕЛЬС Р. ФРАНК С.Л. РАЗДЕЛ 5. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА o Глава 12. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И СОЦИАЛИЗАЦИЯ АЛМОНД Г. КАССИРЕР Э. o ГЛАВА 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ ЛЕБОН Г. АДОРНО Т. o Глава 14. СОВРЕМЕННЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕОЛОГИИ МАННГЕЙМ К. БЁРК Э. МИЛЛЬ Дж.Ст. ЧИЧЕРИН Б.Н. МАРКС К. ЭНГЕЛЬС Ф. МИЛЗА Я. РАЗДЕЛ 6. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ o Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ РАСТОУ Д.А. ПШЕВОРСКИЙ Л. ХАНТИНГТОН С. o Глава 16. ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ И КРИЗИСЫ ДАРЕНДОРФ Р. ДОЙЧ М. РАЗДЕЛ 7. МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ o Глава 17. ГЕОПОЛИТИКА БОДЕН Ж. МАККИНДЕР Дж. САВИЦКИЙ П.Н. МОРГЕНТАУ Г. ХАНТИНГТОН С. o Глава 18. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЛОБАЛИСТИКА ПЕЧЧЕИ Л. МЕДОУЗ Д.Л. ИМЕННОЙ СЛОВАРЬ-СПРАВОЧНИК только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 4. ПРЕДИСЛОВИЕ Предлагаемая хрестоматия по своей структуре соответствует содержанию учебника «Политология» и «Практикума по политологии» под редакцией М.А. Василика (М.: Гардарики, 1999). Ее основное предназначение — дать возможность читателю непосредственно познакомиться с политологическими текстами, углубить с их помощью понимание проблем власти, государства, политической культуры и т.д. Этим задачам и был подчинен отбор материала учебному пособию. Однако с достаточной полнотой и наглядностью представить политическую мысль на протяжении нескольких тысячелетий в сравнительно небольшом по объему издании оказалось непросто. Помимо прочего требовалось, чтобы приведенные фрагменты отражали разнообразные подходы в политической науке и при этом были доступными для понимания. В хрестоматии предпринята попытка выявить роль тех или иных теоретиков в развитии политической мысли. При этом ее составители старались следовать принципу философа Спинозы: «Не плакать, не смеяться, не ненавидеть, — а понимать». Политическая мысль всегда сосредоточена на вечном: природе власти и государства, причинах угнетения и насилия, роли личности и групп, взаимоотношениях человека, общества и государства. Хрестоматия воспроизводит политические воззрения мыслителей разных эпох, стран и народов. Любая современная политическая идея есть плод длительной и сложной эволюции. Чтение мировой политической классики позволит глубже познать мир политики, общество, государство и самих себя. Критерием отбора персоналки в хрестоматии был их вклад в становление и развитие политической науки. Учебное пособие снабжено именным словарем-справочником, включающим характеристику ведущих представителей отечественной и зарубежной политической мысли. Основным критерием отбора произведений (отрывков) послужило наличие в них существенного политологического аспекта независимо оттого, в какой форме он был выражен: религиозной, философской, социологической, художественной и др. -----6----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 5. Хрестоматию и справочно-информационные материалы к ней подготовили доктор философских наук, профессор Михаил Алексеевич Василик и кандидат философских наук, доцент Михаил Сергеевич Вершинин. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 6. РАЗДЕЛ 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ Глава 1. ПОЛИТОЛОГИЯ КАК НАУКА И УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА ВЕБЕР М. Политика как призвание и профессия [...] Что мы понимаем под политикой? Это понятие имеет чрезвычайно широкий смысл и охватывает все виды деятельности по самостоятельному руководству. [...] Мы намереваемся в данном случае говорить только о руководстве или оказании влияния на руководство политическим союзом, т.е. в наши дни — государством. Но что есть «политический» союз с точки зрения социологического рассуждения? Что есть «государство»? Ведь государство нельзя социологически определить исходя из содержания его деятельности. Почти нет таких задач, выполнение которых политический союз не брал бы в свои руки то здесь то там; с другой стороны, нет такой задачи, о которой можно было бы сказать, что она во всякое время полностью, т.е. исключительно, присуща тем союзам, которые называют «политическими», т.е. в наши дни — государствам, или союзам, которые исторически предшествовали современному государству. Напротив, дать социологическое определение современного государства можно в конечном счете только исходя из специфически применяемого им, как и всяким политическим союзом, средства — физического насилия. «Всякое государство основано на насилии», — говорил в свое время Троцкий в Брест-Литовске. И это действительно так. Только если бы существовали социальные образования, которым было бы неизвестно насилие как средство, тогда отпало бы понятие «государство», тогда наступило бы то, что в особом смысле слова можно было бы назвать анар- -----8----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 7. хией. Конечно, насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства, об этом нет и речи, но оно, пожалуй, специфическое для него средство. Именно в наше время отношение государства к насилию функционально. В прошлом различным союзам, начиная с рода, физическое насилие было известно как совершенно нормальное средство. В противоположность этому сегодня мы должны будем сказать: государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области — область включается в признак — претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. Ибо для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство со своей стороны допускает это насилие: единственным источником «права» на насилие считается государство. Итак, политика, судя по всему, означает стремление к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти, будь то между государствами, будь то внутри государства, между группами людей, которые оно в себе заключает. В сущности такое понимание соответствует и словоупотреблению. Если о каком-то вопросе говорят: это «политический» вопрос, о министре или чиновнике: это «политический» чиновник, о некоем решении: оно «политически» обусловлено, — то тем самым всегда подразумевается, что интересы распределения, сохранения, смены власти являются определяющими для ответа на указанный вопрос, или обусловливают это решение, или определяют сферу деятельности соответствующего чиновника. Кто занимается политикой, тот стремится к власти: либо к власти как средству, подчиненному другим целям (идеальным или эгоистическим), либо к власти «ради нее самой», чтобы наслаждаться чувством престижа, которое она дает. [...] Можно заниматься политикой, т.е. стремиться влиять на распределение власти между политическими образованиями и внутри их, как в качестве политика «по случаю», так и в качестве политика, для которого это побочная или основная профессия, точно так же как и при хозяйственной деятельности. Политиками «по случаю» являемся все мы, когда опускаем свой избирательный бюллетень или совершаем сходное волеизъявление, например рукоплещем или протестуем на «политическом» собрании, произносим «политическую» речь и т.д.; у многих людей подобными действиями и ограничивается их отношение к политике. Политиками «по совместительству» являются в наши дни, напри-----9----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 8. мер, все те доверенные лица и правление партийно-политических союзов, которые — по общему правилу — занимаются этой деятельностью лишь в случае необходимости, и она не становится для них первостепенным «делом жизни» ни в материальном, ни в духовном отношении. [...] Есть два способа сделать из политики свою профессию: либо жить «для» политики, либо жить «за счет» политики и «политикой». Данная противоположность отнюдь не исключительная. Напротив, обычно, по меньшей мере духовно, но чаще всего и материально, делают то и другое; тот, кто живет «для» политики, в каком-то внутреннем смысле творит «свою жизнь из этого» — либо он открыто наслаждается обладанием властью, которую осуществляет, либо черпает свое внутреннее равновесие и чувство собственного достоинства из сознания того, что служит «делу» («Sache»), и тем самым придает смысл своей жизни. Пожалуй, именно в таком глубоком внутреннем смысле всякий серьезный человек, живущий для какого-то дела, живет также и этим делом. Таким образом, различие касается гораздо более глубокой стороны — экономической. «За счет» политики как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода; «для» политики — тот, у кого иная цель. Чтобы некто в экономическом смысле мог жить «для» политики, при господстве частнособственнического строя должны наличествовать некоторые, если угодно, весьма тривиальные предпосылки: в нормальных условиях он должен быть независимым от доходов, которые может принести ему политика. Следовательно, он просто должен быть состоятельным человеком или же как частное лицо занимать такое положение в жизни, которое приносит ему достаточный постоянный доход. Так по меньшей мере обстоит дело в нормальных условиях. [...] Если государством или партией руководят люди, которые (в экономическом смысле слова) живут исключительно для политики, а не за счет политики, то это необходимо означает «плутократическое» рекрутирование политических руководящих слоев [...] Руководить политикой можно либо в порядке «почетной деятельности», и тогда ею занимаются, как обычно говорят, «независимые», т.е. состоятельные, прежде всего имеющие ренту, люди, либо же к политическому руководству допускаются неимущие, и тогда они должны получать вознаграждение. Профессиональный политик, живущий за счет политики, может быть чисто пребендарием (Pfrunder), или оплачиваемым чиновником. Тогда он либо извлекает доходы из пошлин и сборов за определенные -----10----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 9. достижения — чаевые и взятки представляют собой лишь одну, нерегулярную и формально нелегальную разновидность этой категории доходов, — либо получает твердое натуральное вознаграждение, денежное содержание, или то и другое вместе. Политический деятель может приобрести характер «предпринимателя», как кондотьер, или арендатор, или обладатель ранее приобретенной должности, или как американский босс, расценивающий свои издержки как капиталовложение, из которого он, используя свое влияние, сумеет извлечь доход. Либо же такой политик может получать твердое жалованье как редактор, или партийный секретарь, или современный министр, или политический чиновник. [...] Вследствие общей бюрократизации с ростом числа должностей и спроса на такие должности как формы специфически гарантированного обеспечения данная тенденция усиливается для всех партий и они во все большей мере становятся таким средством обеспечения для своих сторонников. Однако ныне указанной тенденции противостоят развитие и превращение современного чиновничества в сословие лиц наемного труда, высококвалифицированных специалистов духовного труда, профессионально вышколенных многолетней подготовкой, с высокоразвитой сословной честью, гарантирующей безупречность, без чего возникла бы роковая опасность чудовищной коррупции и пошлого мещанства, а это ставило бы под угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение которого для хозяйства, особенно с возрастанием социализации, постоянно усиливалось и будет усиливаться впредь [...] Одновременно с подъемом вышколенного чиновничества возникали также — хотя это совершалось путем куда более незаметных переходов — руководящие политики. Конечно, такие фактически главенствующие советники князей существовали с давних пор во всем мире. [...] Развитие власти парламента еще сильнее вело к единству там, где она, как в Англии, пересиливала монарха. Здесь получил развитие кабинет во главе с единым парламентским вождем, лидером, как постоянная комиссия игнорируемой официальными законами, фактически же единственной решающей политической силы — партии, находящейся в данный момент в большинстве. Официальные коллегиальные корпорации именно как таковые не являлись органами действительно господствующей силы — партии и, таким образом, не могли быть пред-----11----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 10. ставителями подлинного правительства. Напротив, господствующая партия, дабы утверждать свою власть внутри (государства) и иметь возможность проводить большую внешнюю политику, нуждалась в боеспособном, конфиденциально совещающемся органе, составленном только из действительно ведущих в ней деятелей, т.е. именно в кабинете, а по отношению к общественности, прежде всего парламентской общественности, — в ответственном за все решения вожде — главе кабинета. Эта английская система в виде парламентских министерств была затем перенята на континенте, и только в Америке и испытавших ее влияние демократиях ей была противопоставлена совершенно гетерогенная система, которая посредством прямых выборов ставила избранного вождя побеждающей партии во главе назначенного им аппарата чиновников и связывала его согласием парламента только в вопросах бюджета и законодательства. Превращение политики в профессиональную деятельность, которой требуются навыки в борьбе за власть и знание ее методов, созданных современной партийной системой, обусловило разделение общественных функционеров на две категории отнюдь не жестко, но достаточно четко: с одной стороны, чиновники-специалисты (Fachbeamte), с другой — «политические» чиновники. «Политические» чиновники в собственном смысле слова, как правило, внешне характеризуются тем, что в любой момент могут быть произвольно перемещены и уволены или же «направлены в распоряжение», как французские префекты или подобные им чиновники в других странах, что составляет самую резкую противоположность независимости чиновников с функциями судей. [...] Мы скорее зададим вопрос о типическом своеобразии профессионального политика, как вождя, так и его свиты. Оно неоднократно менялось и также весьма различно и сегодня. [...] В прошлом «профессиональные политики» появились в ходе борьбы князей с сословиями на службе у первых. Рассмотрим вкратце их основные типы. В борьбе против сословий князь опирался на политически пригодные слои несословного характера. К ним прежде всего относились в Передней Индии и Индокитае, в буддистском Китае, Японии и ламаистской Монголии — точно так же, как и в христианских регионах Средневековья, — клирики. Данное обстоятельство имело технические основания, ибо клирики были сведущи в письме. Повсюду происходит импорт брахманов, буддистских проповедников, лам и использование епископов и священников в качестве политических советников, с тем -----12----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 11. чтобы получить сведущие в письме управленческие силы, которые могут пригодиться в борьбе императора, или князя, или хана против аристократии. Клирик, в особенности клирик, соблюдавший целибат, находился вне суеты нормальных политических и экономических интересов и не испытывал искушения домогаться для своих потомков собственной политической власти в противовес своему господину, как это было свойственно вассалу. Он был отделен от средств государева управления своими сословными качествами. Второй слой такого же рода представляли получившие гуманитарное образование грамматики (Literaten). Было время, когда, чтобы стать политическим советником, и прежде всего составителем политических меморандумов князя, приходилось учиться сочинять тексты на латинском и греческом языках. Таково время первого расцвета классических школ, когда князья учреждали кафедры поэтики: у нас эта эпоха миновала быстро и, продолжая все-таки оказывать неослабевающее влияние на систему нашего школьного обучения, не имела никаких более глубоких политических последствий. [... ] Третьим слоем была придворная знать. После того как князьям удалось лишить дворянство его сословной политической силы, они привлекли его ко двору и использовали на политической и дипломатической службе. Переворот в нашей системе воспитания в XVII в. был связан также и с тем, что вместо гуманитариев-литераторов на службу к князьям поступили профессиональные политики из числа придворной знати. Что касается четвертой категории, то это было сугубо английское образование; патрициат, включающий в себя мелкое дворянство и городских рантье, обозначаемый в повседневном общении термином «джентри» (gentry). [... ] Этот слой удерживал за собой владение всеми должностями местного управления, поскольку вступал в него безвозмездно в интересах своего собственного социального могущества. Он сохранил Англию от бюрократизации, ставшей судьбой всех континентальных государств. Пятый слой — юристы, получившие университетское образование, — был характерен для Запада, прежде всего для Европейского континента, и имел решающее значение для всей его политической структуры. Ни в чем так ярко не проявилось впоследствии влияние римского права, преобразовавшего бюрократическое позднее римское государство, как именно в том, что революционизация политической профессиональной деятельности как тенденция к рациональному государ-----13----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 12. ству повсюду имела носителем квалифицированного юриста, даже в Англии, хотя там крупные национальные корпорации юристов препятствовали рецепции римского права. [...] Отнюдь не случайно, что адвокат становится столь значимой фигурой в западной политике со времени появления партий. Занятие политикой как профессией осуществляется партиями, т.е. представляет собой именно деятельность заинтересованных сторон, мы скоро увидим, что это должно означать. А эффективное ведение какого-либо дела для заинтересованных в нем сторон и есть ремесло квалифицированного адвоката. Здесь он — поучительным может быть превосходство враждебной пропаганды — превосходит любого чиновника. Конечно, он может успешно, т.е. технически «хорошо», провести подкрепленное логически слабыми аргументами, т.е. в этом смысле «плохое», дело. Но также только он успешно ведет дело, которое можно подкрепить логически сильными аргументами, т.е. дело в этом смысле «хорошее». Чиновник в качестве политика, напротив, слишком часто своим технически «скверным» руководством делает «хорошее» в этом смысле дело «дурным»: нечто подобное нам пришлось пережить. Ибо проводником нынешней политики среди масс общественности все чаще становится умело сказанное или написанное слово. Взвесить его влияние — это-то и составляет круг задач адвоката, а вовсе не чиновника-специалиста, который не является и не должен стремиться быть демагогом, а если все-таки ставит перед собой такую цель, то обычно становится весьма скверным демагогом. Подлинной профессией настоящего чиновника — это имеет решающее значение для оценки нашего прежнего режима — не должна быть политика. Он должен управлять прежде всего беспристрастно — данное требование применимо даже к так называемым политическим управленческим чиновникам, — по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не поставлены государственные интересы, т.е. жизненные интересы господствующего порядка. Sine ira et studio, т.е. без гнева и пристрастия, должен он вершить дела. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик — как вождь, так и его свита, — бороться. Ибо принятие какой-либо стороны, борьба, страсть — ira et studium — суть стихия политика, и прежде всего политического вождя. Деятельность вождя всегда подчиняется совершенно иному принципу ответственности, прямо противоположной ответственности чиновника. В случае если (несмотря на его представления) вышестоящее уч-----14----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 13. реждение настаивает на кажущемся ему ошибочным приказе, дело чести чиновника выполнить приказ под ответственность приказывающего, выполнить добросовестно и точно, так, будто этот приказ отвечает его собственным убеждениям: без такой в высшем смысле нравственной дисциплины и самоотверженности развалился бы весь аппарат. Напротив, честь политического вождя, т.е. руководящего государственного деятеля, есть прямо-таки исключительная личная ответственность за то, что он делает, ответственность, отклонить которую или сбросить ее с себя он не может и не имеет права. Как раз те натуры, которые в качестве чиновников высоко стоят в нравственном отношении, суть скверные, безответственные прежде всего в политическом смысле слова и постольку в нравственном отношении низко стоящие политики — такие, каких мы, к сожалению, все время имели на руководящих постах. Именно такую систему мы называем господством чиновников; и конечно, достоинств нашего чиновничества отнюдь не умаляет то, что мы, оценивая их с политической точки зрения, с позиций успеха, обнажаем ложность данной системы. Но давайте еще раз вернемся к типам политических фигур. На Западе со времени возникновения конституционного государства, а в полной мере со времени развития демократии типом политика-вождя является «демагог». У этого слова неприятный оттенок, что не должно заставить нас забыть: первым имя демагога носил не Клеон, а Перикл. Не занимая должностей или же будучи в должности верховного стратега, единственной выборной должности (в противоположность должностям, занимаемым в античной демократии по жребию), он руководил суверенным народным собранием афинского демоса. Правда, слово устное использует и современная демагогия, и даже, если учесть предвыборные речи современных кандидатов, в чудовищном объеме. Но с еще более устойчивым эффектом она использует слово написанное. Главнейшим представителем данного жанра является ныне политический публицист, и прежде всего журналист. [...]У журналиста та же судьба, что и у всех демагогов, а впрочем, — по меньшей мере на континенте в противоположность ситуации в Англии, да в общем и в Пруссии в более ранний период — та же судьба у адвоката (и художника): он не поддается устойчивой социальной классификаций. Он принадлежит к некоего рода касте париев, социально оцениваемых в обществе по тем ее представителям, которые в этическом отношении стоят ниже всего. Отсюда распространенность самых диковинных представлений о журналистах и их работе. И отнюдь не -----15----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 14. каждый отдает себе отчета том, что по-настоящему хороший результат журналистской работы требует по меньшей мере столько же «духа», сколько какой-нибудь результат деятельности ученого, прежде всего вследствие необходимости выдать его сразу, по команде и сразу же получить эффект, притом, конечно, что условия творчества в данном случае совершенно другие. [...] Но если журналист как тип профессионального политика существует уже довольно-таки давно, то фигура партийного чиновника связана с тенденцией последних десятилетий и частично последних лет.. Мы должны теперь обратиться к рассмотрению партийной системы (Parteiwesens) и партийной организации, чтобы понять эту фигуру сообразно ее месту в историческом развитии. Во всех сколько-нибудь обширных, т.е. выходящих за пределы и круг задач мелкого деревенского кантона, политических союзах с периодическими выборами власть имущих профессиональное занятие политикой необходимо является занятием претендентов. Это значит, что относительно небольшое число людей, заинтересованных в первую очередь в политической жизни, т.е. в участии в политической власти, создают себе посредством свободной вербовки свиту, выставляют себя или тех, кого они опекают, в качестве кандидатов на выборах, собирают денежные средства и приступают к ловле голосов. [...] Господству уважаемых людей и управлению через посредство парламентариев приходит конец. Дело берут в свои руки профессиональные политики, находящиеся вне парламентов. [...] Партийная свита, прежде всего партийный чиновник и предприниматель, конечно, ждет от победы своего вождя личного вознаграждения — постов или других преимуществ. От него, не от отдельных парламентариев или же не только от них; это главное. Прежде всего они рассчитывают, что демагогический эффект личности вождя обеспечит партии голоса и мандаты в предвыборной борьбе, а тем самым власть и благодаря ей в наибольшей степени расширит возможности получения ожидаемого вознаграждения для приверженцев партии. А труд с верой и личной самоотдачей человеку; не какой-то абстрактной программе какой-то партии, состоящей из посредственностей, является тут идеальным моментом, это харизматический элемент всякого вождизма, одна из его движущих сил. Так какие же внутренние радости может предложить карьера политика и какие личные предпосылки для этого она предполагает в том, кто ступает на данный путь? -----16----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 15. Прежде всего она дает чувство власти. Даже на формально скромных должностях сознание влияния на людей, участия во власти над ними, но в первую очередь чувство того, что и ты держишь в руках нерв исторически важного процесса, способно поднять профессионального политика выше уровня повседневности. Однако здесь передним встает вопрос: какие его качества дают ему надежду справиться с властью (как бы узко она ни была очерчена в каждом отдельном случае) и, следовательно, с той ответственностью, которую она на него возлагает? Тем самым мы вступаем в сферу этических вопросов, ибо именно к ним относится вопрос, каким надо быть человеку, дабы ему позволительно было приложить руку к движению истории. Можно сказать, что в основном три качества являются для политика решающими: страсть, чувство ответственности, глазомер. Страсть в смысле ориентации на существо дела (Sachlichkeit), страстной самоотдачи делу, тому богу или демону, который этим делом повелевает. Не в смысле того внутреннего образа действий, который мой покойный друг Георг Зиммель обычно называл стерильной возбужденностью, свойственной определенному типу прежде всего русских интеллектуалов (но отнюдь не всем из них), и который ныне играет столь заметную роль и у наших интеллектуалов в этом карнавале, украшенном гордым именем «революция»: утекающая в пустоту романтика интеллектуально занимательного без всякого серьезного чувства ответственности. Ибо одной только страсти, сколь бы подлинной она ни казалась, еще, конечно, недостаточно. Она не сделает вас политиком, если, являясь служением «делу», не сделает ответственность именно перед этим делом главной путеводной звездой вашей деятельности. А для этого — в том-то и состоит решающее психологическое качество политика — требуется глазомер, способность с внутренней собранностью и спокойствием поддаться воздействию реальностей, иными словами, требуется дистанция по отношению к вещам и людям. «Отсутствие дистанции» только как таковое — один из смертных грехов всякого политика — и есть одно из тех качеств, которые воспитывают у нынешней интеллектуальной молодежи, обрекая ее тем самым на неспособность к политике. Ибо проблема в том и состоит, чтобы «втиснуть» в одну и ту же душу и жаркую страсть, и холодный глазомер. Политика делается головой, а не какими-нибудь другими частями тела или души. И все же самоотдача политике, если это не фривольная интеллектуальная игра, а подлинное человеческое деяние, должна быть рождена и вскормлена только страстью. Но полное обуздание души, отли -----17----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 16. чающее страстного политика и разводящее его со «стерильно возбужденным» политическим дилетантом, возможно лишь благодаря привычке к дистанции в любом смысле слова. Сила политической личности в первую очередь означает наличие у нее этих качеств. И потому политик ежедневно и ежечасно должен одолевать в себе совершенно тривиального, слишком «человеческого» врага: обыкновеннейшее тщеславие, смертного врага всякой самоотдачи делу и всякой дистанции, что в данном случае значит: дистанции по отношению к самому себе. Тщеславие есть свойство весьма распространенное, от которого не свободен, пожалуй, никто. А в академических и ученых кругах это род профессионального заболевания. Но как раз что касается ученого, то данное свойство, как бы антипатично оно ни проявлялось, относительно безобидно в том смысле, что, как правило, оно не является помехой научной деятельности. Совершенно иначе обстоит дело с политиком. Он трудится со стремлением к власти как необходимому средству. Поэтому инстинкт власти, как это обычно называют, действительно относится к нормальным качествам политика. Грех против святого духа его призвания начинается там, где стремление к власти не диктуется интересами дела, становится предметом сугубо личного самоопьянения, вместо того чтобы служить исключительно делу. Ибо в конечном счете в сфере политики есть лишь два рода смертного греха: уход от существа дела и — что часто, но не всегда то же самое — безответственность. Тщеславие, т.е. потребность по возможности часто самому появляться на переднем плане, сильнее всего вводит политика в искушение совершить один из этих грехов или оба сразу. Чем больше вынужден демагог считаться с эффектом, тем больше для него именно поэтому опасность стать фигляром или не принимать всерьез ответственности за последствия своих действий и интересоваться лишь произведенным впечатлением. Его неделовитость навязывает ему стремление создавать видимость и блеск власти, а не действительную власть, а его безответственность ведет к наслаждению властью как таковой, вне содержательной цели. Именно потому, что власть есть необходимое средство, а стремление к власти есть поэтому одна из движущих сил всякой политики, нет более пагубного искажения политической силы, чем бахвальство выскочки властью и тщеславное самолюбование чувством власти, вообще всякое поклонение власти только как таковой. «Политик одной только власти», культ которого ревностно стремятся создать и у нас способен на мощное воздействие, но фактически его действие -----18----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 17. уходит в пустоту и бессмысленность. И здесь критики «политики власти» совершенно правы. Внезапные внутренние катастрофы типичных носителей подобного убеждения показали нам, какая внутренняя слабость и бессилие скрываются за столь хвастливым, но совершенно пустым жестом. Это продукт в высшей степени жалкого и поверхностного чванства в отношении смысла человеческой деятельности, каковое полностью чужеродно знанию о трагизме, с которым в действительности сплетены все деяния, и в особенности деяния политические. Исключительно верно именно то, и это основной факт всей истории (более подробное обоснование здесь невозможно), что конечный результат политической деятельности часто, нет, пожалуй, даже регулярно оказывался в совершенно неадекватном, часто прямо-таки парадоксальном отношении к ее изначальному смыслу. Но если деятельность должна иметь внутреннюю опору, нельзя, чтобы этот смысл — служение делу — отсутствовал. Как должно выглядеть то дело, служа которому политик стремится к власти и употребляет власть, — это вопрос веры. Он может служить целям национальным или общечеловеческим, социальным и этическим или культурным, мирским или религиозным, он может опираться на глубокую веру в «прогресс» — все равно в каком смысле — или же холодно отвергать этот сорт веры, он может притязать на служение, «идее» или же намереваться служить внешним целям повседневной жизни, принципиально отклоняя вышеуказанное притязание, но какая-либо вера должна быть в наличии всегда. Иначе — и это совершенно правильно — проклятие ничтожества твари тяготеет и над самыми по видимости мощными политическими успехами. Сказанное означает, что мы уже перешли к обсуждению последней из занимающих нас сегодня проблем: проблемы этоса политики как «дела». Какому профессиональному призванию может удовлетворить она сама, совершенно независимо от ее целей, в рамках совокупной нравственной экономики ведения жизни? Каково, так сказать, то этическое место, откуда она родом? Здесь, конечно, сталкиваются друг с другом последние мировоззрения, между которыми следует в конечном счете совершить выбор. Итак, давайте энергично возьмемся за проблему, понятую недавно опять, по моему мнению, совершенно превратным образом. Однако избавимся прежде от одной совершенно тривиальной фальсификации. А именно, этика может сначала выступать в роли в высшей степени фатальной для нравственности. Приведем примеры. [...] Вместо того чтобы там, где сама структура общества породила войну, как -----19----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 18. старые бабы, искать после войны «виновного», следовало бы по-мужски сурово сказать врагу: «Мы проиграли войну, вы ее выиграли. С этим теперь все решено; давайте же поговорим о том, какие из этого нужно сделать выводы в соответствии с теми деловыми интересами, которые были задействованы, и — самое главное — ввиду той ответственности перед будущим, которая тяготеет прежде всего над победителем». Все остальное недостойно, и за это придется поплатиться. Нация простит ущемление ее интересов, но не оскорбление ее чести, в особенности если оскорбляют ее прямо-таки поповской косностью. Каждый новый документ, появляющийся на свет спустя десятилетия, приводит, к тому, что с новой силой раздаются недостойные вопли, разгораются ненависть и гнев. И это вместо того, чтобы окончание войны похоронило ее по меньшей мере в нравственном смысле. Такое возможно лишь благодаря ориентации на дело и благородству, но прежде всего лишь благодаря достоинству. Но никогда это не будет возможно благодаря этике, которая в действительности означает унизительное состояние обеих сторон. Вместо того чтобы заботиться о том, что касается политика — о будущем и ответственности перед ним, этика занимается политически стерильными в силу своей неразрешимости вопросами вины в прошлом. Если и есть какая-либо политическая вина, то она именно в этом-то и состоит. Кроме того, в данном случае упускается из виду неизбежная фальсификация всей проблемы весьма материальными интересами: заинтересованностью победителя в наибольшем выигрыше — моральном и материальном — и надеждами побежденного выторговать себе преимущества признаниями вины; если и есть здесь нечто подлое, то именно это, а это следствие данного способа использования этики как средства упрямо утверждать свою правоту. Но каково же тогда действительное отношение между этикой и политикой? [...] Мы должны уяснить себе, что всякое этически ориентированное поведение может подчиняться двум фундаментально различным, непримиримо противоположным максимам: оно может быть ориентировано либо на «этику убеждения», либо на «этику ответственности». Не в том смысле, что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности — тождественной беспринципности. Об этом, конечно, нет и речи. Но глубиннейшая противоположность существует между тем, действуют ли по максиме этики убеждения — на языке религии: «Христианин поступает как должно, а в отношении результата уповает на Бога» — или же действуют по максиме -----20----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 19. этики ответственности: надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий. Как бы убедительно ни доказывали вы действующему по этике убеждения синдикалиту, что вследствие его поступков возрастут шансы на успех реакции, усилится угнетение его класса, замедлится дальнейшее восхождение этого класса, на него это не произведет никакого впечатления. Если последствия действия, вытекающего из чистого убеждения, окажутся скверными, то действующий считает ответственным за них не себя, а мир, глупость других людей или волю Бога, который создал их такими. Напротив, тот, кто исповедует этику ответственности, считается именно с этими заурядными человеческими недостатками, он, как верно подметил Фихте, не имеет никакого права предполагать в них доброту и совершенство, он не в состоянии сваливать на других последствия своих поступков, коль скоро мог их предвидеть. Такой человек скажет: эти следствия вменяются моей деятельности. Исповедующий этику убеждения чувствует себя ответственным лишь за то, чтобы не гасло пламя чистого убеждения, например пламя протеста против несправедливого социального порядка. Разжигать его снова и снова — вот цель его совершенно иррациональных с точки зрения возможного успеха поступков, которые могут и должны иметь ценность только как пример. Но и на этом еще не покончено с проблемой. Ни одна этика в мире не обходит тот факт, что достижение «хороших» целей во множестве случаев связано с необходимостью смириться и с использованием нравственно сомнительных или по меньшей мере опасных средств, и с возможностью или даже вероятностью скверных побочных следствий; и ни одна этика в мире не может сказать, когда и в каком объеме этически положительная цель освящает этически опасные средства и побочные следствия. Главное средство политики — насилие, а сколь важно напряжение между средством и целью с этической точки зрения — об этом вы можете судить по тому, что, как каждый знает, революционные социалисты (циммервальдской ориентации) уже во время войны исповедовали принцип, который можно свести к следующей точной формулировке: «Если мы окажемся перед выбором: либо еще несколько лет войны, а затем революция, либо мир теперь, но никакой революции, то мы выберем еще несколько лет войны!» Если бы еще был задан вопрос: «Что может дать эта революция?», то всякий поднаторевший в науке специалист ответил бы, что о переходе к хозяйству, которое в его смысле можно назвать социалистическим, не идет и речи, но что должно опять-----21----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 20. таки возникнуть буржуазное хозяйство, которое бы могло только исключить феодальные элементы и остатки династического правления. Значит, ради этого скромного результата «еще несколько лет войны!» Пожалуй, позволительно будет сказать, что здесь даже при весьма твердых социалистических убеждениях можно отказаться от цели, которая требует такого рода средств. Но в случае с большевизмом и движением спартаковцев, вообще революционным социализмом любого рода дела обстоят именно так, и, конечно, в высшей степени забавным кажется, что эта сторона нравственно отвергает «деспотических политиков» старого режима из-за использования ими тех же самых средств, как бы ни был оправдан отказ от их целей. Что касается освящения средств целью, то здесь этика убеждения вообще, кажется, терпит крушение. Конечно, логически у нее есть лишь возможность отвергать всякое поведение, использующее нравственно опасные средства. Правда, в реальном мире мы снова и снова сталкиваемся с примерами, когда исповедующий этику убеждения внезапно превращается в хилиастичекого пророка, как, например, те, кто, проповедуя в настоящий момент «любовь против насилия», в следующее мгновение призывают к насилию, к последнему насилию, которое привело бы к уничтожению всякого насилия, точно также, как наши военные при каждом наступлении говорили солдатам: это наступление — последнее, оно приведет к победе и, следовательно, к миру. Исповедующий этику убеждения не выносит этической иррациональности мира. Он является космически-этическим «рационалистом». Конечно, каждый из вас, кто знает Достоевского, помнит сцену с Великим инквизитором, где эта проблема изложена верно. Невозможно напялить один колпак на этику убеждения и этику ответственности или этически декретировать, какая цель должна освящать какое средство, если этому принципу вообще делаются какие-то уступки. [...] Тот, кто хочет силой установить на земле абсолютную справедливость, тому для этого нужно окружение — человеческий «аппарат». Ему он должен обещать необходимое (внутреннее и внешнее) вознаграждение — мзду небесную или земную, иначе «аппарат» не работает. Итак, в условиях современной классовой борьбы внутренним вознаграждением является утоление ненависти и жажды мести, прежде всего Ressentiment'a (неприязни), и потребности в псевдоэтическом чувстве безусловной правоты, поношении и хуле противников. Внешнее вознаграждение — это авантюра, победа, добыча, власть и доходные места. Успех вождя полностью зависит от функционирования подвластного -----22----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 21. ему человеческого аппарата. Поэтому зависит он и от его — а не своих собственных — мотивов, т.е. оттого, чтобы окружению: красной гвардии, провокаторам и шпионам, агитаторам, в которых он нуждается, — эти вознаграждения доставлялись постоянно. То, чего он фактические достигает в таких условиях, находится поэтому вовсе не в его руках, но предначертано ему теми преимущественно низменными мотивами действия его окружения, которые можно удерживать в узде лишь до тех пор, пока честная вера в его личность и его дело воодушевляет по меньшей мере часть приверженцев его взглядов (так, чтобы воодушевлялось хотя бы большинство, не бывает, видимо, никогда). Но не только эта вера, даже там, где она субъективно честна, в весьма значительной части случаев является по существу этической «легитимацией» жажды мести, власти, добычи и выгодных мест, пусть нам тут ничего не наговаривают, ибо ведь и материалистическое понимание истории не фиакр, в который можно садиться по своему произволу, и перед носителями революции он не останавливается! Но прежде всего традицио-налистская повседневность наступает после эмоциональной революции, герой веры и прежде всего сама вера исчезают или становятся — что еще эффективнее — составной частью конвенциональной фразы политических обывателей и технических исполнителей. Именно в ситуации борьбы за веру это развитие происходит особенно быстро, ибо им, как правило, руководят или вдохновляют его подлинные вожди — пророки революции. Потому что и здесь, как и во всяком аппарате вождя, одним из условий успеха является опустошение и опредмечивание, духовная пролетаризация в интересах «дисциплины». Поэтому достигшая господства свита борца за веру особенно легко вырождается обычно в совершенно заурядный слой обладателей теплых мест. Кто хочет заниматься политикой вообще и сделать ее своей единственной профессией, должен осознавать данные этические парадоксы и свою ответственность за то, что под их влиянием получится из него самого. Он, я повторяю, спутывается с дьявольскими силами, которые подкарауливают его при каждом действии насилия. Великие виртуозы акосмической любви к человеку и доброты, происходят ли они из Назарета, из Ассизи или из индийских королевских замков, не «работали» с политическим средством — насилием; их царство было не от мира сего, и все-таки они действовали и действовали в этом мире, и фигуры Платона Каратаева у Толстого и святых [людей] у Достоевского все еще являются самыми адекватными конструкциями по их образу и подобию. Кто ищет спасения своей души и других душ, тот ищет его не на пути -----23----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 22. политики, которая имеет совершенно иные задачи — такие, которые можно разрешить только при помощи насилия. Гений или демон политики живет во внутренней конфронтации с богом любви, в том числе и с христианским Богом в его церковном проявлении, — напряжении, которое в любой момент может разразиться непримиримым конфликтом. Люди знали это уже во времена господства церкви. Вновь и вновь налагался на Флоренцию интердикт — а тогда для людей и спасения их душ это было властью куда более грубой, чем (говоря словами Фихте) «холодное одобрение» кантианского этического суждения, — но граждане сражались против государства церкви. И в связи с такими ситуациями Макиавелли в одном замечательном месте, если не ошибаюсь, « Истории Флоренции» заставляет одного из своих героев воздать хвалу тем гражданам, для которых величие отчего города важнее, чем спасение души. [...] Политика есть мощное медленное бурение твердых пластов, проводимое одновременно со страстью и холодным глазомером. Мысль в общем-то правильная, и весь исторический опыт подтверждает, что возможного нельзя было бы достичь, если бы в мире снова и снова не тянулись к невозможному. Но тот, кто на это способен, должен быть .вождем, мало того, он еще должен быть — в самом простом смысле слова — героем. И даже те, кто не суть ни то, ни другое, должны вооружиться той твердостью духа, которую не сломит и крушение всех надежд; уже теперь они должны вооружиться ею, ибо иначе не сумеют осуществить даже то, что возможно ныне. Лишь тот, кто уверен, что он не дрогнет, если, с его точки зрения, мир окажется слишком глупым или слишком подлым для того, что он хочет ему предложить; лишь тот, кто вопреки всему способен сказать «и все-таки!», — лишь тот имеет профессиональное призвание к политике. Печатается по: ВеберМ. Избранные сочинения. М., 1990. С. 644— 675, 689—706. ШМИТТ К. Понятие политического Понятие государства предполагает понятие политического. Согласно сегодняшнему словоупотреблению, государство есть политический статус народа, организованного в территориальной замкнутости. Таково предварительное описание, а не определение понятия государства. -----24----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 23. Но здесь, где речь идет о сущности политического, это определение и не требуется. [...] Государство по смыслу самого слова и по своей исторической явленности есть особого рода состояние народа, именно такое состояние, которое в решающем случае оказывается наиважнейшим (mabgebend), а потому в противоположность многим мыслимым индивидуальным и коллективным статусам это просто статус, статус как таковой. Большего первоначально не скажешь. Оба признака, входящие в это представление: статус и народ, — получают смысл лишь благодаря более широкому признаку, т.е. политическому, и, если неправильно понимается сущность политического, они становятся непонятными. Редко можно встретить ясное определение политического. По большей части слово это употребляется лишь негативным образом, в противоположность другим понятиям в таких антитезах, как «политика и хозяйство», «политика и мораль», «политика и право», а в праве это опять-таки антитеза «политика и гражданское право» и т.д. [...] Государство тогда оказывается чем-то политическим, а политическое чем-то государственным, и этот круг в определениях явно неудовлетворителен. В специальной юридической литературе имеется много такого рода описаний политического, которые, однако, коль скоро они не имеют политически-полемического смысла, могут быть поняты, лишь исходя из практически-технического интереса в юридическом или административном разрешении единичных случаев. (...] Такого рода определения, отвечающие потребностям правовой практики, ищут в сущности лишь практическое средство для отграничения различных фактических обстоятельств, выступающих внутри государства в его правовой практике, но целью этих определений не является общая дефиниция политического как такового. Поэтому они обходятся отсылками к государству или государственному, пока государство и государственные учреждения могут приниматься за нечто само собой разумеющееся и прочное. Понятны, а постольку и научно оправданны также и те общие определения понятия политического, которые не содержат в себе ничего, кроме отсылки к «государству», покуда государство действительно есть четкая, однозначно определенная величина и противостоит негосударственным и именно потому «неполитическим» группам и «неполитическим» вопросам, т.е. пока государство обладает монополией на политическое. [...] Напротив, приравнивание «государственного к политическому» становится неправильным и начинает вводить в заблуждение, чем боль-----25----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 24. те государство и общество начинают пронизывать друг друга; все вопросы, прежде бывшие государственными, становятся общественными, и наоборот: все дела, прежде бывшие «лишь» общественными, становятся государственными, как это необходимым образом происходит при демократически организованном общественной устройстве (Gemeinwesen). Тогда области, прежде «нейтральные» — религия, культура, образование, хозяйство, — перестают быть «нейтральными» (в смысле негосударственными и неполитическими). В качестве полемического контрпонятия против таких нейтрализации и деполитизаций важных предметных областей выступает тотальное государство тождественности государства и общества, не безучастное ни к какой предметной области, потенциально всякую предметную область захватывающее. Вследствие этого в нем все, по меньшей мере возможным образом, политично, и отсылка к государству более не в состоянии обосновать специфический различительный признак «политического». [...] Определить понятие политического можно, лишь обнаружив и установив специфически политические категории. Ведь политическое имеет свои собственные критерии, начинающие своеобразно действовать в противоположность различным, относительно самостоятельным предметным областям человеческого мышления и действования, в особенности в противоположность моральному, эстетическому, экономическому. Поэтому политическое должно заключаться в собственных последних различениях, к которым может быть сведено все в специфическом смысле политическое действование. Согласимся, что в области морального последние различения суть «доброе» и «злое»; в эстетическом — «прекрасное» и «безобразное»; в экономическом — «полезное» и «вредное» или, например, «рентабельное» и «нерентабельное». Вопрос тогда состоит в том, имеется ли также особое, иным различением, правда, неоднородное и не аналогичное, но от них все-таки независимое, самостоятельное и как таковое уже очевидное различение как простой критерий политического и в чем это различение состоит. Специфически политическое различение, к которому можно свести политические действия и мотивы, — это различение друга и врага. Оно дает определение понятия через критерий, а не через исчерпывающую дефиницию или сообщение его содержания. Поскольку это различение невыводимо из иных критериев, такое различение применительно к политическому аналогично относительно самостоятельным критериям других противоположностей: доброму и злому в моральном, прекрасному и безобразному в эстетическом и т.д. Во всяком случае оно самосто-----26----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 25. ятельно не в том смысле, что здесь есть подлинно новая предметная область, но в том, что его нельзя ни обосновать посредством какой-либо одной из иных указанных противоположностей или же ряда их, ни свести к ним. Если противоположность доброго и злого просто, без дальнейших оговорок не тождественна противоположности прекрасного и безобразного или полезного и вредного и ее непозволительно непосредственно редуцировать к таковым, то тем более непозволительно спутывать или смешивать с одной из этих противоположностей противоположность друга и врага. Смысл различения друга и врага состоит в том, чтобы обозначить высшую степень интенсивности соединения или разделения, ассоциации или диссоциации; это различение может существовать теоретически и практически независимо оттого, используются ли одновременно все эти моральные, эстетические, экономические или иные различения. Не нужно, чтобы политический враг был морально зол, не нужно, чтобы он был эстетически безобразен, не должен он непременно оказаться хозяйственным конкурентом, а может быть, даже окажется и выгодно вести с ним дела. Он есть именно иной, чужой, и для существа его довольно и того, что он в особенно интенсивном смысле есть нечто иное и чуждое, так что в экстремальном случае возможны конфликты с ним, которые не могут быть разрешены ни предпринятым заранее установлением всеобщих норм, ни приговором «непричастного» и потому «беспристрастного» третьего. Возможность правильного познания и понимания, а тем самым и полномочное участие в обсуждении и произнесении суждения даются здесь именно и только экзистенциальным участием и причастностью. Экстремальный конфликтный случай могут уладить между собой лишь сами участники; лишь самостоятельно может каждый из них решить, означает ли в данном конкретном случае инобытие чужого отрицание его собственного рода существования, и потому оно [инобытие чужого] отражается или побеждается, дабы сохранен был свой собственный, бытийственный род жизни. В психологической реальности легко напрашивается трактовка врага как злого и безобразного, ибо всякое различение и разделение на группы, а более всего, конечно, политическое как самое сильное и самое интенсивное из них привлекает для поддержки все пригодные для этого различения. Это ничего не меняет в самостоятельности таких противоположностей. А отсюда следует и обратное: моральное злое, эстетически безобразное или экономически вредное от этого еще не оказываются врагом; морально доброе, эстетически прекрасное и экономически полезное еще не становятся другом в спе-----27----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 26. цифическом, т.е. политическом, смысле слова. Бытийственная предметность и самостоятельность политического проявляются уже в этой возможности отделить такого рода специфическую противоположность, как «друг— враг», от других различении и понимать ее как нечто самостоятельное. [...] Понятие «друг» и «враг» следует брать в их конкретном, экзистенциальном смысле, а не как метафоры или символы; к ним не должны подмешиваться, их не должны ослаблять экономические, моральные и иные представления, и менее всего следует понимать их психологически, в частно-индивидуалистическом смысле, как выражение приватных чувств и тенденций. «Друг» и «враг» — противоположности не нормативные и не «чисто духовные». Либерализм, для которого типична дилемма «дух — экономика» (более подробно рассмотренная ниже в разделе восьмом), попытался растворить врага со стороны торгово-деловой в конкуренте, а со стороны духовной в дискутирующем оппоненте. Конечно, в сфере экономического врагов нет, а есть лишь конкуренты; в мире, полностью морализованном и этизированном, быть может, уже остались только дискутирующие оппоненты. Все равно, считают ли это предосудительным или нет, усматривают ли атавистический остаток варварских времен в том, что народы реально подразделяются на группы друзей и врагов, или есть надежда, что однажды это различение исчезнет с лица земли; а также независимо от того, хорошо ли и правильно ли (по соображениям воспитательным) выдумывать, будто врагов вообще больше нет, — все это здесь во внимание не принимается. Здесь речь идет не о фикциях и нормативной значимости, но о бытийственной действительности и реальной возможности этого различения. Можно разделять или не разделять эти надежды и воспитательные устремления; то, что народы группируются по противоположности «друг — враг», что эта противоположность и сегодня действительна и дана как реальная возможность каждому политически существующему народу, — это разумным образом отрицать невозможно. Итак, враг не конкурент и не противник в общем смысле. Враг также и не частный противник, ненавидимый в силу чувства антипатии. Враг, по меньшей мере эвентуально, т.е. по реальной возможности, — это только борющаяся совокупность людей, противостоящая точно такой же совокупности. Враг есть только публичный враг, ибо все, что соотнесено с такой совокупностью людей, в особенности с целым народом, становится поэтому публичным. [...] Врага в политическом смысле не -----28----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 27. требуется лично ненавидеть, и лишь в сфере приватного имеет смысл любить «врага своего», т.е. своего противника. [...] Политическая противоположность — это противоположность самая интенсивная, самая крайняя, и всякая конкретная противоположность есть противоположность политическая тем более, чем больше она приближается к крайней точке, разделению на группы «друг — враг». Внутри государства как организованного политического единства, которое как целое принимает для себя решение о друге и враге, наряду с первичными политическими решениями и под защитой принятого решения возникают многочисленные вторичные понятия о «политическом». Сначала это происходит при помощи рассмотренного в разделе первом отождествления политического с государственным. Результатом такого отождествления оказывается, например, противопоставление «государственнополитической» позиции партийно-политической или же возможность говорить о политике в сфере религии, о школьной политике, коммунальной политике, социальной политике и т.д. самого государства. Но и здесь для понятия политического конститутивны противоположность и антагонизм внутри государства (разумеется, релятивированные существованием государства как охватывающего все противоположности политического единства). Наконец, развиваются еще более ослабленные, извращенные до паразитарности и карикатурности виды «политики», в которых от изначального разделения на группы «друг — враг» остается уже лишь какой-то антагонистический момент, находящий свое выражение во всякого рода тактике и практике, конкуренции и интригах и характеризующий как «политику» самые диковинные гешефты и манипуляции. Но вот то, что отсылка к конкретной противоположности содержит в себе существо политических отношений, выражено в обиходном словоупотрбелении даже там, где уже полностью потеряно сознание «серьезного оборота дел». Повседневным образом это позволяют видеть два легко фиксируемых феномена. Во-первых, все политические понятия, представления и слова имеют полемический смысл; они предполагают конкретную противоположность, привязаны к конкретной ситуации, последнее следствие которой есть (находящее выражение в войне или революции) разделение на группы «друг — враг», и они становятся пустой и призрачной абстракцией, если эта ситуация исчезает. Такие слова, как «государство», «республика», «общество», «класс» и, далее, «суверенитет», «правовое государство», «абсолютизм», «диктатура», «план», «нейтральное государство» или «тотальное государство» и т.д., непо-----29----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 28. нятны, если неизвестно кто in konkreto должен быть поражен, побежден, подвергнут отрицанию и опровергнут посредством именно такого слова. Преимущественно полемический характер имеет и употребление в речи самого слова «политический», все равно, выставляют ли противника в качестве «неполитического» (т.е. того, кто оторван от жизни, упускает конкретное) или же, напротив, стремятся дисквалифицировать его, донести на него как на «политического», чтобы возвыситься над ним в своей «неполитичности» («неполитическое» здесь имеет смысл чисто делового, чисто научного, чисто морального, чисто юридического, чисто эстетического, чисто экономического или сходных оснований полемической чистоты). Во-вторых, способ выражения, бытующий в актуальной внутригосударственной полемике, часто отождествляет ныне «политическое» с «партийнополитическим»: неизбежная «необъективность» всех политических решений, являющаяся лишь отражением имманентного всякому политическому поведению различения «друг — враг», находит затем выражение в том, как убоги формы, как узки горизонты партийной политики, когда речь идет о замещении должностей, о прибыльных местечках; вырастающее отсюда требование «деполитизации» означает лишь преодоление партийно-политического и т.д. Приравнивание политического к партийно-политическому возможно, если теряет силу идея охватывающего, релятивирующего все внутриполитические партии и их противоположности политического единства («государства»), и вследствие этого внутригосударственные противоположности обретают большую интенсивность, чем общая внешнеполитическая противоположность другому государству. Если партийно-политические противоположности внутри государства без остатка исчерпывают собой противоположности политические, то тем самым достигается высший предел «внутриполитического» ряда; т.е. внутригосударственное, а не внегосударственное разделение на группы «друг — враг» имеет решающее значение для вооруженного противостояния. Реальная возможность борьбы, которая должна всегда наличествовать, дабы речь могла вестись о политике, при такого рода «примате внутренней политики» относится, следовательно, уже не к войне между организованными единствами народов (государствами или империями), но к войне гражданской. Ибо понятие «враг» предполагает лежащую в области реального эвентуальность борьбы. Тут надо отрешиться от всех случайных, подверженных историческому развитию изменений в технике ведения войны и изготовления оружия. Война есть вооруженная борьба между -----30----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 29. организованными политическими единствами, гражданская война — вооруженная борьба внутри некоторого (становящегося, однако, в силу этого проблематическим) организованного единства. Существенно в понятии оружия то, что речь идет о средстве физического убийства людей. Так же, как и слово «враг», слово «борьба» следует здесь понимать в смысле бытийственной изначальности. Оно означает не конкуренцию, не чисто духовную борьбу-дискуссию, не символическое борение, некоторым образом всегда совершаемое каждым человеком, ибо ведь и вся человеческая жизнь есть борьба и всякий человек — борец. Понятия «друг», «враг» и «борьба» свой реальный смысл получают благодаря тому, что они в особенности соотнесены и сохраняют особую связь с реальной возможностью физического убийства. Война следует из вражды, ибо эта последняя есть бытийственное отрицание чужого бытия. Война есть только крайняя реализация вражды. Ей не нужно быть чем-то повседневным, чем-то нормальным, но ее и не надо воспринимать как нечто идеальное или желательное, а скорее, она должна оставаться в наличии как реальная возможность, покуда смысл имеет понятие врага. Итак, дело отнюдь не обстоит таким образом, словно бы политическое бытие (Dasein) — это не что иное, как кровавая война, а всякое политическое действие — это действие военное и боевое, словно бы всякий народ непрерывно и постоянно был относительно всякого иного народа поставлен перед альтернативой «друг или враг», а политически правильным не могло бы быть именно избежание войны. Даваемая здесь дефиниция политического не является ни беллицистской, или милитаристской, ни империалистической, ни пацифистской. Она не является также попыткой выставить в качестве социального идеала победоносную войну или удачную революцию, ибо ни война, ни революция не суть ни нечто социальное, ни нечто идеальное. [...] Поэтому «друг — враг» как критерий различения тоже отнюдь не означает, что определенный народ вечно должен быть другом или врагом определенного другого народа или что нейтральность невозможна или не могла бы иметь политического смысла. Только понятие нейтральности, как и всякое политическое понятие, тоже в конечном счете предполагает реальную возможность разделения на группы «друг — враг», а если бы на земле оставался только нейтралитет, то тем самым конец пришел бы не только войне, но и нейтралитету как таковому, равно как и всякой политике, в том числе и политике по избежанию войны, которая кончается, как только реальная возможность борьбы -----31----отпадает. Главное значение здесь имеет лишь возможность этого решающего случая, действительной борьбы, и решение о том, имеет ли место этот случай или нет. Исключительность этого случая не отрицает его определяющего характера, но лишь она обосновывает его. Если войны сегодня не столько многочисленны и повседневны, как прежде, то они все-таки настолько же или, быть может, еще больше прибавили в одолевающей мощи, насколько убавили в частоте и обыденности. Случай войны и сегодня — «серьезный оборот дел». Можно сказать, что здесь, как и в других случаях, исключение имеет особое значение, играет решающую роль и обнажает самую суть вещей. Ибо лишь в действительной борьбе сказываются крайние последствия политического разделения на только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 30. группы друзей и врагов. От этой чрезвычайной возможности жизнь людей получает свое специфически политическое напряжение. Мир, в котором была бы полностью устранена и исчезла бы возможность такой борьбы, окончательно умиротворенный земной шар, стал бы миром без различения друга и врага и вследствие этого миром без политики. В нем, быть может, имелись бы множество весьма интересных противоположностей и контрастов, всякого рода конкуренция и интриги, но не имела бы смысла никакая противоположность, на основании которой от людей могло бы требоваться самопожертвование и им давались бы полномочия проливать кровь и убивать других людей. И тут для определения понятия «политическое» тоже не важно, желателен ли такого рода мир без политики как идеальное состояние. Феномен «политическое» можно понять лишь через отнесение к реальной возможности разделения на группы друзей и врагов, все равно, что отсюда следует для религиозной, моральной, эстетической, экономической оценки политического. Война как самое крайнее политическое средство вскрывает лежащую в основе всякого политического представления возможность этого различения друга и врага и потому имеет смысл лишь до тех пор, пока это представление реально наличествует или по меньшей мере реально возможно в человечестве. Напротив, война, которую ведут по «чисто» религиозным, «чисто» моральным, «чисто» юридическим или «чисто» экономическим мотивам, была бы противна смыслу. Из специфических противоположностей этих областей человеческой жизни невозможно шести разделение по группам друзей и врагов, а потому и какую-либо войну тоже. Войне не нужно быть ни чем-то благоспасительным, ни чем-то морально добрым, ни чем-то рентабельным; ныне она, вероят-----32----но, ничем из этого не является. Этот простой вывод по большей части затуманивается тем, что религиозные, моральные и другие противоположности усиливаются до степени политических и могут вызывать образование боевых групп друзей или врагов, которое имеет определяющее значение. Но если дело доходит до разделения на такие боевые группы, то главная противоположность больше уже не является чисто религиозной, моральной или экономической, она является противоположностью политической. Вопрос затем состоит всегда только в том, наличествует ли такое разделение на группы друзей и врагов как реальная возможность или как действительность или же его нет независимо оттого, какие человеческие мотивы оказались столь сильны, чтобы его вызвать. Ничто не может избежать неумолимых следствий политического. Если бы враждебность пацифистов войне стала столь сильна, что смогла бы вовлечь их в войну против непацифистов, в некую войну против войны, то тем самым было бы доказано, что она имеет действительно политическую силу, ибо крепка настолько, чтобы группировать людей как друзей и врагов. Если воля воспрепятствовать войне столь сильна, что ей не страшна больше сама война, то, значит, она стала именно политическим мотивом, т.е. она утверждает, пусть даже лишь как вероятную возможность, войну и даже смысл войны. В настоящее время это кажется самым перспективным способом оправдания войны. Война тогда разыгрывается в форме «последней окончательной войны человечества». Такие войны — это войны по необходимости, особенно интенсивные и бесчеловечные, ибо они, выходя за пределы политического, должны одновременно умалять врага в категориях моральных и иных и делать его бесчеловечным чудовищем, которое должно быть не только отогнано, но и только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 31. окончательно уничтожено, т.е. не является более только подлежащим водворению обратно в свои пределы врагом. Но в возможности таких войн особенно явственно сказывается то, что сегодня война как возможность еще вполне реальна, а только об этом и идет речь при различении друга и врага и познании политического. [...] Всякая противоположность — религиозная, моральная, экономическая или этническая.— превращается в противоположность политическую, если она достаточно сильна для того, чтобы эффективно разделять людей на группы друзей и врагов. Политическое заключено не в самой борьбе, которая опять-таки имеет свои собственные технические, психологические и военные законы, но, как сказано, в определяемом этой реальной возможностью поведении, в ясном познании опре-----33----деляемой ею собственной ситуации и в задаче правильно различать друга и врага. Религиозное сообщество, которое как таковое ведет войны, будь то против членов другого религиозного сообщества, будь то иные, есть — помимо того что оно является сообществом религиозным — некое политическое единство. Оно является политической величиной даже тогда, когда лишь в негативном смысле имеет возможность влиять на этот чрезвычайно важный процесс, когда в состоянии препятствовать войнам путем запрета для своих членов, т.е. решающим образом отрицать качества врага за противником. То же самое относится к базирующемуся на экономическом фундаменте объединению людей, например промышленному концерну или профсоюзу. Так же и «класс» в марксистском смысле слова перестает быть чем-то чисто экономическим и становится величиной политической, если достигает этой критической точки, т.е. принимает всерьез классовую «борьбу», рассматривает классового противника как действительного врага и борется против него, будь то как государство против государства, будь то внутри государства, в гражданской войне. Тогда действительная борьба необходимым образом разыгрывается уже не по экономическим законам, но наряду с методами борьбы в узком, техническом смысле имеет свою политическую необходимость и ориентацию, коалиции, компромиссы и т.д. Если внутри некоего государства пролетариат добивается для себя политической власти, то возникает именно пролетарское государство, которое является политическим образованием в не меньшей мере, чем национальное государство, государство священников, торговцев или солдат, государство чиновников или какая-либо иная категория политического единства. Если по противоположности пролетариев и буржуа удается разделить на группы друзей и врагов все человечество в государствах пролетариев и государствах капиталистов, а все иные разделения на группы друзей и врагов тут исчезнут, то явит себя вся та реальность политического, какую обретают все эти первоначально якобы чисто экономические понятия. Если политической мощи класса или иной группы внутри некоторого народа хватает лишь на то, чтобы воспрепятствовать всякой войне, какую следовало бы вести вовне, но нет способности или воли самим взять государственную власть, самостоятельно различать друга и врага и в случае необходимости вести войну, тогда политическое единство разрушено. Политическое может извлекать свою силу из различных сфер человеческой жизни, из религиозных, экономических, моральных и иных противоположностей; политическое не означает никакой собственной -----34----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 32. предметной области, но только степень интенсивности ассоциации или диссоциации людей, мотивы которых могут быть религиозными, национальными (в этническом или в культурном смысле), хозяйственными или же мотивами иного рода, и в разные периоды они влекут за собой разные соединения и разъединения. Реальное разделение на группы друзей и врагов бытийственно столь сильно и имеет столь определяющее значение, что неполитическая противоположность в тот самый момент, когда она вызывает такое группирование, отодвигает на задний план свои предшествующие критерии и мотивы: «чисто» религиозные, «чисто» хозяйственные, «чисто» культурные — и оказывается в подчинении у совершенно новых, своеобразных и с точки зрения этого исходного пункта, т.е. «чисто» религиозного, «чисто» хозяйственного или иного, часто весьма непоследовательных и «иррациональных» условий и выводов отныне уже политической ситуации. Во всяком случае группирование, ориентирующееся на серьезный оборот дел, является политическим всегда. И потому оно всегда есть наиважнейшее разделение людей на группы, а потому и политическое единство, если оно вообще наличествует, есть наиважнейшее «суверенное» единство в том смысле, что по самому понятию именно ему всегда необходимым образом должно принадлежать решение относительно самого важного случая, даже если он исключительный. Здесь весьма уместно слово «суверенитет», равно как и слово «единство». Оба они отнюдь не означают, что каждая частность существования всякого человека, принадлежащего к некоему политическому единству, должна была бы определяться исходя из политического и находиться под его командованием или же что некая централистская система должна была бы уничтожить всякую иную организацию или корпорацию. Может быть так, что хозяйственные соображения окажутся сильнее всего, что желает правительство якобы экономически нейтрального государства; в религиозных убеждениях власть якобы конфессионально нейтрального государства равным образом легко обнаруживает свои пределы. Речь же всегда идет о случае конфликта. Если противодействующие хозяйственные, культурные или религиозные силы столь могущественны, что принимают решение о серьезном обороте дел исходя из своих специфических критериев, то именно тут они и стали новой субстанцией политического единства. Если они недостаточно могущественны, чтобы предотвратить войну, решение о которой принято вопреки их интересам и принципам, то обнаруживается, что критической точки политического они не достигли. Если они доста-----35----точно могущественны, чтобы предотвратить войну, желательную их государственному руководству, но противоречащую их интересам или принципам, однако недостаточно могущественны, чтобы самостоятельно, по своим критериям и по своему решению назначать [bestimmen] войну, то в этом случае никакой единой политической величины в наличии больше нет. Как бы то ни было, вследствие ориентации на возможность серьезного оборота дел, т.е. действительной борьбы против действительного врага, политическое единство необходимо либо является главенствующим для разделения на группы друзей или врагов единством и в этом (а не в каком-либо абсолютистском) смысле оказывается суверенным, либо же его вообще нет. [...] Государству как сущностно политическому единству принадлежит jus belli, т.е. реальная возможность в некоем данном случае в силу собственного решения определить врага и бороться с врагом. Какими техническими средствами ведется борьба, какая существует организация войска, сколь велики виды на победу в войне, здесь безразлично, покуда только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 33. политически единый народ готов бороться за свое существование и свою независимость, причем он в силу собственного решения определяет, в чем состоит его независимость и свобода. Развитие военной техники ведет, кажется, к тому, что остаются еще, может быть, лишь немногие государства, промышленная мощь которых позволяет им вести войну, в то время как малые и более слабые государства, добровольно или вынужденно отказываются от jus belli, если им не удается посредством правильной политики заключения союзов сохранить свою самостоятельность. Это развитие отнюдь не доказывает, что война, государство и политика вообще закончились. Каждое из многочисленных изменений и переворотов в человеческой истории и развитии порождало новые формы и новые измерения политического разделения на группы, уничтожало существовавшие ранее политические образования, вызывало войны внешние и войны гражданские и то умножало, то уменьшало число организованных политических единств. Государство как наиважнейшее политическое единство сконцентрировало у себя невероятные полномочия: возможность вести войну и тем самым открыто распоряжаться жизнью людей. Ибо jus belli содержит в себе такое полномочие; оно означает двойную возможность: возможность требовать от тех, кто принадлежит к собственному народу, готовности к смерти и готовности к убийству и возможность убивать людей, стоящих на стороне врага. Но эффект, производимый нормальным государством, состоит прежде всего в том, чтобы ввести полное умиро-----36----творение внутри государства и принадлежащей ему территории, установить «спокойствие, безопасность и порядок» и тем самым создать нормальную ситуацию, являющуюся предпосылкой того, что правовые нормы вообще могут быть значимы, ибо всякая норма предполагает нормальную ситуацию и никакая норма не может быть значима в совершенно ненормальной применительно к ней ситуации. В критических ситуациях эта необходимость внутригосударственного умиротворения ведет к тому, что государство как политическое единство совершенно самовластно, покуда оно существует, определяет и «внутреннего врага». [...] Это в зависимости от поведения того, кто объявлен врагом, является знаком гражданской войны, т.е. разрушения государства как некоего в себе умиротворенного, территориально в себе замкнутого и непроницаемого для чужих, организованного политического единства. Через гражданскую войну решается затем дальнейшая судьба этого единства. К конституционному, гражданскому, правовому государству это относится в не меньшей степени, чем к любому другому государству, а пожалуй, даже считается тут еще более несомненным, несмотря на все ограничения, налагаемые конституционным законом на государство. [...] В экономически функционирующем обществе достаточно средств, чтобы выставить за пределы своего кругооборота и ненасильственным, «мирным» образом обезвредить побежденного, неудачника в экономической конкуренции или даже «нарушителя спокойствия», говоря конкретно, уморить его голодом, если он не подчиняется добровольно; в чисто культурной, или цивилизационной, общественной системе не будет недостатка в «социальных показаниях», чтобы избавить себя от нежелательных угроз или нежелательного прироста. Но никакая программа, никакой идеал, никакая норма и никакая целесообразность не присвоят права распоряжения физической жизнью других людей. Всерьез требовать от людей, чтобы они убивали людей и были готовы умирать, дабы процветали торговля и только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 34. промышленность выживших или росла потребительская способность их внуков, — жестоко и безумно. Проклинать войну как человекоубийство, а затем требовать от людей, чтобы они вели войну и на войне убивали и давали себя убивать, чтобы «никогда снова не было войны», — это явный обман. Война, готовность борющихся людей к смерти, физическое убиение других людей, стоящих на стороне врага, — у всего этого нет никакого нормативного смысла, но только смысл экзистенциальный, и именно в реальности ситуации действительной борьбы против действительного врага, а не в -----37----каких-то идеалах, программах или совокупностях норм. Нет никакой рациональной цели, никакой сколь бы то ни было правильной нормы, никакой сколь бы то ни было образцовой программы, никакого сколь 5ы то ни было прекрасного социального идеала, никакой легитимности или легальности, которые бы могли оправдать, что люди за это взаимно убивают один другого. [... ] Конструкции, содержащие требование справедливой войны, обычно служат опять-таки какой-либо политической цели. Требовать от образовавшего политическое единство народа, чтобы он вел войны лишь на справедливом основании, есть именно либо нечто само собой разумеющееся, если это значит, что война должна вестись только против действительного врага, либо же за этим скрывается политическое устремление подсунуть распоряжение jus belli в другие руки и найти такие нормы справедливости, о содержании и применении которых в отдельном случае будет решать не само государство, но некий иной, третий, который, таким образом, будет определять, кто есть враг. Покуда народ существует в сфере политического, он должен — хотя бы и только в крайнем случае (но о том, имеет ли место крайний случай, решает он сам, самостоятельно) — определять различение друга и врага. В этом состоит существо его политической экзистенции. Если у него больше нет способности или воли к этому различению, он прекращает политически существовать. Если он позволяет, чтобы кто-то чужой предписывал ему, кто есть его враг и против кого ему можно бороться, а против кого нет, он больше уже не является политически свободным народом и подчинен иной политической системе или же включен в нее. Смысл войны состоит не в том, что она ведется за идеалы или правовые нормы, но в том, что ведется она против действительного врага. Все замутнения этой категории «друг — враг» объясняются смешением с какими-либо абстракциями или нормами. [...] Если часть народа объявляет, что у нее врагов больше нет, то тем самым в силу положения дел она ставит себя на сторону врагов и помогает им, но различение друга и врага тем самым отнюдь не устранено. Если граждане некоего государства заявляют, что лично у них врагов нет, то это не имеет отношения к вопросу, ибо у частного человека нет политических врагов; такими заявлениями он в лучшем случае хочет сказать, что он желал бы выйти из той политической совокупности, к которой он принадлежит по своему тут-бытию, и отныне жить лишь как частное лицо. Далее, было бы заблуждением верить, что один отдельный народ мог бы, объявив дружбу всему миру или же посредством -----38----того, что он добровольно разоружится, устранить различение друга и врага. Таким образом мир не деполитизируется и не переводится в состояние чистой моральности, чистого права или чистой хозяйственности. Если некий народ страшится трудов и опасностей только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 35. политической экзистенции, то найдется именно некий иной народ, который примет на себя эти труды, взяв на себя его «защиту против внешних врагов» и тем самым политическое господство; покровитель (Schutzherr) определяет затем врага в силу извечной взаимосвязи защиты (Schutz) и повиновения. [...] Из категориального признака политического следует плюрализм мира государств. Политическое единство предполагает реальную возможность врага, а тем самым и другое, сосуществующее политическое единство. Поэтому на Земле, пока вообще существует государство, есть много государств и не может быть обнимающего всю Землю и все человечество мирового «государства». Политический мир — это не универсум, а плюриверсум. [...] Политическое единство по своему существу не может быть универсальным, охватывающим все человечество и весь мир единством. Если различные народы, религии, классы и другие группы обитающих на Земле людей окажутся в целом объединены таким образом, что борьба между ними станет немыслимой и невозможной, то и гражданская война внутри охватывающей всю Землю империи даже как нечто возможное никогда уже не будет фактически приниматься в расчет, т.е. различение друга и врага прекратится даже в смысле чистой эвентуальности, тогда будут лишь свободные от политики мировоззрение, культура, цивилизация, хозяйство, мораль, право, искусство, беседы и т.д., но не будет ни политики, ни государства. Наступит ли, и если да, то когда, такое состояние на Земле и в человечестве, я не знаю. Но пока его нет. Предполагать его существующим было бы бесчестной фикцией. И весьма недолговечным заблуждением было бы мнение, что ныне (поскольку война между великими державами легко перерастает в мировую войну) окончание войны должно представлять собой мир во всем мире и тем самым идиллическое состояние полной и окончательной деполитизации. Человечество как таковое не может вести никакой войны, ибо у него нет никакого врага, по меньшей мере на этой планете. Понятие «человечество» исключает понятие «враг», ибо и враг не перестает быть человечеством, и тут нет никакого специфического различения. То, что войны ведутся во имя человечества, не есть опровержение этой простой истины, но имеет лишь особенно ярко выраженный политический -----39----смысл. Если государство во имя человечества борется со своим политическим врагом, то это не война человечества, но война, для которой определенное государство пытается в противоположность своему военному противнику оккупировать универсальное, понятие, чтобы идентифицировать себя с ним (за счет противника), подобно тому как можно злоупотребить понятиями «мир», «справедливость», «прогресс», «цивилизация», чтобы истребовать их для себя и отказать в них врагу. «Человечество» — особенно пригодный идеологический инструмент империалистических экспансий и в своей этически-гуманитарной форме это специфическое средство экономического империализма. [...] Напрашивается, однако, вопрос, каким людям достанется та чудовищная власть, которая сопряжена со всемирной хозяйственной и технической централизацией. [...] Ответить на него можно оптимистическими или пессимистическими предположениями, которые в конечном счете сводятся к некоторому антропологическому исповеданию веры.[...] Все теории государства и политические идеи можно испытать в отношении их антропологии и затем подразделить в зависимости от того, предполагается ли в них, сознательно или только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 36. бессознательно, «по природе злой» или «по природе добрый» человек. Различение имеет совершенно обобщенный характер, его не надо брать в специальном моральном или этическом смысле. Решающим здесь является проблематическое или непроблематическое понимание человека как предпосылки всех дальнейших политических расчетов, ответ на вопрос, является ли человек существом «опасным» или безопасным, рискованным или безвредным, нерискованным». [...] Что к этим формулам можно свести в особенности противоположность так называемых авторитарных и анархистских теорий, это я показывал неоднократно. Часть теорий и конструкций, которые таким образом предполагают, что человек «хорош», либеральны и полемическим образом направлены против вмешательства государства, не будучи к собственном смысле слова анархическими. Когда речь идет об открытом анархизме, то уже совершенно ясно, насколько тесно связана вера и «естественную доброту» с радикальным отрицанием государства, одно следует из другого и взаимно подкрепляется. Напротив, для либерала доброта человека не более чем аргумент, с помощью которого государство ставится на службу «обществу»; таким образом, это означает только, что «общество» имеет свой порядок в себе самом, а государ-----40----ство есть лишь его недоверчиво контролируемый, скованный жестко определенными границами подданный. [...] Враждебный государству радикализм возрастает в той же мере, в какой растет вера в радикальное добро человеческой природы. Буржуазный либерализм никогда не был радикален в политическом смысле. Но само собой разумеется, что его отрицание государства и политического, его нейтрализации, деполитизации и декларации свободы равным образом имеют политический смысл и в определенной ситуации полемически направляются против определенного государства и его политической власти. Только это, собственно, не теория государства и не политическая идея. Правда, либерализм не подверг государство радикальному отрицанию, но, с другой стороны, и не обнаружил никакой позитивной теории государства и никакой собственной государственной реформы, но только попытался связать политическое исходя из этического и подчинить его экономическому; он создал учение о разделении и взаимном уравновешении «властей», т.е. систему помех и контроля государства, которую нельзя охарактеризовать как теорию государства или как политический конструктивный принцип. Соответственно сохраняет свою силу то примечательное и весьма беспокоящее многих утверждение, что во всех политических теориях предполагается, что человек — «злое» существо, т.е. он никоим образом не рассматривается как непроблематический, но считается «опасным» и динамичным. [...] Поскольку же сфера политического в конечном счете определяется возможностью врага, то и политические представления не могут с успехом брать за исходный пункт антропологический «оптимизм». Иначе вместе с возможностью врага они бы отрицали и всякие специфически политические следствия. [...] Либерализмом последнего столетия все политические представления были своеобразно и систематически изменены и денатурированы. В качестве исторической реальности либерализм столь же мало избег политического, как и любое значительное историческое движение, и даже его нейтрализация и деполитизация, касающаяся образования, хозяйства и только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 37. т.д., имеют политический смысл. Либералы всех стран вели политику, как и другие люди, и вступали в коалиции также и с нелиберальными элементами и идеями, оказываясь националлибералами, социал-либералами, свободно-консервативными, либеральными католиками и т.д. В особенности же они связывали себя с совершенно нелиберальными, по существу своему политическими и даже ведущими к -----41----тотальному государству силами демократии. Вопрос, однако, состоит в том, можно ли из чистого и последовательного понятия индивидуалистического либерализма получить специфически политическую идею. На это следует ответить: нет. Ибо отрицание политического, которое содержится во всяком последовательном индивидуализме, может быть, и приводит к политической практике недоверия всем мыслимым политическим силам и формам государства, но никогда не дает подлинно позитивной теории государства и политики. И вследствие этого имеется либеральная политика как полемическая противоположность государственным, церковным или иным ограничениям индивидуальной свободы, торговая политика, церковная и школьная политика, культурная политика, но нет просто либеральной политики, а всегда лишь либеральная критика политики. [...] Что хозяйственные противоположности стали политическими и что Дрогло возникнуть понятие «хозяйственная властная позиция», только показывает, что точка политического может быть достигнута исходя из хозяйства, как и всякой предметной области. [...] Экономически фундированный империализм, конечно, попытается ввести на Земле такое состояние, в котором он сможет беспрепятственно применять свои хозяйственные средства власти: эмбарго на кредиты, эмбарго на сырье, разрушение чужой валюты и т.д. — и сможет обходиться этими средствами. Он будет считать «внеэкономическим насилием», если народ или иная группа людей попытается избежать действия этих «мирных» методов. [...] Наконец, в его распоряжении еще имеются технические средства для насильственного физического убиения — технически совершенное современное оружие, которое с применением капитала и интеллекта делается столь неслыханно пригодным, чтобы в случае необходимости его действительно можно было использовать. Для приложения таких средств образуется, конечно, новый, по существу своему пацифистский словарь, которому больше неизвестна война, но ведомы лишь экзекуции, санкции, карательные экспедиции, умиротворение, защита договоров, международная полиция, мероприятия по обеспечению мира. Противник больше не зовется врагом, но вместо этого он оказывается нарушителем мира и как таковой объявляется hors-la-loi и hors I'humanite; война, 0ведущаяся для сохранения или расширения экономических властных позиций, должна быть усилиями пропаганды сделана «крестовым походом» и «последней войной человечества». Этого требует полярность этики и экономики. В ней, конечно, обнаруживается удивительная систематичность и последовательность, и эта -----42----система, мнимо неполитическая и якобы даже антиполитическая, либо служит существующему разделению на группы друзей и врагов, либо же ведет к новому и потому неспособна избежать политического как своего неминуемого следствия. Печатается по: Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 37— 67. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 38. МЕРРИАМ Ч. Новые аспекты политики [...] Можно суммировать достижения в области политических исследований, полученные за. время популярности теории естественного права, т.е. примерно за сто лет, следующим образом: 1. Стремление к сравнению разных типов политических идей, институтов, процессов, к изучению их сходства и различия. 2. Стремление к более глубокому анализу экономических сил и их отношения к политическим процессам, порой вплоть до экономической интерпретации всех политических явлений. При этом сравнительная легкость количественного измерения определенных экономических фактов в значительной степени облегчает процесс, в действительности означая расширение «экономического» за пределы общепринятого употребления этого термина. 3. Стремление к рассмотрению социальных сил в их связи с политическими процессами. Временами это принимает форму социальной интерпретации всех политических фактов. 4. Стремление к исследованию географической среды и ее влияния на политические феномены и процессы. 5. Стремление к более глубокому изучению массы фактов этнического и биологического характера и их отношения к политическим силам. 6. Взятые вместе, эти устремления устанавливают другое отношение между политическими феноменами и всем их окружением, как социальным, так и физическим. Аналогичные исследования были предприняты в свое время Боденом и Монтескье, однако они носили более упрощенный характер по сравнению с предыдущими, более детальными и тщательными разработками. 7. Стремление к изучению происхождения политических идей и институтов. Это совместный продукт истории и биологии с присущим -----43----обеим признанием важности исторического роста и развития в эволюционной теории жизни. С середины девятнадцатого века она господствует над всей политической мыслью. 8. Общее стремление соединить исследование с позиций окружающей среды (экономической, социальной, физической), взятой в целом, генетическим или эволюционным подходом может реализоваться в глубоком и по сути революционном изменении политического мышления. И это, бесспорно, справедливо по сравнению со статичной доктриной схоластики или с абсолютистскими тенденциями Naturrecht1 школы мышления. 9. Стремление к более широкому использованию количественного измерения политических явлений. В некотором отношении измерение приняло форму статистики или только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 39. математического анализа политических процессов. Важнейшее мероприятие, посредством которого это измерение осуществлялось, — перепись, давшая исследователю и аналитику огромную массу материала. Можно назвать две дисциплины, в которых количественные методы применялись с особым успехом. Это антропология и психология, где в данном отношении достигнуты заметные результаты. 10. Политическая психология была предзнаменованием, но не получила за все это время соответствующего развития. Все эти тенденции, взятые вместе, составляют, можно сказать, наиболее важные изменения в природе политического мышления вплоть ею сегодняшнего дня. Основные трудности в продвижении по пути научного изучения управления состоят в следующем: 1. Недостаток исчерпывающего набора данных о политических явлениях с соответствующей их классификацией и анализом, 2. Склонность к расовому, классовому, националистическому уклону в интерпретации доступных данных. 3. Нехватка достаточно четких стандартов измерения и точного знания о последовательности процессов. 1. Парадокс политики заключается в том, что для сохранения объединения в борьбе с внутренними и внешними врагами надо поддерживать в нем дисциплину; однако эта жесткая дисциплина разрушает те жизненные силы инициативы, критицизма и реорганизации, без которых власть объединения может быть утрачена. Должно быть полное соответствие с общим сводом правил и норм, установленных государст_______________ 1 Естественное право (нем.}. -----44----вом, в противном случае не удастся избежать анархии. Но внутри объединения необходимо и разумное пространство для свободы критики, возражений, для предложений и изобретательности. Очевидно, что положение науки в этой ситуации довольно сложно из-за сознательного столкновения между интересом группы и наукой или из-за бессознательного отклонения от научного исследования. 2. Из-за разобщенности политических явлений трудности в установлении четких каузальных связей между ними. Зная о происходящих событиях, мы обнаруживаем так много чередующихся причин, что не всегда можем указать на непосредственно их вызвавшую. По той же причине трудно прийти к обоснованному согласию относительно разумной или научной политики и сложно предсказать будущие события. 3. Трудности в отделении личности наблюдателя от социальной ситуации, частью которой он является, и достижения объективного отношения исследователя к рассматриваемым явлениям. В этом, возможно, заключается основной камень преткновения в оценке только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 40. политического процесса. Классы, расы и все прочие виды сообществ выдвигают в качестве обязывающих так называемые принципы, которые являются порождением их собственных интересов и, возможно, неосознанно исходят из этих интересов в ходе общего использования. Так, политическое теоретизирование в значительной степени является, как выясняется при ближайшем рассмотрении, завуалированной в большей или меньшей степени пропагандой определенных интересов. В теории возможны элементы истины или науки, однако истина так расцвечена интересами тех, кто выдвигает данную теорию, что не отличается подлинной и неизменной ценностью. Мнения большинства выдающихся философов, представителей определенной расы и нации относительно их достоинств нуждаются, почти без исключения, в серьезном уточнении. То же самое можно сказать о защитниках экономических классов и других видов общностей. За последние сто лет был достигнут определенный прогресс в отделении изучающего политику от окружающей его обстановки, но отравляющая пропаганда периода войны и отношение друг к другу националистически настроенных ученых свидетельствуют о том, что пока достигнут небольшой прогресс. Политологи часто не только становились пропагандистами, но и подчиняли своей цели — защите и достижению националистических целей — деятельность всех других ученых. 4. Трудности в освоении механизма четкого измерения политических феноменов. Вплоть до самого последнего времени оно было упрощен-----45----ным и неразборчивым. Только с развитием современной статистики появились определенная четкость и точность в политическом фактологическом материале. И по сей день существует немало непреодолимых, по-видимому, препятствий. Поэтому разработка адекватного механизма обзора политических сил еще впереди. [...] 5. Четвертая трудность заключается в отсутствии того, что в естествознании называется контролируемым экспериментом. Физик-исследователь выдвигает временную гипотезу, стараясь, по возможности, ее проверить с помощью эксперимента, проводимого под его руководством и контролем. Эти эксперименты он может повторять до тех пор, пока не удостоверится в истинности или ложности своей гипотезы. Однако такие эксперименты недоступны, видимо, тем, кто изучает политологию или другую общественную науку. Вместе с тем реальные политические процессы постепенно воспроизводятся в различных точках мира и на разных стадиях. В случае повторения этих процессов можно возобновить наблюдения и тем самым проверить сделанные заключения. Для этого, однако, необходимо отработать более точный механизм. Он, возможно, будет получен в результате развития современной психологии или социальной психологии, которые, видимо, обладают нужными средствами изучения типов общения и поведения. Или же этот механизм появится в ходе статистического измерения тех процессов, которые постоянно повторяются почти в неизменном виде и, как выясняется при достаточной четкости анализа и упорстве, практически в той же последовательности. [...] Думается, мы стоим на пороге весьма важных изменений в масштабах и методах исследования политики, а возможно, общественных наук в целом. [...] В чем бы ни заключались другие достижения, два, как выясняется, неизбежны. Одно касается интенсификации исследований, другое — усиления интеграции научных изысканий в сфере политических отношений. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 41. Большинство изучающих систему правления так широко рассредо-точились по исследовательскому полю, что взирают на происходящее с высоты птичьего полета, не отличаясь склонностью к скрупулезному, потальному анализу проблем, без которого невозможно их глубокое понимание. Возможно, это неизбежно в переходный период, когда круг исследователей невелик и опасные ситуации скорее требуют действий, чем изучения вопроса. Однако постепенно наступает время большей Концентрации усилий. В действительности оно уже пришло. -----46----Таким же образом, видимо, происходит и глубокая интеграция самих общественных наук, которые в ходе необходимого процесса дифференциации нередко были слишком изолированы друг от друга. Имея дело с такими серьезными проблемами, как наказание и предотвращение преступлений, алкоголизм, вызывающий споры вопрос о миграции людей, отношение к неграм, широкий круг вопросов развития промышленности и сельского хозяйства, становится ясно, что ни факты, ни разработки экономической науки, ни политология, ни история не могут поодиночке дать им адекватный анализ и интерпретацию. В действительности политика и экономика никогда не были отделены друг от друга. Практически нет такого политического движения, в котором не отражались бы экономические интересы, или такой экономической системы, в сохранении которой политический порядок не выступал бы важнейшим фактором. [...] Одна из основных проблем социальной организации — это отношение между экономическими и политическими частями организации и властью. Оно оказывает влияние на характер организации городского, государственного, национального и международного уровня. Существует множество методов воздействия на социальные отклонения через право, религию, посредством экономических и социальных санкций. Но как они соединяются в случае человеческого общения? Является ли это проблемой для какой-либо одной из этих дисциплин? Не будет ли ужасной ошибкой разделить их, не соединив вновь? В конечном счете не так уж важно, как называется это интегрированное знание — социологией или Staatswissenschaft1, антропологией, экономической наукой или политологией. Важнее всего то, что достигнута и сохраняется определенная точка зрения и контакты между различными отраслями социального познания; что нет преданных забвению зон исследования; что частичная обработка данных не означает свертывания и ограничения действий социальных наблюдателей и аналитиков. [...] Для исследователя политики еще важнее интеграция социальной науки с достижениями того, что называется естественной наукой, — воссоединение естественных и «неестественных» наук. Все больше и больше становится ясно, что последнее слово в поведении человека принадлежит науке, что социальные и политические последствия применения естествознания чрезвычайно важны. Временами кажется, что _________________ 1 Общественно-политические науки (нем.). только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 42. -----47----это лучше усвоили ученые-естественники, нежели обществоведы, которые порой считают маловероятным научный социальный контроль за поведением людей. Биология, психология, антропология, психопатология, медицина, наука о Земле движутся по пути использования результатов своих исследований в социальных ситуациях. Их представители повсюду — в Конгрессе, в центрах, в суде, в составе персонала. Как отнесутся к этим новым направлениям со всеми их претензиями политология и другие социальные науки? Будем ли мы держать их на расстоянии, этих непочтительных ученыхестественников, или подвергнем остракизму, пока они не подчинятся нашим законам; забаллотируем их или же просто проигнорируем и пойдем своим путем? Нет, нам нельзя оставить их, хотя у ученых-естественников может быть немало социальных предрассудков. [...] Если они хотят править миром, то должны узнать и, несомненно, еще узнают гораздо больше о политике и социальных отношениях. Они, возможно, больше нас находятся под впечатлением важности социальных последствий использования естествознания. Нельзя уйти и от вопроса о том, существует ли какая -то связь между психологическими и биологическими различиями и системами правления. Природа и распределение равенства людей исследуются в настоящее время психологами, и политология не может уйти от изучения возможностей в развитии психологии, а опрометчивость части поборников активного применения I.Q.1 не может увести от осознания серьезности вcеx связанных с этим проблем. Влияют ли современные научные доктрины наследственности и евгеники2 на основы нашего политического и экономического порядка? Чайлд в своих разработках физиологических основ поведения и Херрик и исследованиях неврологических основ поведения животных подняли немало интересных проблем, граничащих с политическим поведением. Какое отношение они имеют к нашим поискам политических истин? Какое влияние оказывают науки о Земле, такие, как геология и география, на проблемы политики? Какова роль окружающей среды в совокупном продукте правления? В чем сойдутся генетик, специалист по _____________ 1 Intelligence Quotient — коэффициент умственного развития. 2 Евгеника (от греч. eugenes — породистый) — учение о наследственном здоровье человека, о путях воздействия на эволюцию человечества с целью совершенствования его природы; о законах передачи будущим поколениям по наследству одаренности и об ограничении в передаче наследственных болезней. -----48----вопросам окружающей среды, исследователь проблем социального и политического контроля, как они объединят результаты своих изысканий и начнут поиски новых? только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 43. Что делать с разветвленными представлениями, открывающимися на заднем плане нашего социального мышления? Мы знакомы с экономической интерпретацией политики, но разве нет и других, не менее значимых, но неисследованных сфер? Доктор Мэйо, мне кажется, сказал бы, что если человек — ярый радикал или реакционер, то с ним лучше не спорить, а отправить в клинику. Навязчивую идею или истерию можно отнести за счет спазма прямой кишки или нарушенного солевого баланса, кровяного давления или отсутствия «необходимого синтеза» или какой-то другой медико-психологической причины столь красочно описанного здесь типа. Как влияют утомление, диета, чувства на политическое мышление и действия? Рано или поздно мы обнаружим, что необходимо обращаться к самым разным сферам политического мышления, определяя их отношение к политическому поведению и контролю. Этот процесс можно отложить, но ненадолго. Каково влияние обнаруженных антропологами ранних примитивных пережитков человека на его политическую и социальную природу? Я не настаиваю на определенной связи между собранием по выдвижению кандидатур на выборные должности и индейским танцем войны, однако можно найти примеры и получше. Можно ли с помощью этих новых элементов и разрабатываемых материалов создать науку о политическом или, в более широком смысле, о социальном поведении? Возможно, и нет, учитывая их неразработанность, но, заглянув немного вперед, мы обнаружим немало интересных возможностей. В любом случае совершенно ясно, что надо пересмотреть основные проблемы политической организации и поведения в свете новых открытий и тенденций; вновь проанализировать природу народного правления, характер и сферу общего интереса в управлении и методы его использования; надо призвать науку, которая может вызвать войну, покончить с ней. Механизм и процессы политики должны стать объектами более тщательного, чем раньше, анализа, с более широким охватом проблем и под разными углами зрения. Все логическое обоснование и методы правления определяются в наши дни, с одной стороны, людьми типа Ленина, Муссолини, Ганди, с другой — типа Эйнштейна, Эдисона. Из какого материала будет соткана политическая ткань следующей эпохи, как не из более интеллекту -----49----ального, научного понимания и оценки процессов социального и политического контроля? Если не смогут помочь ученые, то найдется немало волонтеров, которые предложат свои услуги, но некоторые из них могут быть и упрямыми, и жесткими. Особое моделирование проблемы; специальные технологические. разработки статистического, антропологического, психологического или иного плана —.все это не столь важно. Не имеет значения и название результата. Важно то, что политология и другие общественные науки ориентируются друг на друга, что обществознание и естествознание идут рука об руку, объединяя свои усилия и решая величайшую задачу, когда-либо стоявшую перед человечеством, — рациональное познание и контроль за поведением людей. Некоторые попытаются доказать, что значительная интенсификация и расширение сфер исследования нереальны, т.е., короче говоря, новая интеграция маловероятна. Возможно, это только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 44. и так. Под силу ли одному человеку одновременно обладать необходимыми познаниями в области права, политики, медицины, психологии, экономики, социологии, статистики и т .д.? Действительно, реально ли это? Однако можно ли быть сведущим в вопросах политики и одновременно невеждой в основных проблемах человеческого поведения? Дилемма политики — одна из характерных черт нашего времени, а возможно, само время попросту невероятно. Одна из основных трагедий наших дней — высокая специализация знаний и отсутствие сплоченности в вопросах высшей мудрости. На все наше мышление и поведение ложится тень. Но данная проблема присуща не только политике, она касается всей современной жизни. Не зная ответа на этот вопрос, отмечу, что есть два пути: продолжать жить в неведении либо стремиться к знаниям. Второй путь труден, но неизбежен. В конце концов люди, подготовленные в рамках какой-то одной специальной технологии, но на основе широких контактов с другими отраслями знания, легко найдут путь в современном лабиринте. Мы придем к выводу, что надо начинать раньше и продолжить социальную подготовку.[...] Я не оптимист, ожидающий изображенную Платоном, а затем в более широком контексте социальных отношений Контом обетованную землю политики. Со стороны этих философов проявлением своего рода самодовольства было сознание не поддающихся проверке воображаемых воздушных миров. Однако, следуя навязчивой идее, можно только I радоваться, что неудержимое стремление к постижению тайн биологи-----50----ческой и физической природы обеспечит громадные возможности для более глубокого понимания политического поведения людей, причем такими средствами и в таких формах, которые не в состоянии представить себе даже самые проницательные предсказатели. Свободный дух, взгляд в будущее, освобождение от ставших тесными границ, огромные творческие возможности технологии, повышение результативности исследований, решение жизненно важных проблем, взвешенные утверждения, более интенсивный характер исследований насущных вопросов, тесные контакты с другими общественными и естественными науками — все это позволит сделать чисто политическое важнейшим средством интеллектуального влияния на прогресс человечества, обеспечит сознательный контроль над его эволюцией. В любом случае это задача не одного дня. Печатается по: Антология мировой политической мысли: В 5 т. М., 1997. Т. II. С. 176—184. АРОН Р. Демократия и тоталитаризм В термин «политика» вкладывают много понятий. Говоря о политике внутренней и внешней, о политике Ришелье и о политике в области виноделия или свекловодства, подчас безнадежно пытаясь найти хоть что-то общее среди разнообразных значений термина. В своей недавно вышедшей книге Бертран де Жувенель отметил, что из-за огромных различий в толковании этого слова лучше всего доверяться собственному мнению. Возможно, он прав, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 45. но, на мой взгляд, в беспорядок можно внести какую-то логику, сосредоточившись на трех основных различиях, при внимательном рассмотрении вполне обоснованных. Огюст Конт любил сравнивать разные значения одного и того же слова и из внешней пестроты выделять его глубинное значение. Первое различие связано с тем, что словом «политика» переводятся два английских слова, у каждого из которых свой смысл. И в самом деле, англичане говорят policy и politics — и то и другое на французском «политика». Policy — концепция, программа действий, а то и само действие одного человека, группы людей, правительства. Политика в области алкоголя, например, — это вся программа действий применительно к -----51----данной проблеме, в том числе проблеме излишков или нехватки производимой продукции. Говоря о политике Ришелье, имеют в виду его взгляды на интересы страны, цели, к которым он стремился, а также методы, которыми он пользовался. Таким образом, слово «политика» в его первом значении — это программа, метод действий или сами действия, осуществляемые человеком или группой людей по отношению к какой-то одной проблеме или к совокупности проблем, стоящих перед сообществом. В другом смысле слово «политика» (английское politics) относится к той области общественной жизни, где конкурируют или противоборствуют различные политические (в значении policy) направления. Политика-область — это совокупность, внутри которой борются личности или группы, имеющие собственную policy, т.е. свои цели, свои интересы, а то и свое мировоззрение. Эти значения термина, невзирая на их различия, взаимосвязаны. Одни политические курсы, определяемые как программы действий, всегда могут войти в столкновение с другими. Программы действий не обязательно согласованы между собой; в этом отношении политика как область общественной жизни чревата как конфликтами, так и компромиссами. Если политические курсы, т.е. цели, к которым стремятся личности или группы внутри сообщества, полностью противоречат друг другу, это приводит к бескомпромиссной борьбе, и сообщество сочетает планы, частично противоречащие друг другу, а частично совместимые. У правителей есть программы действий, которые не могут, однако, претворяться в жизнь без поддержки со стороны управляемых. А подчиняющиеся редко единодушно одобряют тех, кому им надлежит повиноваться. Многие благонамеренные люди воображают, будто политика как программа действий благородна, а политика как столкновение программ отдельных лиц и групп низменна. Представление о возможном существовании бесконфликтной политики как программы действий правителей, мы это увидим в дальнейшем, ошибочно. Второе различие объясняется тем, что одно и то же слово характеризует одновременно и действительность, и наше ее осознание. О политике говорят, чтобы обозначить и конфликт между партиями, и осознание этого конфликта. Такое же различие прослеживается и в слове "история", которое означает чередование обществ или эпох и наше его познание. Политика — одновременно и сфера отношений в обществе, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 46. -----52----и наше ее познание; можно считать, что в обоих случаях у смыслового различия одни и те же истоки. Осознание действительности — часть самой действительности. История в полном значении этого термина существует постольку, поскольку люди осознают свое прошлое, различия между прошлым и настоящим и признают многообразие исторических эпох. Точно так же политика как область общественной жизни предполагает минимальное осознание этой области. Личности в любом сообществе должны хотя бы примерно представлять, кто отдает приказы, как эти деятели выбирались, как осуществляется власть. Предполагается, что индивиды, составляющие любой политический режим, знакомы с его механизмами. Мы не смогли бы жить в условиях той демократии, какая существует во Франции, если бы граждане не ведали о правилах, по которым этот режим действует. Вместе с тем любое познание политики может наталкиваться на противоречие между политической практикой существующего строя и других возможных режимов. Стоит лишь выйти за рамки защиты и прославления существующего строя, как надо отказаться от какой бы то ни было его качественной оценки (мы поступаем так, другие — иначе, и я воздерживаюсь от того, чтобы высказывать суждение об относительной ценности наших методов, равно как и тех, к которым прибегают другие) или же изыскивать критерии, по которым можно определить лучший режим. Иначе обстоит дело с природными стихиями, когда сознание не есть часть самой действительности. Третье различие, важнейшее, вытекает из того, что одно и то же слово (политика) обозначает, с одной стороны, особый раздел социальной совокупности, с другой — саму эту совокупность, рассматриваемую с какой-то точки зрения. Социология политики занимается определенными институтами, партиями, парламентами, администрацией в современных обществах. Эти институты, возможно, представляют собой некую систему — но систему частную в отличие от семьи, религии, труда. Этот раздел социальной совокупности обладает одной особенностью: он определяет избрание тех, кто правит всем сообществом, а также способ реализации власти. Иначе говоря, это раздел частный, воздействия которого на целое видны немедленно. Можно справедливо возразить, что экономический сектор тоже оказывает влияние на все прочие аспекты общественной жизни, но главы компаний управляют не партиями или парламентами, а хозяйственной деятельностью, и у них есть право принимать решения, касающиеся всех сторон общественной жизни. -----53----Связь между каким-то аспектом и социальной совокупностью в целом можно также представить следующим образом. Любое взаимодействие между людьми предполагает наличие власти; так вот, сущность политики заключается в способе осуществления власти и в выборе правителей. Политика — главная характерная черта сообщества, ибо она определяет условия любого взаимодействия между людьми. Все три различия поддаются осмыслению, они вполне обоснованны. Политика как программа действий и политика как область общественной жизни взаимосвязаны, поскольку общественная жизнь — это та сфера, где противопоставляются друг другу программы только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 47. действий; политика-действительность и политика-познание тоже взаимосвязаны, поскольку познание — составная часть действительности; наконец, политика — частная система приводит к политике-аспекту, охватывающей все сообщество вследствие Того, что частная система оказывает определяющее влияние на все сообщество. Далее. Политика — это прежде всего перевод греческого слова «politeia». По сути то, что греки называли режимом полиса, т.е. способом организации руководства, отличительным признаком организации всего сообщества. Если политика по сути строй сообщества или способ его организации, то нам становятся понятными характерные отличия как в узком, так и в широком смысле. Действительно, в узком смысле слова политика — это особая система, определяющая правителей и способ реализации власти; но одновременно это и способ взаимодействия личностей внутри каждого сообществ. Второе отличие вытекает из первого. У каждого общества свой режим, и общество не осознает себя, не осознавая при этом разнообразия режимов, а также проблем, которые порождаются таким разнообразием. Теперь различие между политикой-программой действия и политикой-областью становится понятным. Политика в первом значении может проявлять себя разными путями: политика тех, кто сосредоточил R своих руках власть и ее осуществляет; политика тех, кто властью не Обладает и хочет ею завладеть; политика личностей или групп, преследующих свои собственные цели и склонных применять свои собственные методы; наконец, политика стремящихся к изменению самого строя. Все это — не что иное, как программы действий, узкие или глобальные, в зависимости от того, идет ли речь о внутренних задачах режима или о целях, связанных с самим его существованием. -----54----Я уже отмечал, что политика характеризует не только часть социальной совокупности, но и весь облик сообщества. Если это так, то мы, как видно, признаем что-то вроде примата политики. Однако курс, ей посвященный, мы читаем после курсов об экономике и классах. Признавая примат политики, не вступаем ли мы в противоречие с применявшимся до сих пор методом? Я исходил из противопоставления идей Токвиля и Маркса. Токвиль полагал, что демократическое развитие современных обществ ведет к стиранию различий в статусе и условиях жизни людей. Этот неудержимый процесс мог, считал он, породить общества двух типов — уравнительно-деспотическое и уравнительно-либеральное. Токвиль дал нам точку отсчета. Я же ограничился тезисом: изучив развитие индустриального общества, мы увидим, какая его разновидность вероятнее. Что касается Маркса, то в экономических преобразованиях он пытался найти объяснение преобразованиям социальным и политическим. Он считал, что капиталистические общества страдают от фундаментальных противоречий и вследствие этого подойдут к революционному взрыву, вслед за которым возникнет социалистический строй в рамках однородного, бесклассового общества. Политическая организация общества будет постепенно отмирать, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 48. поскольку государство, представлявшееся Марксу орудием эксплуатации одного класса другим, будет отмирать с исчезновением классовых противоречий. Я ни в коем случае не считал, будто преобразования в экономике непременно предопределяют социальную структуру или политическую организацию общества, я намеревался критически рассмотреть гипотезу такой односторонней предопределенности. Речь шла о методологическом, а не о теоретическом подходе. Так вот, результаты, к которым я пришел, отрицают теорию, которая вытекает из такого подхода. Я взялся сначала за экономику лишь для того, чтобы очертить некий тип общества, общество индустриальное, оставляя открытым вопрос о возможности до поры до времени определить взаимосвязь между классами и политическую организацию в этом обществе. Однако в ходе исследований последних двух лет я пришел к выводу о главенствующей роли политики по отношению к экономике. В самом деле, у истоков индустриального общества советского типа стоит прежде всего событие, а именно — революция. У революции 1917 года было множество причин, некоторые из них экономические; но прямо, непосредственно, ей предшествовали политические события. Есть все основания настаивать на эпитете «политические», ибо, как от-----55----мечали даже те, кто эту революцию совершил, экономическая зрелость общества не была к тому времени достигнута. Более того, основные черты советской экономики объясняются, по крайней мере частично, идеологией партии. Невозможно понять ни систему планирования, ни распределение общественных ресурсов, ни темпы роста советской экономики, если не помнить, что все подчинено представлению коммунистов о том, какой должна быть экономика, о целях, которые они ставят на каждом этапе. Это именно политические решения, поскольку речь идет не только о плане действий коммунистических руководителей, но и о плане действий по организации общества. Наконец, плановость советской экономики — прямой результат решений, принимаемых руководителями партии в той сфере общественной жизни, которая относится к политике. Советская экономика в высшей степени зависит и от политического строя СССР, и от программы действий руководителей партии на каждом этапе развития страны. Политизация советской экономики, подчинение ее структуры и механизмов функционирования политическим целям доказывают, что экономическая и политическая системы в равной степени находятся под влиянием друг друга. Любопытно, что политизация экономики на Западе представляется ним не столь резкой. Я говорю «любопытно», потому что идеология, на которую опирается советский строй, основана на верховенстве экономики, в то время как идеология западных режимов исходит из главенства политики. В соответствии с представлением людей Запада о порядочном обществе большое число важных для экономики решений принимается вне политики (в узком смысле этого слова). Например, распределением общественных ресурсов между только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 49. капиталовложениями и потреблением в условиях советского режима занимаются органы планирования, на Западе же это результат, чаще всего невольный, множества решений, принимаемых субъектами хозяйственной деятельности. Коли советская экономика — это следствие определенной политики, то западная определяется политической системой, которая примирились с ограниченностью собственных возможностей. Политизация классов общества представляется нам еще более значительной. Мы отмечали, что все общества, и советское и западные, неоднородны, идет ли речь об отдельных личностях или группах. Существует иерархия власти, иерархия доходов. Есть различие между образом жизни тех, кто внизу, и тех, кто стоит наверху социальной лестницы. Люди с примерно одинаковым доходом, более или менее схожим образом мыслей и способом существования образуют более или менее разграниченные группы. -----56----Но, дойдя до основополагающего вопроса: в какой мере существуют (и существуют ли) четко выраженные классы, группы, сознающие свою принадлежность к определенному классу и закрытые для всего остального общества, мы сталкиваемся с серьезнейшей проблемой. Такие группы имеют право на возникновение, рабочие — право на создание Профсоюзов, на выбор профсоюзных секретарей; все группы, возникающие в демократическом обществе западного типа на основе общности интересов, получают разрешение на структурное оформление, на защиту своих интересов; в советском же обществе права на структурное оформление ни одна группа, основанная на общности интересов, не получает. Это — важнейший факт, поразивший нас при сравнении обществ советского и западного типов. В первом случае социальная масса неоднородна во многих отношениях, но она не расслаивается на структурно оформленные группы, сознающие свою непохожесть на остальные. Во втором — общество распадается на многочисленные группы по общности интересов или идеологии, причем каждая из них получает правовую возможность выбирать представителей, защищать свои идеи, вести борьбу с другими группами. Это основополагающее противоречие между правом на групповую организацию и его отрицанием носит политический характер. Как можно объяснить, что в одном типе общества классы существуют и укрепляются, а в другом их как бы нет, если не помнить, что в первом политический режим терпит создание групп, а во втором — запрещает его? Вопрос о классах в обществе нельзя рассматривать отвлеченно от политического строя. Именно политический строй, т.е. структура власти и представление правительства о своей власти, в какой-то степени определяет наличие или отсутствие классов, а главное — как эти классы осознают самих себя. Как у истоков экономической системы мы обнаружили политическую волю, точно так же у истоков классов, у истоков классового сознания, возможности воздействия всего общества на социальные группы мы находим способ осуществления власти, политический строй. Как следует понимать такое верховенство политики? Мне хотелось бы, чтобы в этом вопросе не оставалось никакой двусмысленности. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 50. 1. И речи не может быть о том, чтобы подменить теорию, которая односторонне определяет общество через экономику, иной, столь же -----57----производно характеризующей его через политику. Неверно, будто уровень техники, степень развития экономических сил или распределение общественного богатства определяют все общество в целом; неверно и то, что все особенности общества можно вывести из организации государственной власти. Более того. Легко показать, что любая теория, односторонне определяющая общество какимто одним аспектом общественной жизни, ложна. Доказательств тому множество. Во-первых, социологические. Неверно, будто при данном способе хозяйствования непременно может быть один-единственный, строго определенный политический строй. Когда производительные силы достигают определенного уровня, структура государственной власти может принимать самые различные формы. Для любой структуры государственной власти, например парламентского строя определенного типа, невозможно предвидеть, какой окажется система или природа функционирования экономики. Во-вторых, доказательства исторические. Всегда можно выявить исторические причины того и иного события, но ни одну из них никогда нельзя считать главнейшей. Невозможно заранее предвосхитить последствия какого-либо события. Иначе говоря, формулировка «в конечном счете все объясняется либо экономикой, либо техникой, либо политикой» изначально бессмысленна. Отталкиваясь от нынешнего состояния советского общества, вы доберетесь до советской революции 1917 года, еще дальше — до царского режима и так далее, причем на каждом этапе вы будете выделять то политические, то экономические факторы. Даже утверждение, что некоторые факторы важнее прочих, двусмысленно. Предположим, экономические причины объявляются более важными, чем политические. Что под этим подразумевается? Рассмотрим общество советского типа. Слабы гарантии свободы личности, зато рабочий, как правило, не испытывает затруднений в поисках работы, и отсутствие безработицы сочетается с высокими темпами экономического роста. Предположение, что экономика — главное, может основываться на высоких темпах роста. В таком случае важность экономического фактора определяется заинтересованностью исследователя в устранении безработицы или в ускорении темпов роста. Иначе говоря, понятие «важность» может быть соотнесено с ценностью, какую политик приписывает тем или иным явлениям. При этом важность зависит от его заинтересованности. -----58----Что же означает, учитывая все сказанное, примат политики, который я отстаиваю? Тот, кто сейчас сравнивает разные типы индустриальных обществ, приходит к выводу: характерные черты каждого из них зависят от политики. Таким образом, я согласен с Алексисом де Токвилем: все современные общества демократичны» т.е. движутся к постепенному стиранию различий в условиях жизни или личном статусе людей; но эти общества могут иметь как деспотическую, тираническую форму, так и форму либеральную. Я сказал бы так: современные индустриальные общества, у которых много общих черт только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 51. (распределение рабочей силы, рост общественных ресурсов и проч.), различаются прежде всего структурами государственной власти, причем следствием этих структур оказываются некоторые черты экономической системы и отношений между группами людей. В наш век все происходит так, будто возможные конкретные варианты индустриального общества определяет именно политика. Само совместное существование людей в обществе меняется в зависимости от различий в политике, рассматриваемой как частная система. 2. Второй смысл, который я вкладываю в главенство политики, — это смысл человеческий, хотя кое-кто и может считать основным фактором общий объем производства или распределение ресурсов. Применительно к человеку политика важнее экономики, так сказать, по определению, потому что политика непосредственно затрагивает самый смысл его существования. Философы всегда полагали, что человеческая жизнь состоит из отношений между отдельными людьми. Жить по-человечески — это жить среди личностей. Отношения людей между собой — основополагающий элемент любого сообщества. Таким образом, форма и структура власти более непосредственно влияют на образ жизни, чем какой бы то ни было иной аспект общества. Давайте договоримся сразу: политика в ограничительном смысле, т.е. особая область общественной жизни, где избираются и действуют правители, не определяет всех взаимосвязей людей в сообществе. Существует немало отношений между личностями в семье, церкви, трудовой сфере, которые не определяются структурой политической власти. А ведь если и не соглашаться со взглядом греческих мыслителей, утверждавших, что жизнь людей — это жизнь политическая, то все равно механизмы осуществления власти, способы назначения руководителей больше, чем что-либо другое, влияют на отношения между людьми. И поскольку характер этих отношений и есть самое главное в -----59----человеческом существовании, политика больше, чем любая другая сфера общественной жизни, должна привлекать интерес философа или социологГлавенство политики, о котором я говорю, оказывается, таким образом, серого ограниченным. Ни в коем случае речь не идет о верховенстве каузальном. Многие явления в экономике могут влиять на форму, в которую облечена в том или ином обществе структура государственной власти. Не стану утверждать, что государственная власть определяет экономику, но сама экономикой не определяется. Любое представление об одностороннем воздействии, повторяю, лишено смысла. Я не стану также утверждать, что партийной борьбой или парламентской жизнью следует интересоваться больше, чем семьей или церковью. Различные стороны общественной жизни выходят на первый план в завися мости от степени интереса, который проявляет к ним исследователь. Даже с помощью философии вряд ли можно установить иерархию различных аспектов социальной действительности. Однако остается справедливым утверждение, что часть социальной совокупности, именуемая политикой в узком смысле, и есть та сфера, где избираются отдающие приказы и определяются методы, в соответствии с которыми эти приказы отдаются. Вот почему этот раздел общественной жизни вскрывает человеческий (или бесчеловечный) характер всего сообщества. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 52. Мы вновь, таким образом, сталкиваемся с допущением, лежащим в основе всех политикофилософских систем. Когда философы прошлого обращали свой взор к политике, они в самом деле были убеждены, что структура власти адекватна сущности сообщества. Их убежденность основывалась на двух посылках: без организованной власти жизнь общества немыслима; в характере власти проявляется степень человечности общественных отношений. Люди человечны лишь постольку, поскольку они подчиняются и повелевают в соответствии с критериями человечьими. Развивая теорию «общественного договора», Руссо открывал одновременно, так сказать, теоретическое происхождение сообщества и законные истоки власти. Связь между легитимностью власти и основами сообщества характерна для большинства политико-философских систем прошлого. Эта мысль могла бы вновь стать актуальной и ныне. Цель наших лекций — не в развитии теории законной власти, не в изучении условий, при которых осуществление власти носит гуманный характер > а в исследовании особой сферы общественной жизни — по-----60----литики в узком смысле этого слова. Одновременно мы попытаемся разобраться, как политика влияет на все сообщество в целом, понять диалектику политики в узком и широком смысле термина — с точки зрения и причинных связей, и основных черт жизни сообщества. Я собираюсь не только вскрыть различие между многопартийными и однопартийными режимами, но и проследить, как влияет на развитие общества суть каждого режима. Иными словами, я намерен исследовать особую систему, которая именуется политикой, с тем чтобы оценить, в какой мере были правы философы прошлого, допуская, что основная характерная черта сообщества — структура власти. [...] Чем социологическое исследование политических режимов отличается от философского или юридического? Обычно отвечают примерно так: философия изучает политические режимы, чтобы оценить их достоинства; она стремится определить лучший режим либо принцип законности всех и каждого; так или иначе цель ее — определение ценности, особенно моральной, политических режимов. Социология же в первую очередь изучает фактическое положение дел, не претендуя на оценки. Объект юридического исследования — контитуции: юрист задается вопросом, каким образом в соответствии с британской, американской или французской контитуциями избираются правители, проводится голосование по законопроектам, принимаются декреты. Исследователь рассматривает соответствие конкретного политического события конституционным законам: например, соответствовал ли конституции Веймарской республики принятый в марте 1933 г. закон о предоставлении всей полноты власти (Гитлеру. — Г.Л.)? Соответствовал ли французской конституции результат голосования в июне 1940 г. во французском парламенте, когда всю полноту власти получил маршал Петен? Конечно, юридическое исследование не ограничивается формальным анализом текстов; важно также выявить, выполняются ли и каким образом конституционные правила в данный момент в данной стране. И все же в центре внимания остаются конституционные правила, зафиксированные в текстах. Социология же изучает эти правила лишь как часть большого целого, не меньший интерес она проявляет к партиям и образованным по общности интересов группам, к пополнению рядов политических деятелей, к деятельности парламента. Социология рассматривает правила политической игры, не ставя конституционные правила над правилами неписаными, регулирующими внутрипартийные и межпартийные отношения, тогда как юрист сначала зна- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 53. -----61----комится с положениями конституции, а затем прослеживает, как они выполняются. В принципе верное, подобное разграничение сфер политической со-циологии, философии и права поверхностно. Хотелось бы несколько глубже разобраться в особенностях чисто социологического подхода. На то две причины. Социологи почти никогда не бывают беспристрастны; в большинстве своем они не довольствуются изучением того, как функционируют политические режимы, полагая, что сами мы не в состоянии определить, какой из режимов лучше, какой принцип законности самый подходящий. Почти всегда они выступают как приверженцы какой-то философской системы, социологического догматизма или исторического релятивизма. Всякая философия политики несет в себе элементы социологии. Все крупнейшие исследователи выбирали лучший режим, основываясь на анализе либо человеческой природы, либо способа функционирования тех режимов, которые были в их поле зрения. Остается только выяснить, чем различаются исследования социологов и философов. Возьмем в качестве отправной точки текст, сыгравший в истории западной мысли самую величественную и самую долговечную роль. На протяжении многих веков «Политика» Аристотеля была и политической философией, и политической социологией. Этот почтенный труд, и ныне достойный углубленного изучения, содержит не только ценностные суждения, но и чрезвычайно подробный анализ фактов. Аристотель собрал много материалов о конституциях (не в современном значении слова, а в значении «режим») греческих полисов, попытался описать их, разобраться, как функционировали там режимы. Именно на основе сравнительного изучения он создал свою прославленную классификацию трех основных режимов: монархического — когда верховная власть принадлежит одному; олигархического — когда верховная власть принадлежит нескольким; демократического — когда верховная власть принадлежит всем. К этой классификации Аристотель добавил противопоставление здоровых форм разложившимся; наконец, он изучил смешанные режимы. Такое исследование можно считать социологическим и в современном смысле. Одна из глав его книги до сих пор служит образцом социологического анализа. Это глава о переворотах. Более всего Аристотеля интересовали два вопроса: каким образом режим сохраняется и как преобразуется или свергается. Прерогатива ученого — давать советы (государственным деятелям: «Политика» указывает правителю наилуч-----62----ший способ сохранить существующий строй. В короткой главе, где Аристотель объясняет тиранам, как сохранить тиранию, можно усмотреть прообраз другого знаменитого труда — «Государя» Макиавелли. А коль скоро тиранический строй плох, то и средства, необходимые для его сохранения, должны быть такими же: вызывать ненависть и возмущать нравственность. «Политика» Аристотеля — не просто социология, это еще и философия. Изучение всевозможных режимов, их функционирования, способов сохранения и свержения только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 54. понадобилось, чтобы дать ответ на основной в данном случае философский вопрос: какой режим лучший? Стремление найти лучший режим характерно для философии, ведь оно равносильно априорному отказу от утверждения, будто все режимы в общем одинаковы и их нельзя выстроить по оценочной шкале. Согласно Аристотелю, стремление выявить лучший режим вполне законно, потому что отвечает человеческой природе. Слово «природа» означает не просто образ поведения людей в одиночку или в сообществе, но их назначение. Если принимается финалистская концепция человеческой природы и идея предназначения человека, то законным становится и вопрос о наилучшем строе. Более того, согласно распространенному толкованию «Политики», классификация режимов по трем основным признакам имеет надысторическую ценность и применима к любому строю любой эпохи. Эта классификация важна не только для греческих полисов в конкретных общественных рамках, но и во всеобщем плане. Соответственно предполагается, что критерий любой классификации — число людей, обладающих верховной властью. В ходе истории три идеи политической философии Аристотеля были одна за другой отвергнуты. И теперь, когда мы, социологи, вновь ставим вопрос о политических режимах, от этих идей ничего не осталось. Рассмотрим сначала третье предположение: об универсальности классификации режимов по принципу числа правителей, в руках которых сосредоточена верховная власть. Допускалось, что возможны три, и только три, ответа на классический вопрос о том, кто повелевает. Разумеется, при условии допустимости самого вопроса. Яснее всего отказ от универсальной классификации режимов на основе количества властителей (один, несколько, все) проявляется в книге Монтескье «О духе законов». Он тоже предлагает классификацию политических режимов: республика, монархия и деспотия. Однако немедленно обнаруживается важнейшее расхождение с -----63----Аристотелем. Монтескье считал, что каждый из трех режимов характерен для определенного типа общества. И все же Монтескье сохраняет мысль Аристотеля: природа строя зависит от тех, кто обладает верховной властью. Республика — строй, при котором верховная власть в руках всего народа или его части; монархия — строй, при котором правит один, однако придерживаясь постоянный и четких законов; наконец, деспотия — строй, при котором правит один, но без законов, на основе произвола. Следовательно, все три типа правления определяются не только количеством лиц, удерживающих власть. Верховная власть принадлежит одному и при монархии, и при деспотии. Классификация предполагает наличие еще одного критерия: осуществляется ли власть в соответствии с постоянными и твердыми законами. В зависимости от того, соответствует ли законности верховная власть единого правителя или же она чужда какой бы то ни было законности вообще, основополагающий принцип строя — либо честь, либо страх. Но есть и еще кое-что. Монтескье недвусмысленно указывает, что за образец республики он взял античные полисы, за образец монархии — современные ему королевства Европы, а за образец деспотии — азиатские империи, и добавляет: каждый из режимов проявляется в определенных экономических, социальных и — сказали бы мы теперь — демографических условиях. Республика действительно возможна лишь в небольших полисах, монархия, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 55. основанная на чести, — строй, характерный для государств средних размеров, когда же государства становятся слишком большими, деспотия почти неизбежна. В классификации, предложенной Монтескье, содержится двойное противопоставление. Во-первых, умеренные режимы противопоставлены тем, где умеренности нет и в помине, или, скажем, режимы, где законы соблюдаются, — тем, где царит произвол. С одной стороны, республика и монархия, с другой —деспотия. Во-вторых, противопоставлены республика, с одной стороны, монархия и деспотия — с другой. Наконец, кроме двух противопоставлений есть еще и диалектическое противоречие: первая разновидность строя, будь то демократия или аристократия, — государство, где верховной властью обладает народ в целом. Суть такого строя — равенство граждан, его принцип —добродетель. Монархический строй отрицает республиканское равенство. Монархия основана на неравенстве сословий и лиц, она устойчива и процветает в той мере, в какой каждый привязан к своему сословию и поступает сообразно понятиям чести. От республиканского равенства мы переходим к неравенству аристократий. Что до деспотии, то она некоторым обра-----64----зом вновь приводит к равенству. При деспотическом строе правит один, и поскольку он обладает абсолютной властью и не обязан подчиняться каким-либо правилам, то, кроме него, никто не находится в безопасности. Все боятся, и потому все, сверху донизу, обречены на равенство, но в отличие от равенства граждан в условиях свободы это — равенство в страхе. Приведем пример, который не задевал бы никого. В последние месяцы гитлеровского режима ни один человек не чувствовал себя в безопасности лишь из-за близости к главе режима. В каком-то смысле по пути к вершине иерархической лестницы опасность даже возрастала. В такой классификации сохраняется часть аристотелевской концепции: ключевым остается вопрос о числе людей, наделенных верховной властью. Но на этот вопрос (воспользуемся терминами социологическими) накладывается влияние еще одной переменной — способа правления: подчиняется ли власть законам или же в обществе царит произвол. Более того, способ правления не может рассматриваться отдельно от экономического и социального устройства. Классификация политических режимов одновременно дает классификацию обществ, но способ правления связан с экономическим и социальным устройством и не может быть отделен от него. [...] Печатается по: Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993. АЛМОНД Г. Политическая наука: история дисциплины Если бы мы построили графическую модель истории развития политической науки в виде кривой, отражающей прогресс в изучении политики на протяжении столетий, то начать ее следовало бы с зарождения этой науки в Древней Греции. В эпоху расцвета Древнего Рима кривая приподнялась бы немного вверх, потом шла примерно на одном уровне весь период средневековья, существенно выросла во времена Ренессанса и сделала резкий скачок в XX в., когда политическая наука обрела подлинно профессиональный характер. Эта кривая отразила бы и качественное совершенствование представлений по двум основополагающим только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 56. проблемам политической науки: о свойствах политических институтов и о критериях их оценки. В течение XX в. данная гипотетическая линия круто поднималась бы трижды. Первый пик приходится на межвоенные десятилетия (1920— 1940) и связан с чикагской школой — именно тогда были разработаны -----65----программы эмпирических исследований, в которых существенное внимание уделялось психологической и социологической интерпретациям политики, а также подчеркивалось значение количественных факторов. Второй, более значимый для развития политических исследований — наблюдается в период после Второй мировой войны и отмечен распространением во всем мире поведенческого подхода к политике, совершенствованием традиционных политологических субдисциплин и ростом профессионализации (что нашло отражение в создании научных учреждений, многочисленных сотрудников которых объединяли не столько иерархические структуры, сколько деловые качества, а также в образовании профессиональных ассоциаций и обществ специалистов, издании научных журналов и т.п.). Третий подъем указывает на введение логико-математических методов исследования и применение экономических моделей при подходе к исследованиям с позиций «рационального выбора» и «методологического индивидуализма». Профессионализация политической науки в XX веке Во второй половине XIX в. и на протяжении первых десятилетий XX и. быстрый рост и процесс концентрации промышленного производства в Соединенных Штатах наряду с разрастанием крупных городов, население которых в основном составляли выходцы из небольших сельских населенных пунктов и иммигранты, привели к благоприятной ситуации для широкомасштабной коррупции. Она, в свою очередь, создала для дельцов от политики, обладавших изрядными материальными возможностями, ситуацию, при которой несложно было организовать и дисциплинировать значительные массы избирателей, заполонивших такие крупные города, как Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Чикаго, Сент-Луис, КанзасСити и др. Слова «босс» и «машина», наряду с постоянной борьбой за реформы, стали знаками американской политической жизни конца XIX — начала XX вв. Реформистские движения, вдохновенные идеологией эффективности и поддержанные городскими деловыми и профессиональными элитами, привлекали на свою сторону талантливых журналистов, лучшие средства массовой информации и ученых из академических кругов. Подкуп политиков представителями корпораций, стремившихся заключить выгодные контракты, добиться привилегий и защиты от государственных ограничений, стал центральной темой нараставшего вала публицистических «обличительных» материалов в прессе, которые раскрывали общественности неприглядную картину политической инфраструктуры, втянутой во всевозможные -----66----злоупотребления и махинации, и выявляли «группы давления» и «лобби», глубоко пронизавшие и коррумпировавшие политические структуры на местном, региональном и федеральном уровнях. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 57. В межвоенные годы американская политическая наука восприняла как вызов многочисленные «обличительные» публикации, раскрывающие нарушения и злоупотребления внутри политической инфраструктуры, и специалисты стали посвящать серьезные монографические исследования деятельности лоббистов и групп давления. Питер Одегард (1928) написал об американской антисалунной лиге, ПендлтонХерринг (1929) — о группах давления в Конгрессе, Элмер Шаттшнайдер (1935) — о политике и тарифах, Луиз Резерфод(1937) — об американской ассоциации баров, Оливер Гарсо (1941) — об американской медицинской ассоциации, и т.п. Все эти работы межвоенных лет оставили свой след в развитии американской политической науки. [...] Чикагская школа Итак, в первые десятилетия XX в. понятие «научного» познания политики обрело более глубокое содержание. Такие выдающиеся представители европейской политической науки, как Конт, Милль, Токвиль, Маркс, Спенсер, Вебер, Дюркгейм, Парето, Михельс, Моска, Острогорский, Брайс и др., заложили — или закладывали — основы для развития политической социологии, антропологии и психологии, благодаря которым исследование политических процессов приобрело осознанный характер. Эмпирическое рассмотрение властных и политических процессов проложило себе путь и в американские университеты, где в те десятилетия методологически политика изучалась в основном на базе юридических, философских и исторических дисциплин. Заслуга чикагской школы политической науки (20—40-е гг.) — в обосновании ее представителями на примерах конкретных эмпирических исследований того обстоятельства, что подлинное развитие политического знания может быть достигнуто при помощи стратегии междисциплинарных исследований с применением количественных методологий и за счет организованной поддержки научных разработок. Другие авторы стали употреблять тот язык, которым Чарльз Мерриам (1931) излагал свои взгляды в книге «Современное состояние политической науки». Основанная Мерриамом в 20-е гг. нашего столетия школа, где работали многие его ученики, сделала большой шаг вперед в повышении требовательности к качеству эмпирических исследований, убедительности -----67----их выводов и во введении институционального измерения в изучение политических проблем. Стать выдающимся ученым-новатором своего поколения в области политической науки Мерриаму помогло динамичное развитие Чикаго — там были накоплены большие материальные ресурсы, и в первые десятилетия нашего века явственно прослеживалось стремление к развитию культуры, — а также взаимосвязь его академической работы и политической карьеры. Надежды Мерриама на высокий политический пост рассеялись, когда в 1919 г. он потерпел поражение на выборах мэра Чикаго, не оправдавших его расчет занять положение «Вудро Вильсона Среднего Запада». Вместе с тем он был не способен всецело посвятить себя спокойной академической карьере. Годы, отданные городской политике, как и приобретенный в период войны опыт в области международных отношений и пропаганды, обострили его восприимчивость к «новым аспектам» политических исследований. Вскоре после возвращения в Чикагский университет с поста, связанного с деятельностью в области «общественной информации» в Италии, он опубликовал своего рода декларацию о намерениях под названием «Новые аспекты» (1931) и занялся различными исследовательскими программами под эгидой чикагского департамента образования, о только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 58. которых говорили как о некой новой «школе» научных разработок. Мерриама с полным основанием можно назвать новатором в науке: сначала он создал при Чикагском университете Комитет по исследованиям в области общественных наук, в задачи которого входила финансовая поддержка наиболее перспективных проектов чикагских ученых; а затем стал инициатором организации Совета с аналогичным названием, целью которого было оказание подобного содействия специалистам уже на общенациональном уровне. Работа над первым крупным исследовательским проектом, начатым и Чикагском университете, велась под началом Гарольда Госнелла, защитившего диссертацию под руководством Мерриама в 1921 г. и на-шаченного там на должность ассистента в 1923 г. Он сотрудничал с Мерриамом в изучении установок шести тысяч избирателей во время выборов мэра Чикаго в 1923 г. Их отбор был проведен еще до начала применения «вероятностной выборки» на основе контрольного квотирования, которое позволяло учесть характеристики основных демографических групп населения Чикаго (в то время контрольное квотирование, доверие к которому было подорвано в ходе кампании Трумэна — Дьюи в 1948 г., считалось «высшим мастерством» при определении -----68----представителей различных категорий населения). Опросы проводили студенты старших курсов Чикагского университета, подготовленные Мерриэмом и Госнеллом. Госнелл продолжил это исследование, в ходе которого состоялся первый в истории политической науки эксперимент по выявлению воздействия на исход голосования направленной агитации с целью обнаружить различия между национальными и местными выборами. Техника проведения эксперимента, примененная Госнеллом (1927), была достаточно строгой: участники экспериментальных и контрольных групп проходили тщательный отбор, к опрашиваемым применяли различные стимулы, полученные результаты анализировали на основе самых передовых для того времени статистических методологий. После этого Госнелл, первый из специалистов в области политических наук решившийся на такой эксперимент, провел аналогичные исследования в Англии, Франции, Германии, Бельгии и Швейцарии. Гарольд Лассуэлл (1902—1978), необычайно одаренный ученый, родившийся в небольшом городке в Иллинойсе, сумел блестяще применить систему Мерриэма к политической психологии. Успехи, достигнутые им в возрасте от 20 до 40 лет, были поистине впечатляющими. С 1927 по 1939 г. он опубликовал шесть книг, причем новаторских, раскрывающих неизученные ранее измерения и аспекты политики. Первая из этих монографий — «Технология пропаганды в мировой войне» {1927) — ввела в научный оборот методы исследования массовых коммуникативных процессов (в 1935 г. в дополнение к этой работе Лассуэлл издал почти не уступавшую ей по объему аннотированную библиографию под названием «Пропаганда и продвижение»). Она положила начало новому типу научной литературы о средствах массовой информации, пропаганде и связях с общественностью. Его вторая монографическая работа «Психопатология и политика» (1930) представляла собой исследование «глубинной психологии политики», проведенное на основе анализа деятельности конкретных политиков, часть из которых имела нарушения психики. В третьей книге «Мировая политика и личная незащищенность» (1935) рассматривались психологические основы и отдельные аспекты политического поведения личности, различные типы политических режимов и политические только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 59. процессы. Четвертая работа Лассуэлла — знаменитая «Политика: кто что, когда и как получает» (1936) — сжатое изложение общей политической теории; основное внимание в этой монографии уделялось взаимодействию элит, конкурирующих между собой в достижении таких ценностей, как «доходы, почет и безопасность». В 1939 г. -----69----ученый опубликовал еще один труд — «Мировая революционная пропаганда: чикагское исследование», в котором он вместе с Блуменстоком изучал воздействие мирового экономического кризиса на политические движения в среде чикагских безработных, с акцентом на взаимовлиянии макро- и микрофакторов на политику на местном, национальном и международном уровнях. Он стал первым исследователем комплекса физиологических и эмоционально-мыслительных процессов, применявшим лабораторные методы анализа. За этот же период Лассуэлл опубликовал несколько статей по результатам проведенных им экспериментов, выяснявших взаимообусловленность установок, эмоционального состояния, вербальных высказываний и физиологических параметров политических деятелей на основании анализа их интервью, показателей частоты пульса, кровяного давления, мышечного напряжения и т.п. Наряду с Госнеллом и Лассуэллом, все свое время посвятившим осуществлению «чикагской революции» в области общественных наук, ведущие ученые факультета, в число которых входил сам Мерриам и его коллеги Кинси Райт, занимавшийся международными отношениями, и Л.Д. Уайт, специалист по социальному управлению, — также сыграли большую роль в укреплении репутации чикагской школы. Мерриам спонсировал подготовку и издание ряда книг по формированию гражданства в США и Европе, которые с полным правом можно назвать предшественницами современных исследований политической социализации и политической культуры. Вторая мировая война и послевоенная поведенческая революция Чикагская школа продолжала свою плодотворную работу до конца Ч 1-х гг., пока университетская администрация во главе с Хатчинсом не подвергла сомнению ценность эмпирических исследований в области общественных наук. Некоторые известные профессора философского факультета, включая Джорджа Герберта Мида и других ведущих «прагматиков», подали в отставку и перешли в другие университеты. Из специалистов по политическим наукам университет покинули Лассуэлл и Госнелл, а выход на пенсию Мерриама практически свел на нет деятельность Чикагского факультета политической науки. Несмотря на это работы ведущих ученых чикагской школы уже прочно вошли в научный оборот, что обеспечило им будущее. -----70----Вторая мировая война стала своего рода лабораторией и важнейшим источником опыта для многих ученых, которые позднее приняли участие в «поведенческой революции». Проблемы того времени: обеспечение высокого уровня производительности труда в сельском хозяйстве и промышленности при сокращении численности рабочей силы; набор и подготовка солдат для сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил и возвращение их после прохождения воинской службы к обычной гражданской жизни; продажа облигаций военного займа; контроль уровней потребления и инфляции; моральные ориентации и обеспечение только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 60. надзора за отношением населения страны к врагам и союзникам — наряду с многими другими создали повышенный спрос на специалистов в области общественных наук во всех подразделениях военной и гражданской администрации. Требования военного времени привели к резкому увеличению спроса на гуманитарную экспертизу, что в свою очередь обусловило бурное развитие академических институтов в послевоенные десятилетия. Работая в Министерстве юстиции, Лассуэлл систематически проводил количественный контент-анализ зарубежной прессы с целью исследования направленности пропаганды союзников и противников Соединенных Штатов. Кроме того, вместе с такими специалистами в области общественных наук, как Ганс Шпейер, Гудвин Уотсон, Натан Лейтес и Эдвард Шилз, он работал в аналитической группе отдела вещания на зарубежные страны, контролировавшейся разведывательным управлением при Федеральной комиссии по средствам массовой информации, где наряду с прочими проблемами анализировалось содержание нацистских информационных сообщений о состоянии внутренней политики и морали в Германии и оккупированных государствах Европы. Для выработки оптимальных решений послевоенных проблем в различных военных учреждениях, а также в министерствах сельского хозяйства, финансов, Верховном суде и таких организациях, как Управление по ценообразованию и Управление военной информации, стали применять технику эмпирических исследований и другие методы опросов, статистический анализ и особенно теорию выборки. Потребности военного времени обусловили возросший интерес и к антропологии, имевшей в то время психиатрически-психоаналитическую ориентацию. Ответы на вопросы о причинах возникновения фашизма и нацизма, политического падения Франции, культурной уязвимости России, Англии и Соединенных Штатов ученые пытались найти, изучая структуру семьи, социализацию детей и модели культурного развития. Для прове-----71----дения антропологической и психологической экспертизы специалисты Управления военной информации и Министерства обороны прибегали к помощи Рут Бенедикт, Маргарет Мид, Коры Дюбуа, Клайда Клакхона, Эрнеста Хилгарда, Джеффри Горера и других ученых. Социальные психологи и социологи, специализировавшиеся на опросах общественного мнения и в области экспериментальной социальной психологии (Ренсис Лайкерт, Энгус Кэмпбелл, Пол Лазарсфелд, Герберт Хаймен, Сэмюэль Стауфер и Карл Ховленд), работали по заказам сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил, над проблемами управления персоналом для Министерства сельского хозяйства, стремившегося к увеличению объема производства пищевых продуктов, и Министерства финансов, заинтересованного в продаже облигаций военного займа, а также для различных разведывательных организаций, включая Управление стратегических служб. Молодые политологи в годы войны тоже сотрудничали с этими организациями, проходя профессиональную стажировку под руководством ведущих ученых. Приобретенный в этот период опыт междисциплинарного синтеза оказался очень полезным в годы быстрого послевоенного роста академических учреждений и в годы холодной войны. В связи с развитием системы высшего образования и расширением сфер применения достижений политической науки ее преподавание было введено во многих учебных заведениях, где раньше обучение этой дисциплине отсутствовало. Изучение международных отношений, простимулированное важной ролью Америки в мире в послевоенный период и во время холодной войны, было введено с тех пор в подавляющем большинстве новых ис- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 61. следовательских центров в Йельском, Принстонском и Колумбийском университетах. Массачусетсском технологическом институте и Гарварде, а в 50—60-е гг. оно получило распространение в университетах Среднего Запада и Запада страны. При формировании штатного расписания сотрудников этих новых научно-исследовательских институтов и университетских факультетов политической науки учитывались не только ставшие уже традиционными субдисциплины (международное право, история международных отношений и организаций), но и новые направления развития предмета международных отношений — проблемы безопасности, политической экономии зарубежных стран, общественного мнения и политической культуры. Отношения с недавно получившими независимость развивающимися странами Азии, Африки, Ближнего Востока и Латинской Америки, которые тогда рассматривались как объекты агрессивных притязаний со стороны Советского Союза, требовали -----72----подготовки экспертов по регионалистике, а также по экономическим и политическим процессам в этих государствах. Факультеты политической науки быстро разрастались, чтобы, подготовить необходимое число молодых специалистов в соответствии с программами развития региональных исследований и международных отношений. Особенно большим спросом пользовались услуги тех ученых, которые во время Второй мировой войны занимались эмпирическими исследованиями. Бизнесменам была нужна информация о склонностях и намерениях своих избирателей. По сравнению со скромными начинаниями 30—40-х гг. в послевоенные десятилетия эмпирические и маркетинговые исследования переживали период небывалого подъема. [...] Направленность их, таким образом, была двоякая — и коммерческая, и академическая. Основными академическими центрами, где проводились такого рода научные изыскания, стали: Мичиганский университет с работавшими при нем Институтом социальных исследований (ИСИ) и Центром опросов, основанным психологами Ренсисом Лайкертом, Энгусом Кемпбеллом и Дорвином Картрайтом; Бюро прикладных социальных исследований при Колумбийском университете, созданное социологами Полом Лазарсфелдом и Робертом Мертоном; Национальный исследовательский центр по изучению общественного мнения при Чикагском университете, который в первые годы существования возглавлял социолог Клайд Харт. Именно сотрудники этих трех организаций в послевоенные десятилетия опубликовали многочисленные работы и подготовили тот профессорско-преподавательский состав, который впоследствии внес большой вклада осуществление «поведенческой революции». Из этих трех университетских центров наибольшее значение в плане подготовки специалистов по политической науке имел Мичиганский университет. В действующем при нем Институте социальных исследований еще в 1947 г. была открыта Летняя школа, где молодых политологов и других обществоведов обучали применению эмпирических методов. За прошедшие годы в рамках этой программы по технике эмпирических и электоральных исследований прошли подготовку сотни американских и зарубежных политологов. В 1961 г. в Мичигане был coздaн Межуниверситетский консорциум политических и социальных исследований (ICPSR), поддержанный вошедшими в его состав университетами, при котором действовал быстро увеличивавший свои фонды архив доступных для компьютерной обработки результатов опросов и других количественных данных. Этот архив стал важным источником инфор- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 62. -----73----мации при подготовке большого количества диссертационных работ, статей для научных журналов и многих важных монографических исследований, в которых освещены различные аспекты развития демократического процесса. Работающие там специалисты проводят собственную летнюю программу по обучению количественным методам анализа. В 1977 г. Центр электоральных опросов при Мичиганском университете был преобразован в Американский национальный центр электоральных исследований (NES), располагающийся в Центре политических исследований (ИСИ) и возглавленный Уорреном Миллером. Общее руководство осуществляет Независимый международный совет, не подотчетный американским университетам, которому Национальный научный фонд выделил большой грант. Совместно с этим Советом (под председательством вначале Хайнца Эйлауиз Стэнфордского университета) в Центре электоральных опросов регулярно проводятся исследования национальных избирательных кампаний, в которые немалый вклад вносят представители всех крупнейших национальных политологических и иных гуманитарных сообществ, а публикуемые результаты становятся достоянием научного сообщества в целом. Если в период между Первой и Второй мировыми войнами решающую роль в развитии политической науки сыграл Чикагский университет, где была создана новаторская исследовательская школа, совершившая подлинную революцию в изучении политических процессов, то в послевоенные десятилетия основные функции в распространении политической науки в большинстве академических центров как в Соединенных Штатах, так и в других странах взял на себя Институт социальных исследований при Мичиганском университете. Во время летних занятий несколько сотен американских и зарубежных молодых специалистов получили там навыки эмпирических и статистических методов исследования; его архивные материалы стали важными источниками для подготовки учеными многочисленных статей и книг. Проведенные в Мичигане исследования электоральных процессов признаны образцом международного уровня. Распространение и совершенствование эмпирической политической теории затронуло не только техническую и теоретическую стороны изучения электоральных процессов. Такие области, как международные отношения и сравнительная политология, развивались столь же динамично, как и анализ американских и внутриполитических процессов. В них также применялись количественные и междисциплинарные подходы. За несколько послевоенных десятилетий в основных универ-----74----ситетских центрах, ведущих подготовку аспирантов, — Йеле, Калифорнийском университете в Беркли, Гарварде, Мичигане, Висконсине, Миннесоте, Стэнфорде, Принстоне, Массачусетсском технологическом институте и других — сотни соискателей получили ученые степени по политической науке, после чего им была предложена работа во многих американских и зарубежных колледжах и университетах. В большинстве этих учебных заведений в послевоенные десятилетия аспиранты прошли курсы по количественным методам исследований. В 40—60-е гг. подготовке специалистов в значительной мере способствовала поддержка возглавляемого Пендлтоном Херрингом Совета по исследованиям в области общественных только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 63. наук, который предоставлял аспирантам и начинающим исследователя стипендии, а также финансировал ряд исследовательских программ. Два его исследовательских комитета, занимавшихся политической наукой — Комитет по политическому поведению и отделившийся от него Комитет по сравнительной политологии, — особенно активно распространяли эти идеи и практику. Первый из них направлял и поддерживал как электоральные, так и исследования по законодательству, проводившиеся в Америке. Второй — руководил развитием региональных и компаративных исследований. Если большинство участников этих программ были американскими политологами и обществоведами, то около одной пятой ученых, приглашенных на конференции, организованные Комитетом по сравнительной политологии в 1954—1972 гг., приезжали из-за рубежа. Некоторые из них, в частности Стейн Роккан, Ганс Даадлер, Сэмюэль Файнер, Ричард Роуз, Джованни Сартори, были лидерами движения за развитие и совершенствование социально-политических исследований — как на европейском, так и на национальных уровнях. Именно в эти годы политическая наука как дисциплина приобретает характер современной «профессии». Факультеты политической науки, государственного управления и политики впервые возникли в конце XIX в. на основе сотрудничества и благодаря совместным усилиям историков, юристов и философов. В первые десятилетия XX в. во многих американских университетах такие факультеты уже существовали, однако считались «второстепенными». В 1903 г. была основана Американская ассоциация политической науки, в которую входило немногим более 200 специалистов. К концу Второй мировой войны численность Ассоциации достигла 3 тыс. человек, к середине 60-х гг. превысила 10 тыс., а в настоящее время она объединяет более 13 тыс. индивидуальных участни-----75----ков. В основном это преподаватели высших учебных заведений, организованные по секциям многочисленных субдисциплин. [... ] За полвека со времени окончания Второй мировой войны преподавание политической науки и исследования в этой области привели к созданию масштабной академической дисциплины, в рамках которой успешно развиваются многие отрасли; ее неуклонное движение вперед позволило нам значительно лучше понять политические процессы и их проявления. Материалы региональных изысканий, проведенных в Западной и Восточной Европе, Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке тысячами квалифицированных специалистов, которые работают в центрах «региональных исследований» при университетах и колледжах (также имеющих собственное профессиональное объединение и печатные издания), послужили основой для научных библиотек по данной проблематике. Мы уже говорили о распространении и усложнении электоральных исследований. Получаемые на их основании прогнозы в определенной степени можно сравнить с предсказаниями метеорологов или сейсмологов. Мы сделали большой шаг вперед в понимании политической культуры, ее воздействия на политические институты и их эффективность, а также субкультур отдельных элит и других социальных групп, играющих большую роль в общественной жизни. К эмпирическим исследованиям такого рода можно отнести работы Гэбриела Алмонда, Сиднея Вербы, Алекса Инкелеса, Рональда Инглхарта, Сэмюэля Бариса и Роберта Патнэма. [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 64. Применение агрегированных статистических методов исследования позволило более полно описать процессы модернизации и демократизации, а также функционирование государственных институтов. Успешно и плодотворно ученые занимались проблемами групп интересов и феномена «корпоративизма», а также оценки роли политических партий в развитии демократического процесса. В работах Роберта Даля, Арендта Лейпхарта и Джованни Сартори значительное развитие получила теория демократии. Концепция демократизации была разработана в трудах Хуана Линца, ЛэрриДаймонда, Филиппа Шмиттера, Гильермо 0'Доннела, Сэмюэля Хантингтона и др. А подход к изучению демократии Роберта Даля (1989) являет собой пример того, как нормативная и эмпирическая политические теории могут обогатить друг друга. Хотя основное внимание мы уделили здесь развитию и распространению эмпирических, объясняющих и количественных аспектов политической науки, определенный «прогресс» был достигнут и в традици-----76----онных областях дисциплины. Концепции и умозаключения-политических историков, философов и юристов теперь основываются на гораздо более развитой методологии отбора и накопления информации и на возросшей требовательности к ее анализу и выводам. Работы сравнительных политических историков (Мура, Скокпола) внесли важный вклад в теорию государства, политических институтов и публичной политики. Совершенствование методики case studies Гарри Экстайном и Александром Джорджем повысило научные критерии для разработок, посвященных сравнительной и внешней политике. Сочинения Алмонда и его сотрудников Адама Пшеворского и Джеймса Тьюна, Аренда Сайфарта, Нейла Смелзера, Маттеи Догана, Дэвида Кольера и Гэри Кинга, Роберта Кеохэйна и Сиднея Вербы внесли заметный вклад в развитие методологии корпоративистики. [...] Развитие политической науки в Европе Политическая наука зародилась и прошла первую стадию становления на средиземноморском побережье в эпоху античности, продолжая развиваться при средневековом католицизме. Ренессансе, Реформации, Просвещении и в Европе XIX в., но этот процесс либо носил индивидуальный характер, либо происходил в замкнутых институциональных рамках — будь то греческие академии или европейские университеты средневековья и более поздних периодов. До последнего времени типичным подразделением европейского университета была профессорская кафедра, возглавляемая ученым, вокруг которого группировались меньшие научные величины — доценты и ассистенты. В послевоенные десятилетия некоторые из таких университетских кафедр были расширены и преобразованы в факультеты, на которых преподавательскую и исследовательскую работу по разным направлениям ведут уже несколько профессоров. Один из номеров «European Journal of Political Research» (1991) пoсвящен послевоенной истории развития западноевропейской политической науки. В его вступительной редакционной статье отмечается, что успехи политической науки в Европе по вполне очевидным причинам были связаны с процессом демократизации, а также со становлением государства всеобщего благосостояния, поскольку активистское, открытое государство, стремящееся к всестороннему охвату общественных проблем, нуждается во все большем только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 65. объеме информации о политических процессах и эффективности деятельности властных структур. Признавая тот факт, что развитие американской политической -----77----науки оказало на европейцев весьма значительное влияние, авторы статьи отмечают, что в Европе еще до начала Второй мировой войны проводились «поведенческие» исследования электоральных процессов, например Дюверже (1951—1976) во Франции и Тингстеном (1936— 1963) в Швеции. Как было сказано выше, выдающиеся ученые в области общественных наук, идеи которых легли в основу творческого развития научной мысли Америки, были европейцами. Ричард Роуз (1990) указывает, что хотя главный потенциал развития современной политической науки после Второй мировой войны принадлежал Соединенным Штатам, но основоположники американской политологии — Вудро Вильсон, Фрэнк Гудноуз, Чарльз Мерриам — либо получали в Европе дипломы, либо после окончания высших учебных заведений в течение нескольких лет продолжали повышать квалификацию в европейских университетах, прежде всего в немецких. Образование, культура и профессиональное мастерство были качественно выше тогда в Старом свете по сравнению с Новым. До Первой мировой войны американские ученые смотрели на себя как на провинциалов. В межвоенный период даже в таком новаторском центре образования, как Чикагский университет, Мерриам все еще побуждал наиболее одаренных студентов после его окончания поехать на год в Европу для повышения уровня знаний и предоставлял им для этого материальную поддержку. Захват власти нацизмом и фашизмом, опустошения, причиненные Второй мировой войной, почти на десятилетие затормозили научную жизнь в странах континентальной Европы. Значительная часть немецких ученых, занимавшихся общественными науками, переселилась в Соединенные Штаты, где они не только внесли посильный вклад в борьбу, которую вела Америка в годы войны, но и обогатили систему американского образования и исследований в области социологии, психологии и политической науки. В Новой школе общественных наук в Нью-Йорке из европейских «изгнанников» было сформировано целое подразделение для подготовки аспирантов; в Америке трудно было найти высшее учебное заведение, где бы на факультетах общественных наук не преподавали эмигрировавшие из Европы профессора. Такие ученые, как Пол Лазарсфелд, Курт Левин, Вольфганг Келер, Ганс Шпейер, Карл Дойч, Ганс Моргентау, Лео Лоуенталь, Лео Стросс, Франц Нойманн, Генри Эрманн, Отто Киршмайер, Герберт Миркузе внесли весомый вклад как в создание эффекта «поведенческой революции» в Соединенных Штатах, так и в ее критику. Таким образом, политическая наука, привнесенная в Европу после Второй ми-----78----ровой войны, в определенной степени явилась развитием тех ее направлений, которые восходили к истокам европейских традиций. Гуманитарные традиции и школы настолько глубоко укоренились в европейских национальных культурах, что уничтожить их в период нацистского господства оказалось просто невозможно. К 60-м гг. были полностью восстановлены старые университеты и возникло много новых учебных и исследовательских центров. Европейские ученые вносили все более весомый вклад в развитие общественных наук. Комитет по политической социологии Международной социологической ассоциации состоял в основном из только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 66. европейских ученых, хотя и объединял научные усилия континентальных и американских специалистов. Влияние его деятельности на динамику научной мысли в Европе во многих отношениях можно сравнить с той ролью, которую ранее играл Американский комитет по сравнительной политологии. Проводившиеся в Европе компаративные исследования (в частности, осуществлявшийся под руководством Даля, Лорвина, Даалдера и Роккана проект изучения демократических режимов небольших европейских государств) помогли существенно повысить профессиональный уровень специалистов, представлявших европейскую политическую науку. Центр эмпирических исследований при Мичиганском университете оказал заметное воздействие на внедрение самых современных методов электоральных исследований в Европе — в начале 60-х гг. их начали проводить в Англии, а затем и в других европейских странах. После завершения каждого такого национального исследования в стране оставались подготовленные кадры специалистов, которые должны были и в дальнейшем заниматься электоральным анализом. В 1970 г. на средства Фонда Форда был образован Европейский консорциум политических исследований (ECPR), ставивший перед собой примерно такие же цели, как комитеты по политической науке Американского совета по исследованиям в области общественных наук. Консорциум выделял средства на организацию обучения по научно-методологическим программам в обществоведении в летней школе (расположенной в Эссекском университете), на создание лабораторий при некоторых национальных центрах, где разрабатывались различные научные проблемы, а также на реализацию современных исследовательских проектов. При его содействии был создан Архив осуществленных исследований и начало выходить профессиональное периодическое издание «The European Journal of Political Research». Коллективными членами ECPR становятся факультеты и научноисследовательские ор-----79----ганизации; в 1989 в его состав входило 140 таких учреждений. В справочнике 1985 г. о европейских ученых, занимающихся политической наукой, было перечислено почти 2,5 тыс. имен. Уровень развития политической науки в отдельных европейских государствах определяется количеством национальных научных организаций, являющихся членами ECPR. Из 140 входивших в Консорциум в 1989 г. научных организаций 40 приходилось на Великобританию, 21 — на Германию, 13 — на Нидерланды, 11 — на Италию и 5 — на Францию. К 90-м гг. ученые, профессионально изучающие разнообразные функциональные направления политической науки как дисциплины, имеющей общепринятую концепцию предмета исследования, и организованные в Международную ассоциацию политических наук и в различные национальные и региональные объединения, прочно утвердились и глобальном научном знании. Печатается по: Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины //Полис. 1997. № 6. С. 175—183. Глава 2. ИДЕЙНЫЕ ИСТОКИ ПОЛИТОЛОГИИ КОНФУЦИЙ только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 67. Изречения Глава 1 5. Учитель сказал: — Правя уделом, способным выставить тысячу боевых повозок, надо быть тщательным в делах, правдивым, любить людей, экономить средства и побуждать народ к труду в соответствии со сменой сезонов. Глава 2 Правитель 3. Учитель сказал: — Если править с помощью закона, улаживать, наказывая, то народ остережется, но не будет знать стыда. Если править на основе добро-----80----детели, улаживать по ритуалу, народ не только устыдится, но и выразит покорность. Глава 6 Вот Юн 7. Благодетельный из Младших спросил: — Можно ли привлечь Чжун Ю к правлению? Учитель ответил: — Ю человек решительный. С чем он не справится по службе? — А можно ли и Цы привлечь к правлению? — Цы человек понятливый. С чем он не справится по службе? — А можно ли и Цю привлечь к правлению? — Цю многое умеет. С чем он не справится по службе? Г л а в а 12 Янь Юань 2. Чжунгун спросил о том, что такое человечность. Учитель ответил: только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 68. — Это когда ведут себя на людях так, словно вышли встретить важную персону, руководят народом так, словно совершают важный жертвенный обряд; не делают другим того, что не хотят себе; не вызывают ропота в стране, не вызывают ропота в семействе. Чжунгун сказал: — Я хоть и не сметлив, позвольте мне заняться исполнением этих слов. 7. Цзыгун спросил о том, в чем состоит управление государством. Учитель ответил: — Это когда достаточно еды, достаточно оружия и есть доверие народа. — А что из названного можно первым исключить в случае необходимости? — спросил Цзыгун. — Можно исключить оружие. — А что из остающегося можно первым исключить в случае необходимости? — снова спросил Цзыгун. — Можно исключить еду. Смерть издревле никто не может избежать. Когда ж народ не верит, то не устоять. 9. Князь Скорбной Памяти спросил Ю Жо: — Как быть? Нынешний год неурожайный, и на покрытие расходов не хватает средств. -----81----Ю Жо ответил: — А почему бы не взимать налог в размере лишь одной десятой Масти. — Я сейчас взимаю две десятых, и мне их не хватает. Как же я обойдусь одной десятой? — возразил князь. Ю Жо сказал: — Как может Вам недоставать, когда будет хватать народу? Как может Вам хватать, когда народу не хватает? 11. Князь Великий из удела Ци спросил Конфуция о том, в чем заключается управление государством. Конфуций ответил: — Да будет государем государь, слуга — слугой, отцом — отец и сыном — сын. — Отлично! Воистину, если не будет государем государь, слуга слугой, отец отцом и сыном сын, то, пусть бы даже у меня был хлеб, смогу ли я его вкушать? — ответил князь. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 69. 14. Цзычжан спросил о том, в чем состоит управление государством. учитель ответил: — Когда руководишь, забудь об отдыхе. А выполняя поручение, будь честен. 17. Благодетельный из Младших спросил Конфуция о том, в чем заключается правление. Конфуций ответил: — Правление есть исправление. Кто же посмеет не исправиться, Когда исправитесь Вы сами?! 18. Благодетельный из Младших был обеспокоен воровством и спросил совета у Конфуция. Конфуций ответил: — Коль сами будете скромны в желаниях, Не согласятся воровать и за награду. 19. Благодетельный из Младших, беседуя с Конфуцием об управлении государством, спросил: — Что, если казнить беспутных ради сближения с теми, у кого есть путь? Конфуций ответил: — В Ваших руках бразды правления, зачем же Вам казнить? Вам стоит лишь увлечься самому хорошими делами, и весь народ тотчас же стремится ко всему хорошему. У благородного мужа добродетель — ветер, у малых же людей она — трава; склоняется трава вслед ветру. -----82----20. Цзычжан спросил: — Каким должен быть ученый муж, который мог бы называться выдающимся? —А что, по-твоему, значит «выдающийся»? — спросил Учитель. — Всегда быть прославляемым в стране, всегда быть прославляемым в семействе, — ответил Цзычжан. Учитель возразил: — Это прославленный, а не выдающийся. А выдающийся бесхитростен и прям, он любит справедливость, вникает в то, что люди ему говорят, и изучает выражение их лиц, заботится о том, чтобы поставить себя ниже других. Он непременно будет выдающимся в стране и выдающимся в семействе. Кого же прославляют, тот внешне проявляет человечность, а поступает вопреки ей, и так живет, не ведая сомнений. Вот он и будет непременно прославляемым в стране и прославляемым в семействе. Г л а в а 13 Цзылу только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 70. 1. Цзылу спросил о том, что значит быть правителем. Учитель ответил: — Побуждай к усердию своим примером. Когда Цзылу попросил дальнейших разъяснении, Учитель сказал: — Не знай отдыха. 2. Чжунгун стал управляющим у Младших и спросил о том, что значит быть правителем. Учитель ответил: — Будь примером для своих подданных, не вини за малые проступки, выдвигай достойных и способных. — А как узнать достойных и способных, чтобы их возвысить? — спросил Чжунгун. Учитель ответил: — Возвысь тебе известных, А тех, кого не знаешь, — Отринут ли другие? 3. Цзылу сказал: — Вэйский государь ждет Вас для дел правления. С чего Вы начнете? Учитель ответил: — Нужно исправить имена. — Вы так считаете? — возразил Цзылу. — Это слишком заумно. Зачем их исправлять? Учитель ответил: -----83----— Как ты необразован, Ю! Благородный муж, наверное, промолчал бы, услышав то, чего не понимает. Ведь если не подходит имя, то неуместно его толкование; коль неуместно толкование, не может быть успеха в деле; а без успеха в деле не процветают ритуал и музыка; но если ритуал и музыка не процветают, то наказания бьют мимо цели, когда же наказания бьют мимо цели, народ находится в растерянности. Поэтому все, что называет благородный муж, всегда можно растолковать, а что он растолковывает, всегда можно исполнить. Благородный муж лишь избегает в толковании небрежности. 9. В поездке в Вэй с Учителем был Жань Ю, который правил повозкой. Учитель заметил: — Какое множество людей! Жань Ю спросил: — Когда их много, то что еще следует сделать? — Их обогатить, — ответил учитель. Жань Ю снова спросил: только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 71. — А если станут и богаты, то что еще следует сделать? — Их обучить, — ответил Учитель. 11. Учитель воскликнул: — Воистину, как верно сказано, что если власть в стране в течение. ста лет будет принадлежать хорошим людям, то они смогут справиться с насилием и обойтись без казней! 12. Учитель сказал: — Даже когда приходит к власти истинный правитель, человечность может утвердиться лишь через поколение. 13. Учитель говорил: — Когда ты исправляешь сам себя, то с чем не справишься в правлении? Когда не можешь сам себя исправить, то как же будешь исправлять других? 14. Когда Жань вернулся с заседания, Учитель спросил: — Почему пришел так поздно? — Обсуждали одно государственное дело, — ответил ученик. Учитель возразил: — Это дело не могло быть государственным. В противном случае я слышал бы о нем, хотя нигде и не служу. 15. Князь Твердый спросил: — Можно ли одним высказыванием привести страну к расцвету? Конфуций ответил: -----84----— Этого нельзя достичь высказыванием. Но люди говорят: «Трудно быть правителем и нелегко быть подданным». Если поймешь, как трудно быть правителем, то разве не приблизишься к тому, когда одним высказыванием приводят государство к процветанию? — А можно ли одним высказыванием погубить страну? — спросил князь. Конфуций ответил: — Этого нельзя достичь высказыванием. Но люди говорят: «Мне доставляет радость быть правителем лишь то, когда не возражают на мои слова». Если то, о чем он говорит, прекрасно, разве плохо, что ему никто не возражает? Но если сказанное дурно и никто не возражает, то разве не приблизишься к тому, чтобы одним высказыванием погубить государство? 16. Князь Шэ спросил, что значит управление государством. Учитель ответил: только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 72. — Это когда радуются те, что близко, И приходят те, что далеко. 17. Когда Цзыся стал управителем Цюйфу, он спросил о том, как должен действовать правитель. Учитель ответил: — Не рассчитывай на скорые успехи и не соблазняйся малой выгодой. Поспешишь — и не добьешься цели, соблазнишься малым — и не сделаешь великого. 19. Фань Чи спросил о том, что составляет человечность. Учитель ответил: — Держать себя с почтительностью дома, Благоговейно относиться к делу И честно поступать с другими. От этого нельзя отказываться, Даже когда едешь к варварам. 20. Цзыгун спросил: — Каким надо быть, чтобы могли назвать ученым мужем? Учитель ответил: — Ученым может называться человек, стыдливый в своем поведении, способный с честью выполнить приказ правителя во время миссии в чужом краю. — Осмелюсь узнать, каков следующий за этим? — Названный в роду почтительным к родителям, названный в деревне чтящим старших. -----85----— Осмелюсь узнать, каков следующий за этим? — Им будет, несомненно, малый человек. Чьи речи всегда искренни, а действия решительны. Он ограничен и упрям, но его тоже можно считать «следующим». — А каковы те, кто в наши дни занят правлением? — А... мелкие людишки! Они не могут идти в счет! Г л а в а 16 Младший 1. Когда Младший решил выступить против владения Чжуаньюй, Жань Ю и Цзи Лу встретились Конфуцием и сообщили: — Младший решил начать боевые действия против Чжуаньюя. Конфуций ответил: — Но в этом не ты ли, Цю, и виноват? Царь-предок в прошлом сделал Чжуаньюй ответственным за жертвоприношения горе Дунмэн, к тому же данное владение находится на территории нашего княжества и защищает его алтари. Зачем же выступать против него? только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 73. Жань Ю ответил: — Наш господин желает этого, а мы оба, его подданные, не хотим. Конфуций ответил: — Цю, у Чжоу Жэня есть высказывание: «Когда ты можешь проявить свои способности, то оставайся на посту, а не способен — уходи». Зачем слепому поводырь, который не поддерживает его в опасном месте и не помогает встать, когда он падает? Ты говоришь неверно. Кто виноват, когда из клетки убегает тигр иль носорог или ломаются в шкатулке панцирь черепахи и нефрит? — Городские стены во владении Чжуаньюй крепки, и оно находится недалеко от Би, — сказал Жань Ю. — Если сейчас не захватить, то в будущем наверняка доставит беды сыновьям и внукам Младшего. Конфуций возразил: — Цю, благородный муж не любит, когда не высказывают прямо своих побуждений, лишь стараются найти им оправдание. Я слышал, что того, кто правит государством или возглавляет знатный род, тревожит не отсутствие богатства, а его несоразмерное распределение, тяготит не малочисленность народа, а отсутствие благополучия. При соразмерности нет бедности; когда царит гармония, нет недостатка в людях; где утверждается благополучие, там не бывает потрясений. Так-то вот. Поэтому, коль непокорны жители далеких местностей, их при-----86----влекают тем, что совершенствуют образование и нравственность; когда же привлекают, то делают их жизнь благополучной. И вот вы оба, Ю и Цю, хотя и ходите в помощниках у господина, но жители далеких местностей ему не покоряются, и он не может их привлечь; в стране раздоры и разброд, а он не может ее уберечь, да еще замышляет выступить с. оружием внутри страны. Младшим Суням, боюсь, надо опасаться не владения Чжуаньюй, а самих себя. Г л а в а 17 Ян Хо 1. Ян Хо хотел, чтобы к нему явился Конфуций, но Конфуций не приходил. Тогда он послал Конфуцию в подарок поросенка. Выбрав время, когда Ян Хо не было дома, Конфуций отправился к нему с визитом, но неожиданно встретил его по дороге. — Подойти ко мне, — обратился к нему Ян Хо, — я хочу с тобой поговорить. Затем он сказал Конфуцию: — Может быть назван человечным тот, кто, затаив за пазухой драгоценность, спокойно наблюдает, как его страна сбивается с пути? Не может. А может быть назван умным тот, кто стремится поступить на службу, но уже много раз упускал эту возможность? Не может. Дни и месяцы уйдут, с ними годы нас покинут. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 74. — Согласен, я пойду служить, — ответил Конфуций. 18. Учитель отметил: — Плохо, когда фиолетовый цвет затмевает ярко-красный; плохо, когда мелодии удела Чжэн портят возвышенную музыку; плохо, когда краснобаи губят государство. Г л а в а 20 Яо сказал 1. Яо сказал: — О, Ты, Шунь! По преемству, установленному Небом, выбор пал на тебя. Держись твердо незыблемой середины. Если народ в пределах четырех морей будет терпеть лишения, то благословение Неба навсегда тебя покинет. Шунь дал такое же указание Юю. Тан сказал: — Я, ничтожный Люй, осмеливаюсь принести в жертву черного быка и с трепетом докладываю Великому Владыке, что не смею мило-----87----вать свершивших преступления и прикрывать Твоих, Владыка, слуг; пусть Твое сердце само сделает выбор. Если я виновен, не карай всех остальных; если виновны остальные, то за них меня подвергни каре. Чжоуский дом одаривал щедро, и стали богаты хорошие люди. «Хотя есть близкая родня, ей не сравниться с людьми, обладающими человечностью. Если виноват народ, его вина на мне одном». Он произвел проверку мер длины, объема, веса, восстановил отброшенные должности, и правительственные распоряжения стали всюду выполняться. Он возродил погибшие уделы, угаснувшие поколения, возвысил тех, кого несправедливо отвергали, и все простые люди Поднебесной выразили ему с радостью свою покорность. Чему он уделял особое невнимание, так это простым людям, обеспеченности продовольствием, обряду траура и жертвоприношениям. Великодушие покоряет всех, правдивость вызывает у людей доверие, сметливость позволяет достигать успеха, а беспристрастность радует. 2. Цзычжан спросил Конфуция: — Каковы условия участия в правлении страной? Учитель ответил: только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 75. — Если относиться с почитанием к пяти достоинствам и устранять четыре недостатка, то можно принимать участие в правлении. — Что значит пять достоинств? —спросил Цзычжан. Учитель ответил: — Благородный муж, оказывая милость, не несет расходов; не вызывает злобы у людей, когда заставляет их трудиться; его желания несовместимы с жадностью; он полон величавости, но чужд высокомерия; он грозен, но в нем нет свирепости. — Что значит: «оказывая милость, не нести расходов?» — спросил Цзычжан. Учитель ответил: — Благотворить народу, используя все то, что приносит ему выгоду, — это ли не милость, не требующая расходов? Если для людей, которых заставили трудиться, выбирать посильный труд, то у кого из них возникает злоба? Когда стремятся к человечности и добиваются ее, откуда может взяться жадность? Благородный муж не смеет проявить пренебрежение, имеет ли он дело с многочисленным или немногим, великим или малым, — это ли не величавость без высокомерия? Благородный муж носит надлежащим образом шапку и платье, его взор полон 88----достоинства, он так внушителен, что люди, глядя на него, испытывают трепет, — он ли не грозен без свирепости? — Что значит четыре недостатка? — спросил Цзычжан. Учитель ответил: — Казнить те?, кого не наставляли, значит быть жестоким; требовать исполнения, не предупредив заранее, значит проявлять насилие; медлить с приказом и при этом добиваться срочности, значит наносить ущерб; и в любом случае скупиться, оделяя чем-либо людей, значит поступать казенно. Печатается по: Конфуций. Я верю в древность. М., 1995. С. 55, 56, 58, 113—120,122— 124,143, 144, 148, 151, 162—164. ПЛАТОН Государство Книга первая О справедливости как выгоде сильнейшего [...] — Устанавливает же законы всякая власть в свою пользу: демократия — демократические законы, тирания — тиранические, так же и в остальных случаях. Установив законы, объясняют их справедливыми для подвластных — это и есть как раз то, что полезно властям, а преступающего их карают как нарушителя законов и справедливости. [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 76. Справедливость и несправедливость [...] — Значит, мы скажем следующим образом: справедливый человек хочет обладать преимуществом сравнительно не с подобным ему человеком, а с тем, кто на него не похож, между тем как несправедливый хочет им обладать сравнительно с обоими — и с тем, кто подобен ему, и с тем, кто на него не похож. [...] Книга вторая Справедливость и несправедливость (продолжение) [...] Говорят, что творить несправедливость обычно бывает хорошо, а терпеть ее — плохо. Однако, когда терпишь несправедливость, в этом гораздо больше плохого, чем бывает хорошего, когда ее творишь. Поэтому, когда люди отведали и того и другого, т.е. и поступали несправедливо, и страдали от несправедливости, тогда они, раз уж нет сил избе-----89----жать одной и придерживаться другой, нашли целесообразным договориться друг с другом, чтобы и не творить несправедливости, и не страдать от нее. Отсюда взяло свое начало законодательство и взаимный договор. Установления закона и получили имя законных и справедливых— вот каково происхождение и сущность справедливости. Таким образом, она занимает среднее место — ведь творить несправедливость, оставаясь притом безнаказанным, это всего лучше, а терпеть несправедливость, когда ты не в силах отплатить, — всего хуже. Справедливость же лежит посреди между этими крайностями, и этим приходится довольствоваться, но не потому, что она благо, а потому, что люди ценят ее из-за своей собственной неспособности творить несправедливость. Никому из тех, кто в силах творить несправедливость, т.е. кто доподлинно муж, не придет в голову заключать договоры о недопустимости творить или испытывать несправедливость — разве что он сойдет с ума. Такова, Сократ, — или примерно такова — природа справедливости, и вот из-за чего она появилась, согласно этому рассуждению. А что соблюдающие справедливость соблюдают ее из-за бессилия творить несправедливость, а не по доброй воле, это мы всего легче заметим, если мысленно сделаем вот что: дадим полную волю любому человеку, как справедливому, так и несправедливому, творить все, что ему угодно, и затем понаблюдаем, куда его поведут его влечения. Мы поймаем справедливого человека с поличным: он готов пойти точно на то же самое, что и несправедливый, — причина тут в своекорыстии, к которому, как к благу, стремится любая природа, и только с помощью закона, насильственно ее заставляют соблюдать надлежащую меру. [...] — Я тебе скажу. Справедливость, считаем мы, бывает свойственна отдельному человеку, но бывает, что и целому государству. [...] Разделение труда в идеальном государстве соответственно потребностям и природным задаткам только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 77. [...] — Государство, — сказал я, — возникает, как я полагаю, когда [каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается. Или ты приписываешь начало общества чему-либо иному? — Нет, ничему иному. — Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во -----90----многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства, не правда ли? — Конечно. [...] — [...] Я еще раньше обратил внимание на твои слова, что люди рождаются не слишком похожими друг на друга, их природа бывает различна, так что они имеют различные способности к тому или иному делу. Разве не таково твое мнение? — Да, таково. [...] — Так что же? Как будут они передавать друг другу все то, что каждый производит внутри самого государства? Ведь ради того мы и основали государство, чтобы люди вступили в общение. — Очевидно, они будут продавать и покупать. — Из этого у нас возникнет и рынок, и монета — знак обмена. — Конечно. [...] — Из-за этой потребности появляются у нас в городе мелкие торговцы. Разве не назовем мы так посредников по купле и продаже, которые засели на рынке? А тех, кто странствует по городам, мы назовем купцами. — Конечно. [...] — Чтобы у нас успешнее шло сапожное дело, мы запретили сапожнику даже пытаться стать земледельцем, или ткачом, или домостроителем; так же точно и всякому другому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам, этим он и будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое, и достигнет успеха, если не упустит время. А разве не важно хорошее выполнение всего, что относится к военному делу? Или оно настолько легко, что земледелец, сапожник, любой другой ремесленник может быть вместе с тем и воином? Прилично играть в шашки или в кости никто не научится, если не занимался этим с детства, а играл так, между прочим. Неужели же стоит только взять щит или другое оружие и запастись военным снаряжением — и сразу станешь способен только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 78. сражаться, будь то в рядах гоплитов или других воинов? Никакое орудие только оттого, что оно очутилось у кого-либо в руках, не сделает его сразу мастером или атлетом и будет бесполезно, если человек не умеет с ним обращаться и недостаточно упражнялся. — Иначе этим орудиям и цены бы не было! [...] -----91----Двоякое воспитание стражей: мусическое и гимнастическое — Каким же будет воспитание? Впрочем, трудно найти лучше того, которое найдено с самых давнишних времен. Для тела — это гимнастическое воспитание, а для души — мусическое. — Да, это так. [...] — Разве можем мы так легко допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой какие попало и кем попало выдуманные мифы, большей частью противоречащие тем мнениям, которые, как мы считаем, должны быть у них, когда они повзрослеют? — Мы этого ни в коем случае не допустим. — Прежде всего нам, вероятно, надо смотреть за творцами мифов: если их произведение хорошо, мы допустим его, если же нет — отвергнем. Мы уговорим воспитательниц и матерей рассказывать детям лишь признанные мифы, чтобы с их помощью формировать души детей скорее, чем их тела — руками. А большинство мифов, которые они теперь рассказывают, надо отбросить. [...] Книга третья Отбор правителей и стражей [...] — Значит, из стражей надо выбрать таких людей, которые, по нашим наблюдениям, целью всей своей жизни поставили самое ревностное служение государственной пользе и ни в коем случае не согласились бы действовать вопреки ей. [...] — Разве не с полным поистине правом можно назвать таких стражей совершенными? Они охраняли бы государство от внешних врагов, а внутри него оберегали бы дружественных граждан, чтобы у этих не было желания, а у тех — сил творить зло. А юноши, которых мы называем стражами, были бы помощниками правителей и проводниками их взглядов. — Я согласен. [...] Быт стражей только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 79. — В дополнение к их воспитанию, скажет всякий здравомыслящий человек, надо устроить их жилища и прочее их имущество так, чтобы это не мешало им быть наилучшими стражами и не заставляло бы их причинять зло остальным гражданам. Да, здравомыслящий человек скажет именно так. -----92----— Смотри же, — продолжал я, — если им предстоит быть такими, не следует ли устроить их жизнь и жилища примерно вот каким образом: прежде всего никто не должен обладать никакой частной собственностью, если в том нет крайней необходимости. Затем, ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий. Припасы, необходимые для рассудительных и мужественных знатоков военного дела, они должны получать от остальных граждан в уплату за то, что их охраняют. Количества припасов должно хватать стражам на год, но без излишка. Столуясь все вместе, как во время военных походов, они и жить будут сообща. А насчет золота и серебра надо сказать им, что божественное золото — то, что от богов, — они всегда имеют в своей душе, так что ничуть не нуждаются в золоте человеческом, да и нечестиво было бы, обладая тем золотом, осквернять его примесью золота смертного: у них оно должно быть чистым, не то что ходячая монета, которую часто нечестиво подделывают. Им одним не дозволено в нашем государстве пользоваться золотом и серебром, даже прикасаться к ним, быть с ними под одной крышей, украшаться ими или пить из золотых и серебряных сосудов. Только так могли бы стражи остаться невредимыми и сохранить государство. А чуть только заведется у них собственная земля, дома, деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и земледельцами; из союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками; ненавидя сами и вызывая к себе ненависть, питая злые умыслы и их опасаясь, будут они все время жить в большем страхе перед внутренними врагами, чем перед внешними, а в таком случае и сами они, и все государство устремится к своей скорейшей гибели. [...] Книга четвертая Модель идеального государства (утопия) — Я думаю, мы найдем, что сказать, если двинемся по тому же пути. Мы скажем, что нет ничего удивительного, если наши стражи именно таким образом будут наиболее счастливы; а впрочем, мы основываем это государство, вовсе не имея в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев его населения, но, наоборот, хотим сделать таким все государство в целом. Ведь именно в таком государстве мы рассчитывали найти справедливость, а несправедливость, наоборот, в наихудшем государственном строе и на основании этих наблюдений решить вопрос, так долго нас занимающий. Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в отдельно взя-----93----той его части, не так, чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом; а вслед за тем мы рассмотрим государство, ему противоположное. [...] Устранение богатства и бедности в идеальном государстве только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 80. [...] — Счастлив ты, если считаешь, что заслуживает названия государства какое-нибудь иное, кроме того, которое основываем мы. — Но почему же? — У всех остальных название должно быть длиннее, потому что каждое из них представляет собою множество государств, а вовсе не «город», как выражаются игроки. Как бы там ни было, в них заключены два враждебных между собой государства: одно — бедняков, другое — богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств, так что ты промахнешься, подходя к ним как к чему-то единому. Если же ты подойдешь к ним как к множеству и передашь денежные средства и власть одних граждан другим или самих их переведешь из одной группы в другую, ты всегда приобретешь себе союзников, а противников у тебя будет немного. И пока государство управляется разумно, как недавно и было нами постановлено, его мощь будет чрезвычайно велика; я говорю не о показной, а о подлинной мощи, если даже государство защищает всего лишь тысяча воинов. Ни среди эллинов, ни среди варваров нелегко найти хотя бы одно государство, великое в этом смысле, между тем как мнимо великих множество и они во много раз больше нашего государства. Или ты считаешь иначе? — Нет, клянусь Зевсом. [...] Роль правильного воспитания, обучения и законов в идеальном государстве [...] — Следовательно, ты не воздашь хвалы и государству, которое все Целиком, как мы недавно говорили, занимается чем-то подобным. Или Тебе не кажется, что то же самое происходит в плохо управляемых государствах, где гражданам запрещается изменять государственное устройство в целом и такие попытки караются смертной казнью? А кто старается быть приятным и угождает гражданам, находящимся под таким управлением, лебезит перед ними, предупреждает их желания и горазд их исполнять, тот, выходит, будет хорошим человеком, мудрым в важнейших делах, и граждане будут оказывать ему почести. [...] -----94----— Так не сердись на них. И верно, такие законодатели всего забавнее: они, как мы только что говорили, все время вносят поправки в свои законы, думая положить предел злоупотреблениям в делах, но, как я сейчас заметил, не отдают себе отчета, что на самом-то деле уподобляются людям, рассекающим гидру. [...] Четыре добродетели идеального государства — Ясно, что оно мудро, мужественно, рассудительно и справедливо. [...] — Значит, государство, основанное согласно природе, всецело было бы мудрым благодаря совсем небольшой части населения, которая стоит во главе и управляет, и ее знанию. И повидимому, от природы в очень малом числе встречаются люди, подходящие, чтобы обладать только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 81. этим знанием, которое одно лишь из всех остальных видов знания заслуживает имя мудрости. — Ты совершенно прав. [...] — Нечто вроде порядка — вот что такое рассудительность; это власть над определенными удовольствиями и вожделениями — так ведь утверждают, приводя выражение «преодолеть самого себя», уж не знаю каким это образом. И про многое другое в этом же роде говорят, что это — следы рассудительности. Не так ли? — Именно так. — Разве это не смешно: «преодолеть самого себя»?[...] — Это не так, как с мужеством или мудростью: те, присутствуя в какой-либо одной части государства, делают все государство соответственно либо мужественным, либо мудрым; рассудительность же в государстве проявляется по-иному: она пронизывает на свой лад решительно все целиком; пользуясь всеми своими струнами, она заставляет и те, что слабо натянуты, и те, что сильно, и средние звучать согласно между собою, если угодно, с помощью разума, а то и силой или, наконец, числом и богатством и всем тому подобным, так что мы с полным правом могли бы сказать, что эта вот согласованность и есть рассудительность, иначе говоря, естественное созвучие худшего и лучшего в вопросе, о том, чему надлежит править и в государстве, и в каждом отдельном человеке. [...] — Между тем государство мы признали справедливым, когда имеющиеся в нем три различных по своей природе сословия делают каждое свое дело. А рассудительным, мужественным и мудрым мы признали го-----95----сударство вследствие соответствующего состояния и свойств представителей этих же самых сословий. — Верно. [...] Три начала человеческой души [...] — Поистине справедливость была у нас чем-то в таком роде, но не в смысле внешних человеческих проявлений, а в смысле подлинно внутреннего воздействия на самого себя и на свои способности. Такой человек не позволит ни одному из имеющихся в его душе начал выполнять чужие задачи или досаждать друг другу взаимным вмешательством: он правильно отводит каждому из этих начал действительно то, что им свойственно; он владеет собой, приводит себя в порядок и становится сам себе другом; он прилаживает друг к другу три начала своей души, совсем как три основных тона созвучия — высокий, низкий и средний, да и промежуточные тоны, если они там случатся; все это он связует вместе и так из множественности достигает собственного единства, рассудительности и слаженности. Таков он и в своих действиях, касаются ли они приобретения имущества, ухода за своим телом, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 82. государственных дел или же частных соглашений. Во всем этом он считает и называет справедливой и прекрасной ту деятельность, которая способствует сохранению указанного состояния, а мудростью — умение руководить такой деятельностью. Несправедливой деятельностью он считает ту, что нарушает все это, а невежеством — мнения, ею руководящие. — Ты совершенно прав, Сократ. Справедливое государство и справедливый человек — Ну что ж, — сказал я. — Если мы признаем, что определили справедливого человека и справедливое государство, а также проявляющуюся в них справедливость, то нам не покажется, думаю я, будто мы в чем-то слишком уж заблуждаемся. — Не покажется, клянусь Зевсом. [...] — Стало быть, что значит поступать несправедливо и совершать Преступления и, напротив, поступать по справедливости — все это, не правда ли, уже совершенно ясно, раз определилось, что такое несправедливость и что такое справедливость? [...] -----96----Соответствие пяти типов душевного склада пяти типам государственного устройства — Сколько видов государственного устройства, столько же, пожалуй, существует и видов душевного склада. — Сколько же их? — Пять видов государственного устройства и пять видов души. — Скажи, какие? —Я утверждаю, что одним из таких видов государственного устройства будет только что разобранный нами, но назвать его можно двояко: если среди правителей выделится ктонибудь один, это можно назвать царской властью, если же правителей несколько, тогда это будет аристократия. — Верно. [...] Книга пятая Роль женщин в идеальном государстве [...] — Итак, здесь надо сперва прийти к соглашению, исполнимо это или нет, и решить спорный вопрос — в шутку ли или серьезно, как кому угодно: способна ли женская часть человеческого рода принимать участие во всех делах наряду с мужчинами, или же она не только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 83. может участвовать ни в одном из этих дел; а может быть, к чему-то она способна, а к другому — нет? То же и насчет военного дела: способны ли они к нему? Не лучше ли всего начать именно так, чтобы, как положено, наилучшим образом и закончить? — Конечно. [...] — Значит, друг мой, не может быть, чтобы у устроителей государства было в обычае поручать какое-нибудь дело женщине только потому, что она женщина, или мужчине только потому, что он мужчина. Нет, одинаковые природные свойства встречаются у живых существ того и другого пола, и по своей природе как женщина, так и мужчина могут принимать участие во всех делах, однако женщина во всем немощнее мужчины. [...] — Значит, мы, совершив круг, вернулись к исходному положению и признаем, что предоставление женам стражей возможности заниматься и мусическим искусством, и гимнастикой не противоречит природе. — Нисколько не противоречит. [...] -----97----Общность жен и детей у стражей (продолжение) — Все жены этих мужей должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть родители не знают своих детей, а дети — родителей. [...] — [...] Но далее, Главкон, в государстве, где люди процветают, было бы нечестиво допустить беспорядочное совокупление или какие-нибудь такие дела, да и правители не позволят. — Да, это совершалось бы вопреки справедливости. — Ясно, что в дальнейшем мы учредим браки, по мере наших сил, насколько только можно, священные. [...] Соотношение своего и общего в государстве — Так не будет ли вот что началом нашей договоренности: мы сами себе зададим вопрос, что можем мы называть величайшим благом для государственного устройства, т.е. той целью, ради которой законодатель и устанавливает законы, и что считаем мы величайшим злом? Затем нам надо, не правда ли, рассмотреть, несет ли на себе следы этого блага все то, что мы сейчас разобрали, и действительно ли не соответствует оно злу. — Это самое главное. — Может ли быть, по-нашему, большее зло для государства, чем то, что ведет к потере его единства и распадению на множество частей? И может ли быть большее благо, чем то, что связует государство и способствует его единству? — По-нашему, не может быть. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 84. — А связует его общность удовольствия или скорби, когда чуть ли не все граждане одинаково радуются либо печалятся, если что-нибудь возникает или гибнет. — Безусловно. [...] — То же можно сказать и о таком государстве, которое более всего по своему состоянию напоминает отдельного человека. Например, когда кто-нибудь из нас ушибет палец, все совокупное телесное начало напрягается в направлении к душе как единый строй, подчиненный началу, в ней правящему, она вся целиком ощущает это и сострадает части, которой больно; тогда мы говорим, что у этого человека болит палец. То же выражение применимо к любому другому ощущению человека — к страданию, когда болеет какая-либо его часть, и к удовольствию, когда она выздоравливает. [...] -----98----Правителями государства должны быть философы [...] — Пока в государствах не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино — государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди — а их много, — которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно. Вот почему я так долго не решался говорить, — я видел, что все это будет полностью противоречить общепринятому мнению; ведь трудно людям признать, что иначе невозможно ни личное их, ни общественное благополучие. [...] Книга шестая Еще раз о подлинных правителях государства [...] — Попытаюсь разобрать это, если смогу. Я думаю, всякий согласится с нами, что такой человек, который обладал бы всем, что мы от него требуем для того, чтобы он стал совершенным философом, редко рождается среди людей — только как исключение. Или ты так не считаешь? — Я вполне с тобой согласен. [...] — Если установленная нами природа философа получит надлежащую выучку, то, развиваясь, она непременно достигнет всяческой добродетели; но если она посеяна и растет на неподобающей почве, то выйдет как раз наоборот, разве что придет ей на помощь ктонибудь из богов. Или и ты считаешь, подобно большинству, будто лишь немногие молодые люди испорчены софистами — некими частными мудрецами и только об этих молодых людях и стоит говорить? Между тем кто так говорит, они-то и являются величайшими только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 85. софистами, в совершенстве умеющими перевоспитывать и переделывать людей на свой лад — юношей и стариков, мужчин и женщин. — Кто же это делает? — Те, кто густой толпой заседают в народных собраниях, либо в судах, или в театрах, в военных лагерях, наконец, на каких-нибудь иных общих сходах и с превеликим шумом частью отвергают, частью одобряют чьи-либо выступления или действия, переходя меру и в том и в -----99----другом; они кричат, рукоплещут, и вдобавок их брань или похвала гулким эхом отражаются от скал в том месте, где это происходит, так что шум становится вдвое сильнее.[...] Книга восьмая Четыре вида извращенного государственного устройства — Насколько помню, ты говорил, что имеется четыре вида порочного государственного устройства и что стоило бы в них разобраться, дабы увидеть их порочность воочию; то же самое, сказал ты, касается и соответствующих людей: их всех тоже стоит рассмотреть. [...] Еще о соответствии пяти складов характера пяти видам государственного устройства [...] — Раз мы начали с рассмотрения государственных нравов, а не отдельных лиц, потому что там они более четки, то и теперь возьмем сперва государственный строй, основывающийся на честолюбии (не могу подобрать другого выражения, все равно назовем ли мы его «тимократией» или «тимархией»), и соответственно рассмотрим подобного же рода человека; затем — олигархию и олигархического человека; далее бросим взгляд на демократию и понаблюдаем человека демократического; наконец, отправимся в государство, управляемое тиранически, и посмотрим, что там делается, опять-таки обращая внимание на тиранический склад души. [...] Тимократия — Ну так давай попытаемся указать, каким способом из аристократического правления может получиться тимократическое. Может быть, это совсем просто, и изменения в государстве обязаны своим происхождением раздорам, возникающим внутри той его части, которая обладает властью? Если же в ней царит согласие, то, хотя бы она была и очень мала, строй остается незыблемым. — Да, это так. [...] «Тимократический» человек — Каким же станет человек в соответствии с этим государственным строем? Как он сложится и каковы будут его черты? [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 86. — Он пожестче, менее образован и, хотя ценит образованность и охотно слушает других, сам, однако, нисколько не владеет словом. С -----100----рабами такой человек жесток, хотя их и не презирает, так как достаточно воспитан; в обращении со свободными людьми он учтив, а властям чрезвычайно послушен; будучи властолюбив и честолюбив, он считает, что основанием власти должно быть не умение говорить или что-либо подобное, но военные подвиги и вообще все военное, потому-то он и любит гимнастику и охоту. — Да, именно такой характер развивается при этом государственном строе. — В молодости такой человек с презрением относится к деньгам, но, чем старше он становится, тем больше он их любит — сказывается его природная наклонность к сребролюбию да и чуждая добродетели примесь, поскольку он покинут своим доблестным стражем. [...] Олигархия — Следующим после этого государственным строем была бы, я так думаю, олигархия. — Что за устройство ты называешь олигархией? — Это строй, основывающийся на имущественном цензе: у власти стоят там богатые, а бедняки не участвуют в правлении. — Понимаю. (...) — Установление имущественного ценза становится законом и нормой, олигархического строя: чем более этот строй олигархичен, тем выше ценз; чем менее олигархичен, тем ценз ниже. Заранее объявляется, что к власти не допускаются те, у кого нет установленного имущественного ценза. Такого рода государственный строй держится применением вооруженной силы или же был еще прежде установлен путем запугивания. Разве это не верно? — Да, верно. [...] «Олигархический» человек — Вслед за тем давай рассмотрим и соответствующего человека — как он складывается и каковы его свойства. — Конечно, это надо рассмотреть. — Его переход от тимократического склада к олигархическому совершается главным образом вот как... [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 87. — Увидев, мой друг, все это, пострадав и потеряв состояние, даже испугавшись, думаю я, за свою голову, он в глубине души свергает с престола честолюбие и присущий ему прежде яростный дух. Присмирев из-за бедности, он ударяется в стяжательство, в крайнюю бережли-----101----вость и своим трудом понемногу копит деньги. Что ж, разве, думаешь ты, такой человек не возведет на трон свою алчность и корыстолюбие и не сотворит себе из них Великого царя в тиаре и ожерельях, с коротким мечом за поясом? — По-моему, да. — А у ног этого царя, прямо на земле, он там и сям рассадит в качестве его рабов разумность и яростный дух. Он не допустит никаких иных соображений, имея в виду лишь умножение своих скромных средств. Кроме богатства и богачей, ничто не будет вызывать у него восторга и почитания, а его честолюбие будет направлено лишь на стяжательство и на все то, что к этому ведет. — Ни одна перемена не происходит у юноши с такой быстротой и силой, как превращение любви к почестям в любовь к деньгам. — Разве это не пример того, каким бывает человек при олигархическом строе? я. — спросил — Олигархия переходит в демократию примерно следующим образом: причина здесь в ненасытной погоне за предполагаемым благом, состоящим якобы в том, что надо быть как можно богаче. — Как ты это понимаешь? — Да ведь при олигархии правители, стоящие у власти, будучи богатыми, не захотят ограничивать законом распущенность молодых людей и запрещать им расточать и губить свое состояние; напротив; правители будут скупать их имущество или давать им под проценты ссуду, чтобы самим стать еще богаче и могущественнее. —Это у них — самое главное.[...] Демократия — Демократия, на мой взгляд, осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию. — Да, именно так устанавливается демократия, происходит ли это . силой оружия или же потому, что ее противники, устрашившись, постепенно отступят. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 88. — Как же людям при ней живется? — спросил я. — И каков этот государственный строй? Ведь ясно, что он отразится и на человеке, который тоже приобретет демократические черты. [...] -----102----— Я думаю, что при таком государственном строе люди будут очень различны. — Конечно. — Казалось бы, это самый лучший государственный строй. Словно ткань, испещренная всеми цветами, так и этот строй, испещренный разнообразными нравами, может показаться всего прекраснее. Вероятно, многие, подобно детям и женщинам, любующимся всем пестрым, решат, что он лучше всех. — Конечно. — При нем удобно, друг мой, избрать государственное устройство. — Что ты имеешь в виду? — Да ведь вследствие возможности делать что хочешь он заключает в себе все роды государственных устройств. Пожалуй, если у кого появится желание, как у нас с тобой, основать государство, ему необходимо будет отправиться туда, где есть демократия, и уже там, словно попав на рынок, где торгуют всевозможными правлениями, выбрать то, которое ему нравится, а сделав выбор, основать свое государство. — Вероятно, там не будет недостатка в образчиках. — В демократическом государстве нет никакой надобности принимать участие в управлении, даже если ты к этому и способен; не обязательно и подчиняться, если ты не желаешь, или воевать, когда другие воюют, или соблюдать, подобно другим, условия мира, если ты мира не жаждешь. И опять-таки, если какой-нибудь закон запрещает тебе управлять либо судить, ты все же можешь управлять и судить, если это тебе придет в голову. Разве не чудесна на первый взгляд и не соблазнительна подобная жизнь? — Пожалуй, но лишь ненадолго. — Далее. Разве не великолепно там милосердие в отношении некоторых осужденных? Или ты не видел, как при таком государственном строе люди, приговоренные к смерти или к изгнанию, тем не менее остаются и продолжают вращаться в обществе; словно никому до него нет дела и никто его не замечает, разгуливает такой человек прямо как полубог. — Да, и таких бывает много. — Эта снисходительность вовсе не мелкая подробность демократического строя; напротив, в этом сказывается презрение ко всему тому, что мы считали важным, когда основывали наше государство. Если у человека, говорили мы, не выдающаяся натура, он никогда не станет добродетельным; то же самое, если с малолетства — в играх и в своих только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 89. -----103----занятиях — он не соприкасается с прекрасным. Между тем демократический строй, высокомерно поправ все это, нисколько не озабочен тем, кто от каких занятий переходит к государственной деятельности. Человеку оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к толпе. — Да, весьма благородная снисходительность! — Эти и подобные им свойства присущи демократии — строю, не имеющему должного управления, но приятному и разнообразному. При нем существует своеобразное равенство — уравнивающее равных и неравных. [...] «Демократический» человек [...] — Когда юноша, выросший, как мы только что говорили, без должного воспитания и в обстановке бережливости, вдруг отведает меда трутней и попадает в общество опасных и лютых зверей, которые способны доставить ему всевозможные наслаждения, самые пестрые и разнообразные, это-то и будет у него, поверь мне, началом перехода от олигархического типа к демократическому. — Да, совершенно неизбежно. — Как в государстве происходит переворот, когда некоторой части его граждан оказывается помощь извне их единомышленниками, так и юноша меняется, когда некоторой части его вожделений помогает извне тот вид вожделений, который им родствен и подобен. — Да, несомненно. [...] Тирания — Ну, так давай рассмотрим, милый друг, каким образом возникает тирания. Что она получается из демократии, это-то, пожалуй, ясно [ ] —Да. — А ненасытное стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы, погубили олигархию. — Правда. — Так вот, и то, что определяет как благо демократия и к чему она ненасытно стремится, именно это ее и разрушает. — Что же она, по-твоему, определяет как благо? только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 90. — Свободу. В демократическом государстве только и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе. -----104----— Да, подобное изречение часто повторяется. — Так вот, как я только что и начал говорить, такое ненасытное стремление к одному и пренебрежение к остальному искажает этот строй и подготовляет нужду в тирании. — Как это? — Когда во главе государства, где демократический строй и жажда свободы, доведется встать дурным виночерпиям, государство это сверх должного опьяняется свободой в неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не предоставляют всем полной свободы, и обвиняет их в мерзком олигархическом уклоне. — Да, так оно и бывает. — Граждан, послушным властям, там смешивают с грязью как ничего не стоящих добровольных рабов, зато правителей, похожих на подвластных, и подвластных, похожих на правителей, там восхваляют и почитают как в частном, так и в общественном обиходе. Разве в таком государстве свобода не распространится неизбежно на все? — Как же иначе? [...] — Если собрать все это вместе, самым главным будет, как ты понимаешь, то, что душа граждан делается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем, что перестанут считаться даже с законами — писаными или неписаными, — чтобы уже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти. — Я это хорошо знаю. — Так вот, мой друг, именно из этого правления, такого прекрасного и по-юношески дерзкого, и вырастает, как мне кажется, тирания. — Действительно, оно дерзкое. Что же, однако, дальше? — Та же болезнь, что развилась в олигархии и ее погубила, еще больше и сильнее развивается здесь — из-за своеволия — и порабощает демократию. В самом деле, все чрезмерное обычно вызывает резкое изменение в противоположную сторону, будь то состояние погоды, растений или тела. Не меньше наблюдается это и в государственных устройствах. — Естественно. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 91. — Ведь чрезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством. — Оно и естественно. -----105----— Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство. [...] Три «части» демократического государства: трутни, богачи и народ — Разделим мысленно демократическое государство на три части — да это и в действительности так обстоит. Одну часть составят подобного рода трутни: они возникают здесь хоть и вследствие своеволия, но не меньше, чем при олигархическом строе. — Это так. — Но здесь они много ядовитее, чем там. — Почему? — Там они не в почете, наоборот, их отстраняют от занимаемых должностей, и потому им не на чем набить себе руку и набрать силу. А при демократии они, за редкими исключениями, чуть ли не стоят во главе: самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе. Выходит, что при таком государственном строе всем, за исключением немногого, распоряжаются подобные люди. — Конечно. — Из состава толпы всегда выделяется и другая часть... — Какая? — Из дельцов самыми богатыми большей частью становятся и наиболее собранные по своей природе. — Естественно. — С них-то трутням всего удобнее собрать побольше меду. — Как же его и возьмешь с тех, у кого его мало? — Таких богачей обычно называют сотами трутней. — Да, пожалуй. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 92. — Третий разряд составляет народ — те, что трудятся своими руками, чужды делячества, да и имущества у них немного. Они всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее, особенно когда соберутся вместе. [...] Печатается по: Платон. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1993. Т. 3. С. 93, 94, 107, 118, 129— 133, 136, 139, 140, 181, 183, 186—189,192, 196—199, 202—204, 207, 218, 219, 221, 226, 229, 230, 232—234, 238, 252, 253, 270—272, 328—330, 333, 335, 336, 338, 339, 341, 343—345,347, 350—353. -----106----АРИСТОТЕЛЬ Политика К н и г а п е р в а я (А) I. 1. Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим. [...] 2. [...] Соответственно общение, естественным путем возникшее для удовлетворения повседневных надобностей, есть семья. [...] 7. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не кратковременных только потребностей, — селение. [...] 8. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство — продукт естественного возникновения, как и первичные общения: оно является завершением их, в завершении же сказывается природа. [...] 9. Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое. [...] II. 1. Уяснив, из каких элементов состоит государство, мы должны прежде всего сказать об организации семьи, ведь каждое государство слагается из отдельных семей. Семья в свою очередь состоит из элементов, совокупность которых и составляет ее организацию. В совершенной семье два элемента: рабы и свободные. Так как исследование каждого объекта должно начинать прежде всего с рассмотрения мельчайших частей, его составляющих, а первоначальными и мельчайшими частями семьи являются господин и раб, муж и жена, отец и дети, то и -----107----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 93. следует рассмотреть каждый из этих трех элементов: что каждый из них представляет собой и каковым он должен быть. 2. [Отношения, существующие между тремя указанными парными элементами, можно охарактеризовать] так: господское, брачное (сожительство мужа и жены не имеет особого термина для своего обозначения) и третье — отцовское (и это отношение не обозначается особым термином). Пусть их будет три, именно названные нами; существует еще один элемент семьи, который, по мнению одних, и есть ее организация, а по мнению других, составляет главнейшую часть ее; я имею в виду так называемое искусство накопления. [...] 4. Собственность есть часть дома, и приобретение есть часть семейной организации: без предметов первой необходимости нельзя не только хорошо жить, но и вообще жить. [...] 11. Согласно нашему утверждению, во всяком живом существе прежде всего можно усмотреть власть господскую и политическую. Душа властвует над телом, как господин, а разум над нашими стремлениями — как государственный муж. Отсюда ясно, сколь естественно и полезно для тела быть в подчинении у души, а для подверженной аффектам части души — быть в подчинении у разума и рассудочного элемента души и, наоборот, какой всегда получается вред при равном или обратном соотношении. 21. [...] Из предыдущего ясно и то, что власть господина и власть государственного мужа, равно как и все виды власти, не тождественны, как это утверждают некоторые. Одна — власть над свободными по природе, другая — власть над рабами. Власть господина в семье — монархия (ибо всякая семья управляется своим господином монархически), власть же государственного мужа — это власть над свободными и равными. 22. Господином называют не за знания, а за природные свойства; точно также обстоит дело с рабом и свободным. [...] V. 1. Наука о домохозяйстве предполагает три элемента власти: во-первых, власть господина по отношению к рабам (об этом мы говорили выше); во-вторых, отношение отца к детям; втретьих, отношение мужа к жене. Действительно, властвуют и над женой, и над детьми как существами свободными, но осуществляется эта власть не одинаковым образом. 2. Власть мужа над женой можно сравнить с властью политического деятеля, власть отца над детьми — с властью царя. Ведь мужчина по своей природе, исключая лишь те или иные ненормальные отклонения, -----108----более призван к руководительству, чем женщина, а человек старший и зрелый может лучше руководить, чем человек молодой и незрелый. При замещении большей части государственных должностей между людьми властвующими и подчиненными соблюдается очередность: и те и другие совершенно естественно стремятся к равенству и к уничтожению всяких различий. Тем не менее, когда одни властвуют, а другие находятся в подчинении, все-таки является стремление провести различие между теми и другими в их внешнем виде, в их речах и в знаках почета.[...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 94. К н и г а в т о р а я (В) II. 4. [...] Собственность должна быть общей только в относительном смысле, а вообще — частной. Ведь когда забота о ней будет поделена между разными людьми, среди них исчезнут взаимные нарекания; наоборот, получится большая выгода, поскольку каждый будет с усердием относиться к тому, что ему принадлежит. [...] III 11. [...] Итак, правильнее суждение тех, кто смешивает несколько видов, потому что тот государственный строй, который состоит в соединении многих видов, действительно является лучшим. [...] IV 12. Основное во всем этом — не столько уравнять собственность, сколько устроить так, чтобы люди, от природы достойные, не желали иметь больше, а недостойные не имели такой возможности; это произойдет в том случае, если этих последних поставят в низшее положение, но не станут обижать. [...] V 1. Гипподам, сын Еврифонта, уроженец Милета, [...] проектировал государство с населением в десять тысяч граждан, разделенное на три части: первую образуют ремесленники, вторую — земледельцы, третью — защитники государства, владеющие оружием. Территория государства также делится на три части: священную, общественную и частную. Священная — та, с доходов которой должен отправляться установленный религиозный культ; общественная — та, с доходов которой должны получать средства к существованию защитники государства; третья находится в частном владении земледельцев. По его мысли, и законы существуют только троякого вида, поскольку судебные дела возникают по поводу троякого рода преступлений (оскорбление, повреждение, убийство). 3. Он предполагал учредить и одно верховное судилище, куда должны переноситься разбирательства по всем делам, решенным, по мнению тяжущихся, неправильно; в этом судилище должно состоять определенное число старцев, назначаемых путем избрания. -----109----Судебные решения в судах должны, по его мнению, выноситься не путем подачи камешков: каждый судья получает дощечку, на которой следует записать наказание, если судья безусловно осуждает подсудимого, а если он его безусловно оправдывает, то дощечка оставляется пустой; в случае же частичного осуждения или оправдания пишется определение. Современные законоположения он считает неправильными: вынося либо обвинительный, либо оправдательный приговор, судьи вынуждены нарушать данную ими присягу. 4. Сверх того, он устанавливает закон относительно тех, кто придумывает что-либо полезное для государства: они должны получать почести; и дети павших на войне должны воспитываться на казенный счет, коль скоро такого установления еще нет у других. Такого рода закон в настоящее время существует и в Афинах, и в других государствах. Все должностные лица должны быть избираемы народом, т.е. теми тремя частями государства, о которых упомянуто ранее. Избранные должностные лица обязаны иметь попечение о государственных делах, а также о делах, относящихся к чужестранцам и сиротам. [...] К н и г а т р е т ь я (Г) I 1. Исследователю видов государственного строя и присущих им свойств надлежит прежде всего подвергнуть рассмотрению вопрос о государстве вообще и разобрать, что такое только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 95. собственно государство. В настоящее время на этот счет существует разногласие; одни утверждают, что то или иное действие совершило государство, другие говорят: нет, не государство, а олигархия или тиран. В самом деле, мы видим, что вся деятельность государственного мужа и законодателя направлена исключительно на государство (polis), а государственное устройство (politeia) есть известная организация обитателей государства. 2. Ввиду того что государство представляет собой нечто составное, подобное всякому целому, но состоящему из многих частей, ясно, что сначала следует определить, что такое гражданин (polites), ведь государство есть совокупность граждан. Итак, должно рассмотреть, кого следует называть гражданином и что такое гражданин. Ведь часто мы встречаем разногласие в определении понятия гражданина: не все согласны считать гражданином одного и того же; тот, кто в демократии гражданин, в олигархии часто уже не гражданин. 5. [...] Мы же считаем гражданами тех, кто участвует в суде и в народном собрании. Примерно такое определение понятия гражданина лучше всего подходит ко всем тем, кто именуется гражданами. -----110----II 1. [...] Гражданин, говорим мы, находится в таком же отношении к государству, в каком моряк на судне — к остальному экипажу. Хотя моряки на судне занимают неодинаковое положение: один из них гребет, другой правит рулем, третий состоит помощником рулевого, четвертый носит какое-либо иное соответствующее наименование, все же, очевидно, наиболее точное определение добродетели каждого из них в отдельности будет подходить только к нему одному, но какое-либо общее определение будет приложимо в равной степени ко всем; ведь благополучное плавание — цель, к которой стремятся все моряки в совокупности и каждый из них в отдельности. 2. То же самое и по отношению к гражданам: хотя они и не одинаковы, все же их задача заключается в спасении составляемого ими общения, а общением этим является государственный строй. [...] 9. [...] Но существует и такая власть, в силу которой человек властвует над людьми себе подобными и свободными. Эту власть мы называем властью государственной; проявлять ее правитель должен научиться, пройдя сам школу подчинения; например, чтобы быть гиппархом, нужно послужить в коннице, чтобы стать стратегом, нужно послужить в строю, быть лохагом, таксиархом. И совершенно правильно утверждение, что нельзя хорошо начальствовать, не научившись повиноваться. [...] 11. Рассудительность — вот единственная отличительная добродетель правителя; остальные добродетели являются, по-видимому, необходимым общим достоянием и подчиненных, и правителей; от подчиненного нечего требовать рассудительности как добродетели, но нужно требовать лишь правильного суждения; подчиненный — это как бы мастер, делающий флейты, а правитель — это флейтист, играющий на его флейте. [...] IV 1. [...] Государственное устройство (politeia) — это распорядок в области организации государственных должностей вообще, и в первую очередь верховной власти: верховная власть повсюду связана с порядком государственного управления (politeyma), а последний и есть государственное устройство. Я имею в виду, например, то, что в демократических государствах верховная власть — в руках народа; в олигархиях, наоборот, в руках немногих; поэтому и государственное устройство в них мы называем различным. С этой точки зрения мы будем судить и об остальном. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 96. V 1. Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная власть непременно находится в -----111----руках либо одного, либо немногих, либо большинства. [...] 2. Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть немногих, но более чем одного — аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что имеется и виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех видов государственного устройства, — политая. [...] 4. Отклонения от указанных устройств следующие: от царской власти — тирания, от аристократии — олигархия, от политии — демократия. Тирания — монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия — выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.[...] 5. Тирания, как мы сказали, есть деспотическая монархия в области политического общения; олигархия — тот вид, когда верховную власть в государственном управлении имеют владеющие собственностью; наоборот, при демократии эта власть сосредоточена не в руках тех, кто имеет большое состояние, а в руках неимущих. [...] 7. Итак, из приведенных соображений, по-видимому, вытекает следующее: тот признак, что верховная власть находится либо в руках меньшинства, либо в руках большинства, есть признак случайный и при определении того, что такое олигархия, и при определении того, что такое демократия, так как повсеместно состоятельных бывает меньшинство, а неимущих большинство; значит, этот признак не может служить основой указанных выше различий. То, чем различаются демократия и олигархия, есть бедность и богатство; вот почему там, где власть основана — безразлично, у меньшинства или большинства — на богатстве, мы имеем дело с олигархией, а где правят неимущие, там перед нами демократия. [...] 8. [...] Так, например, справедливость, как кажется, есть равенство, и так оно и есть, но только не для всех, а для равных; и неравенство также представляется справедливостью, и так и есть на самом деле, но опять-таки не для всех, а лишь для неравных. Между тем упускают из виду вопрос «для кого?» и потому судят дурно; причиной этого является то, что судят о самих себе, в суждении же о своих собственных делах едва ли не большинство людей — плохие судьи. 9. Так как справедливость — понятие относительное и различается столько же в зависимости от свойств объекта, сколько и от свойств субъекта. [...] 13. [...] Итак, ясно, что государство не есть общность местожительства, оно не создается в целях предотвращения взаимных обид или ради -----112----удобств обмена. Конечно, все эти условия должны быть налицо для существования государства, но даже и при наличии их всех, вместе взятых, еще не будет государства; оно появляется лишь тогда, когда образуется общение между семьями и родами ради благой жизни, в целях совершенного и самодовлеющего существования. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 97. VI 3. [... ] Не лучше ли, если власть будет сосредоточена в руках одного, самого дельного? Но тогда получится скорее приближение к олигархии, так как большинство будет лишено политических прав. Пожалуй, кто-либо скажет: вообще плохо то, что верховную власть олицетворяет собой не закон, а человек, душа которого подвержена влиянию страстей. Однако если это будет закон, но закон олигархический или демократический, какая от него будет польза при решении упомянутых затруднений? Получится опять-таки то, о чем сказано выше. 4. Об остальных вопросах речь будет в другом месте. А то положение, что предпочтительнее, чтобы верховная власть находилась в руках большинства, нежели меньшинства, хотя бы состоящего из наилучших, может считаться, по-видимому, удовлетворительным решением вопроса и заключает в себе некое оправдание, а пожалуй, даже и истину. Ведь может оказаться, что большинство, из которого каждый сам по себе и не является дельным, объединившись, окажется лучше тех, не порознь [...] 6. [...] Над чем, собственно, должна иметь верховную власть масса свободнорожденных граждан, т.е. все те, кто и богатством не обладает, и не отличается ни одной выдающейся добродетелью? Допускать таких к занятию высших должностей не безопасно: не обладая чувством справедливости и рассудительностью, они могут поступать то несправедливо, то ошибочно. С другой стороны, опасно и устранять их от участия во власти: когда в государстве много людей лишено политических прав, когда в нем много бедняков, такое государство неизбежно бывает переполнено враждебно настроенными людьми. Остается одно: предоставить им участвовать в совещательной и судебной власти. 12. [...] Ведь властью является не член суда, не член совета, не член народного собрания, но суд, совет и народное собрание; каждый из поименованных членов представляет собой только составную часть самих учреждений (я называю такими составными частями членов совета, народного собрания и суда), так что народная масса с полным правом имеет в своих руках верховную власть над более важными делами: и народное собрание, и совет, и суд состоят из многих, да и имуществен-----113----ный ценз всех, вместе взятых, превышает имущественный ценз каждого в отдельности или немногих, занимающих высокие посты в государстве. VII 8. [...] Равным образом справедливы и притязания большинства предпочтительно перед меньшинством, потому что большинство во всей его совокупности и сильнее, и богаче, и лучше по сравнению с меньшинством. [...] X 1. Итак, вот четыре вида царской власти: во-первых, царская власть героических времен, основанная на добровольном подчинении ей граждан, но обладавшая ограниченными полномочиями, а именно: царь был военным предводителем, судьей и ведал религиозным культом; во-вторых, царская власть у варваров, наследственная и деспотическая по закону; втретьих, так называемая эсимнетия — выборная тирания и, в-четвертых, царская власть в Лакедемоне, представляющая собой в сущности наследственную и пожизненную стратегию. Эти четыре вида различаются указанными выше свойствами. 2. Пятым видом царской власти будет тот, когда один человек является неограниченным владыкой над всем, точно так же как управляет общими делами то или иное племя или государство. [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 98. 7. Если правление нескольких людей, всех одинаково хороших, следует считать аристократией, а правление одного лица — царской властью, то аристократия оказалась бы для государства предпочтительнее царской власти, все равно, будет ли власть опираться на вооруженную силу или же обойдется без нее, лишь бы только оказалось возможным привлечь к правлению нескольких подобных людей. [...] XI 3. Поэтому справедливость требует, чтобы все равные властвовали в той же мере, в какой они подчиняются, и чтобы каждый поочередно то повелевал, то подчинялся. Здесь мы уже имеем дело с законом, ибо порядок и есть закон. Поэтому предпочтительнее, чтобы властвовал закон, а не кто-либо один из среды граждан. На том же самом основании, даже если будет признано лучшим, чтобы власть имели несколько человек, следует назначать этих последних стражами закона и .его слугами. [...] 10. [...] Уже самой природой заложены одно начало права и пользы для деспотии, другое — для царской власти, третье — для политии; только для тирании такого начала природа не создала, равно как и для остальных видов государственного устройства, являющихся отклонениями, потому что все эти виды противоестественны. Из сказанного ранее также ясно, что среди подобных и равных полновластное господство одного над всеми не является ни полезным, ни справедливым не-----114----зависимо от того, есть ли законы или их нет, и этот один сам олицетворяет закон, и независимо от того, хороший ли царствует над хорошими, или плохой над плохими, или добродетельный над менее добродетельными. [...] 11. Но прежде всего следует определить, что должно разуметь под началами монархическим, аристократическим и политическим. Монархическое начало предполагает для своего осуществления такую народную массу, которая по своей природе призвана к тому, чтобы отдать управление государством представителю какого-либо рода, возвышающемуся над нею своей добродетелью. Аристократическое начало предполагает также народную массу, которая способна, не поступаясь своим достоинством свободнорожденных людей, отдать правление государством людям, призванным к тому благодаря их добродетели. Наконец, при осуществлении начала политии народная масса, будучи в состоянии и подчиняться и властвовать на основании закона, распределяет должности среди состоятельных людей в соответствии с их заслугами. XII 1. Из трех видов государственного устройства, какие мы признаем правильными, наилучшим, конечно, является тот, в котором управление сосредоточено в руках наилучших. [...] К н и г а ч е т в е р т а я (Д) II 1. В нашем предыдущем рассуждении о видах государственного устройства мы распределили их так: три вида правильные — царская власть, аристократия, полития — и три отклоняющиеся от них, тирания — от царской власти, олигархия — от аристократии, демократия — от политии. Об аристократии и царской власти говорилось выше (рассмотрение наилучшего вида государственного строя равносильно рассуждению именно об аристократии и царской власти и определению того, что скрывается под этими только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 99. названиями, так как и аристократия, и царская власть предполагают для своего осуществления наличие добродетели, которой сопутствуют благоприятные внешние условия). Было определено ранее также и то, в чем отличие аристократии от царской власти и когда государственный строй следует считать царской властью. Остается, таким образом, подвергнуть обсуждению тот вид государственного устройства, который носит общее название политии, а также остальные, т.е. олигархию, демократию и тиранию. 2. Ясно, какой из видов, отклоняющихся от правильных, является наихудшим и какой ближе всего к нему. Конечно, наихудшим видом -----115----будет тот, который оказывается отклонением от первоначального и самого божественного из всех видов государственного строя. Царская власть, если это не пустой звук, если она существует действительно, основывается на высоком превосходстве царствующего. Таким образом, тирания, как наихудший из видов государственного устройства, отстоит далее всего от самой его сущности; к ней непосредственно примыкает олигархия (аристократия далеко не то же, что олигархия); наиболее же умеренный из отклоняющихся видов — демократия. III 4. Однако главными видами государственного устройства, по-видимому, являются два — демократия и олигархия, подобно тому как говорят главным образом о двух ветрах — северном и южном, а на остальные смотрят как на отклонение от этих двух. [...] 8. [...] Таким образом, демократией следует считать такой строй, когда свободнорожденные и неимущие, составляя большинство, имеют верховную власть в своих руках, а олигархией — такой строй, при котором власть находится в руках людей богатых и благородного происхождения и образующих меньшинство. 15. [...] О том, что существует несколько видов государственного устройства и в силу каких причин, сказано ранее. Теперь поговорим о том, что существует несколько видов демократии и олигархии. IV 2. Характерным отличием так называемого первого вида демократии служит равенство. Равенство же, гласит основной закон этой демократии, состоит в том, что ни неимущие, ни состоятельные не имеют ни в чем каких-либо преимуществ; верховная власть не сосредоточена в руках тех или других, но те и другие равны. Если, как полагают некоторые, свобода и равенство являются важнейшими признаками демократии, то это нашло бы свое осуществление главным образом в том, чтобы все непременно принимали участие в государственном управлении. А так как народ представляет в демократии большинство, постановления же большинства имеют решающее значение, то такого рода государственный строй и является демократическим. Итак, вот один вид демократии. 3. Другой ее вид — тот, при котором занятие должностей обусловлено, хотя бы и невысоким, имущественным цензом. Обладающий им должен получить доступ к занятию должностей, потерявший ценз лишается этого прав. Третий вид демократии — тот, при котором все граждане, являющиеся бесспорно таковыми по своему происхождению, имеют право на занятие должностей, властвует же закон. Четвертый вид демократии — тот, при котором всякий, лишь бы он был граж- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 100. -----116----данином, пользуется правом занимать должности, властвует же опять-таки закон. При пятом виде демократии все остальные условия те же, но верховная власть принадлежит не закону, а простому народу. 4. Это бывает в том случае, когда решающее значение будут иметь постановления народного собрания, а не закон. Достигается это через посредство демагогов. В тех демократических государствах, где решающее значение имеет закон, демагогам нет места, там на первом месте стоят лучшие граждане; но там, где верховная власть основана не на законах, появляются демагоги. Народ становится тогда единодержавным, как единица, составленная из многих: верховная власть принадлежит многим, не каждому в отдельности, но всем вместе. А какой вид многовластия имеет в виду Гомер, говоря, что многовластие — не благо, тот ли, который нами только что указан, или тот, когда власть сосредоточена в руках нескольких людей, причем каждый из них лично пользуется ею, остается неясным. 5. В этом случае простой народ, являясь монархом, стремится и управлять по-монаршему (ибо в этом случае закон им не управляет) и становится деспотом (почему и льстецы у него в почете), и этот демократический строй больше всего напоминает из отдельных видов монархии тиранию; поэтому и характер у них один и тот же: и крайняя демократия, и тирания поступают деспотически с лучшими гражданами; постановления такой демократии имеют то же значение, что в тирании распоряжения. Да и демагоги и льстецы в сущности одно и то же или во всяком случае схожи друг с другом; и те и другие имеют огромную силу — льстецы у тиранов, демагоги у описанной нами демократии. 6. Они повинны в том, что решающее значение предоставляется не законам, а постановлениям народа, так как демагоги отдают на его решение все. И выходит так, что демагоги становятся могущественными вследствие сосредоточения верховной власти в руках народа, а они властвуют над его мнениями, так как народная масса находится у них в послушании. Сверх того, они, возводя обвинения на должностных лиц, говорят, что этих последних должен судить народ, а он охотно принимает обвинения, так что значение всех должностных лиц сводится на нет. 7. По-видимому, такого рода демократии можно сделать вполне основательный упрек, что она не представляет собой государственного устройства: там, где отсутствует власть закона, нет и государственного устройства. Закон должен властвовать над всем; должностным же лицам и народному собранию следует предоставить обсуждение частных вопросов. Таким образом, если демократия есть один из видов государ-----117----ственного устройства, то, очевидно, такое состояние, при котором все управляется постановлениями народного собрания, не может быть признано демократией в собственном смысле, ибо никакое постановление не может иметь общего характера. Вот так должны быть разграничены отдельные виды демократии. V 1. Отличительный признак первого вида олигархии состоит в следующем: занятие должностей обусловлено необходимостью иметь столь значительный имущественный ценз, что неимущие, хотя они представляют большинство, не допускаются к должностям; последние доступны только тем, кто приобрел имущественный ценз. Другой вид олигархии — тот, когда доступ к должностям также обусловлен высоким имущественным цензом и когда люди, имеющие его, пополняют недостающих должностных лиц путем кооптации; если это производится из всех таких лиц, то такой строй, по-видимому, имеет аристократический оттенок; если же только только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 101. из ограниченного числа, то олигархический. При третьем виде олигархии сын вступает в должность вместо отца. Четвертый вид — когда имеется налицо только что указанное условие и когда властвует не закон, а должностные лица; этот вид в олигархическом строе — то же, что в монархическом тирания, а в демократическом — то, что мы назвали крайним его видом. Такого рода олигархию называют династией. 2. Вот сколько видов олигархии и демократии. Не следует забывать, что во многих местах государственное устройство в силу тамошних законов не демократическое, но является таковым в силу господствующих обычаев и всего уклада жизни; точно так же в других государствах бывает обратное явление: по законам строй скорее демократический, а по укладу жизни и господствующим обычаям скорее олигархический. Подобного рода явления встречаются чаще всего после государственных переворотов, когда не сразу переходят к новому строю, но сначала предпочитают мелкие взаимные уступки, так что существовавшие ранее законы остаются в силе, власть же имеют те, кто изменил государственное устройство. 3. Что существует столько видов демократии и олигархии, ясно из сказанного. Ведь неизбежно участие в управлении принимают либо все упомянутые части народа, либо одни из них принимают участие, другие — нет. Когда управление государством возглавляют земледельцы и те, кто имеет средний достаток, тогда государство управляется законами. Они должны жить в труде, так как не могут оставаться праздными; вследствие этого, поставив превыше всего закон, они со-----118----бираются на народные собрания лишь в случае необходимости. Остальные граждане могут принимать участие в государственном управлении лишь после приобретения установленного законами имущественного ценза; всякий, кто приобрел его, имеет право участвовать в государственном управлении. И если бы это право не было предоставлено всем, то получился бы олигархический строй; предоставить же всем возможность иметь досуг невозможно, коль скоро нет средств к жизни. Указанные причины и ведут к образованию первого вида демократии. 4. Второй вид демократии отличается от первого следующими признаками: хотя все люди, в принадлежности которых к гражданам на основании их происхождения нет никакого сомнения, могут участвовать в управлении, однако участвуют только те, кто может иметь досуг; в такого рода демократии властвуют законы, потому что для необходимого досуга не хватает доходов. При третьем виде демократии принимать участие в управлении могут все свободнорожденные, однако в действительности участвуют по указанной выше причине не все, так что и в такого рода демократии неизбежно властвует закон. Четвертый вид демократии — тот, который по времени образования в государствах следует за предыдущими. 5. Вследствие увеличения государств по сравнению с начальными временами и вследствие того, что появилось изобилие доходов, в государственном управлении принимают участие все, опираясь на превосходство народной массы, благодаря возможности и для неимущих пользоваться досугом, получая вознаграждение. И такого рода народная масса особенно пользуется досугом; забота о своих собственных делах нисколько не служит при этом препятствием, тогда как богатым именно эта забота и мешает, так что они очень часто не присутствуют на народных собраниях и судебных разбирательствах. Отсюда и происходит то, что в государственном управлении верховная власть принадлежит массе неимущих, а не законам. Вот сколько видов демократии и каковы они вследствие указанных неизбежных обстоятельств. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 102. 6. Виды олигархии следующие. Первый вид — когда собственность, не слишком большая, а умеренная, находится в руках большинства; собственники в силу этого имеют возможность принимать участие в государственном управлении; а поскольку число таких людей велико, то верховная власть неизбежно находится в руках не людей, но закона. Ведь в той мере, в какой они далеки от монархии, — если их собственность не столь значительна, чтобы они могли, не имея забот, пользоваться досугом, и ни столь ничтожна, чтобы они нуждались в содержа-----119----нии от государства, — они неизбежно будут требовать, чтобы у них господствовал закон, а не они сами. 7. Второй вид олигархии: число людей, обладающих собственностью, меньше числа людей при первом виде олигархии, но самый размер собственности больше; имея большую силу, эти собственники предъявляют и больше требований; поэтому они сами избирают из числа остальных граждан тех, кто допускается к управлению; но вследствие того, что они не настолько еще сильны, чтобы управлять без закона, они устанавливают подходящий для них закон. 8. Если положение становится более напряженным в том отношении, что число собственников становится меньше, а самая собственность больше, то получается третий вид олигархии — все должности сосредоточиваются в руках собственников, причем закон повелевает, чтобы после их смерти сыновья наследовали им в должностях. Когда же собственность их разрастается до огромных размеров и они приобретают себе массу сторонников, то получается династия, близкая к монархии, и тогда властителями становятся люди, а не закон — это и есть четвертый вид олигархии, соответствующий крайнему виду демократии. 9. Кроме демократии и олигархии есть еще два вида государственного устройства. [...] Эти четыре вида суть: монархия, олигархия, демократия и так называемая аристократия. Пятый вид государственного устройства носит название, служащее обозначением государственного устройства вообще, — его называют просто политией. Этот вид встречается не часто, поэтому его и упускают из виду те, кто ставит своей задачей перечисление отдельных видов государственного устройства; в своем перечислении они, как и Платон, ограничиваются только четырьмя видами. 10. Аристократией с полным основанием можно назвать тот вид государственного устройства, о котором речь шла в предыдущем рассуждении. Именно: аристократией, по справедливости, можно признавать только тот вид государственного устройства, когда управляют мужи, безусловно наилучшие с точки зрения добродетели, а не те, кто доблестен при некоторых предпосылках; ведь только при этом виде государственного устройства хороший муж и хороший гражданин — одно и то же, тогда как при остальных хорошими бывают применительно к данному государственному строю. Однако существуют некоторые виды государственного устройства, отличающиеся от олигархических и от так называемой политии и именуемые аристократическими. Это такие виды, при которых избрание на должности обусловливается не только богатством, но и высокими нравственными качествами. 11. Такой вид -----120----государственного устройства отличается от обоих и носит имя аристократии. Ибо и в тех государствах, которые вообще не предъявляют особенных требований к добродетели только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 103. граждан, встречаются все-таки люди, пользующиеся доброй славой и слывущие людьми порядочными. [...] VI 1. Нам остается сказать еще о так называемой политии и о тирании. Политию мы отнесли сюда, хотя она, равно как и только что упомянутые разновидности аристократии, не является отклонением. [...] 2. Сущность ее станет более ясной, после того как определен характер олигархии и демократии. Говоря попросту, полития является как бы смешением олигархии и демократии. Те виды государственного строя, которые имеют уклон в сторону демократии, обычно называются политиями, а те, которые склоняются скорее в сторону олигархии, обыкновенно именуются аристократиями, потому что люди, имеющие больший имущественный достаток, чаще всего бывают и более образованными, и более благородного происхождения. [...] IX 1. Какой же вид государственного устройства наилучший? [...] 3. [...] В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие посредине между теми и другими. (...]Люди первого типа становятся по преимуществу наглецами и крупными мерзавцами. Люди второго типа часто делаются злодеями и мелкими мерзавцами. А из преступлений одни совершаются из-за наглости, другие — вследствие подлости. Сверх того, люди обоих этих типов не уклоняются от власти, но ревностно стремятся к ней, а ведь и то и другое приносит государствам вред. 8. Итак, ясно, что наилучшее государственного общение — то, которое достигается посредством средних, и те государства имеют хороший строй, где средние представлены в большем количестве, где они — в лучшем случае — сильнее обеих крайностей или по крайней мере каждой из них в отдельности. Соединившись с той или другой крайностью, они обеспечивают равновесие и препятствуют перевесу противников. Поэтому величайшим благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью средней, но достаточной; а в тех случаях, когда одни владеют слишком многим, другие же ничего не имеют, возникает либо крайняя демократия, либо олигархия в чистом виде, либо тирания, именно под влиянием противоположных крайностей. Ведь тирания образуется как из чрезвычайно распущенной демократии, так и из олигархии, значительно реже — из средних видов государственного строя. [...] | -----121----Х 4. Только там, где в составе населения средние имеют перевес либо над обеими крайностями, либо над одной из них, государственный строй может рассчитывать на устойчивость; не может быть опасения, что богатые, войдя в соглашение с бедными, ополчатся на средних: никогда ни те ни другие не согласятся быть рабами друг друга; если же они будут стремиться создать такое положение, какое удовлетворило бы и тех и других, то им не найти никакого иного государственного устройства, помимо среднего. [...] К н и г а п я т а я (Е) только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 104. I 4. Вот каковы бывают, так сказать, первоисточники внутренних междоусобиц, вот где зарождаются мятежи. Поэтому и государственные перевороты встречаются двоякого рода: иногда посягают на существующее государственное устройство, чтобы заменить его другим, например демократическое — олигархическим, олигархическое — демократическим, олигархию и демократию — аристократией и политией или наоборот; иногда на существующее государственное устройство не посягают, оно остается прежним, но стремятся сами взять в свои руки правление, например в олигархии или монархии. 6. [...] Вообще повсюду причиной возмущений бывает отсутствие равенства, коль скоро ему не соответствует действительное неравенство, ведь и пожизненная царская власть есть неравенство, если она имеется среди равных. И возмущения поднимаются вообще ради достижения равенства. [...] 9. Как бы то ни было, демократический строй представляет большую безопасность и реже влечет за собой внутренние распри, нежели строй олигархический. В олигархиях таятся зародыши двоякого рода неурядиц: раздоры друг с другом и с народом; в демократиях же — только с олигархией; сам против себя народ — и это следует подчеркнуть — бунтовать не станет. Сверх того, государственное устройство, основанное на господстве средних, ближе к демократии, нежели к олигархии, а она из упомянутых нами государственных устройств пользуется наибольшей безопасностью. III 1. Итак, внутренние распри возникают не по причине мелочей, но из мелочей; распри поднимаются всегда по поводу дел важных. [...] 7. [...] Государственный строй изменяется и в том случае, когда окажется, что противоположные части государства, например богатые и простой народ, уравняются в количестве, а средних граждан не будет вовсе или их будет совсем незначительное число. Если одна из указан-----122----ных частей достигнет большого перевеса, то другая не хочет рисковать вступать с ней в борьбу. [...] IV 1. [...] В демократиях перевороты чаще всего вызываются необузданностью демагогов, которые, с одной стороны, путем ложных доносов по частным делам на состоятельных людей заставляют этих последних сплотиться (ведь общий страх объединяет и злейших врагов), а с другой стороны, натравливают на них народную массу. [...] VI 3. Но главной причиной крушения политий и аристократий являются встречающиеся в самом их государственном строе отклонения от справедливости. Начало крушения заключается в том, что в политии в неправильном соотношении объединены демократия и олигархия, в аристократии же — та и другая и еще добродетель, в особенности же указанные два элемента. Имею в виду демократию и олигархию, потому что именно их пытаются соединить политии и большая часть так называемых аристократий. 4. Ведь и отличаются аристократии от так называемых политий именно в этом отношении, а поэтому первые менее, вторые более устойчивы. Те государственные устройства, которые отклоняются более в сторону олигархии, называют аристократическими, а те, которые более склоняются в сторону демократии, — политиями. Поэтому последние более прочны, чем первые: большинство имеет большую силу, и люди больше любят порядок, при котором осуществляется равноправие, тогда как обладатели большого состояния, если государственный строй только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 105. предоставит им значительный перевес, стремятся проявить наглость и корыстолюбие. 5. Вообще, в какую сторону клонится государственный строй, в том направлении и происходит изменение, так как те и другие стремятся усилить то, что им выгодно; полития, например, перейдет в демократию, аристократия — в олигархию. Или изменение пойдет в противоположном направлении, т.е. аристократия обратится в демократию (если менее обеспеченные, терпя обиды, станут тянуть в противоположную сторону), а полития — в олигархию. Ведь устойчивым государственным строем бывает единственно такой, при котором осуществляется равенство в соответствии с достоинством и при котором каждый пользуется тем, что ему принадлежит. VII 9. Но самое главное при всяком государственном строе — это посредством законов и остального распорядка устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было наживаться. За этим с особой тщательностью должно следить в государствах олигархических. [...] 10. Если бы кому-нибудь удалось устроить это, то единственно таким об-----123----разом мыслимо объединение демократии и аристократии: стало бы возможным и для знати, и для народной массы иметь то» чего и та и другая для себя желает. Ведь, с одной стороны, допустить всех к правлению — правило демократическое, с другой — занятие должностей знатными — правило аристократическое; а это будет в том случае, когда нельзя будет наживаться, занимая должности. [...] 14. Тремя качествами должны обладать те, кто намерен занимать высшие должности: вопервых, сочувствовать существующему государственному строю; затем, иметь большие способности к выполнению обязанностей, сопряженных с должностью; в-третьих, отличаться добродетелью и справедливостью, соответствующими каждому виду государственного строя. [...] 20. Но самое важное из всех указанных нами способствующих сохранению государственного строя средств, которым ныне все пренебрегают, — это воспитание в духе соответствующего государственного строя. Никакой пользы не принесут самые полезные законы, единогласно одобренные всеми причастными к управлению государством, если граждане не будут приучены к государственному порядку и в духе его воспитаны, а именно если законы государства демократические — и духе демократии, если олигархические — в духе олигархии; ведь если недисциплинирован один, недисциплинированно и все государство. VIII 6. Царь должен наблюдать за тем, чтобы владеющие собственностью не терпели никаких обид, а народ ни в чем не терпел оскорблений. Тиран же, как неоднократно указывалось, не обращает никакого понимания на общественные интересы, разве что ради собственной выгоды. Цель тирана — приятное, цель царя — прекрасное. Поэтому тиран видит свое преимущество в том, чтобы приумножить свои средства; царь же главным образом в приумножении чести. [...] IX 8. Все то, что мы до сих пор рассмотрели, можно, коротко говоря, гнести к трем пунктам. Именно, тиран стремится к трем целям: во-первых, вселить малодушие в своих подданных, так как человек малодушный не станет составлять против него заговоры; во-вторых, поселить взаимное недоверие — тирания может пасть только тогда, когда некоторые только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 106. граждане будут доверять друг другу, поэтому тираны — враги порядочных людей, как опасных для их власти, и не только потому, что эти люди не выносят деспотической власти, но и потому, что они пользуются доверием как в своей среде, так и среди других и не станут заниматься доносами ни на своих, ни на чужих; в-третьих, лишить людей политической энергии: никто не решится на невозможное, значит, и на низ-----124----вержение тирании, раз у него нет на то силы. 9. На указанные три цели направлены все помыслы тиранов. Их можно было бы свести к следующим предпосылкам: чтобы люди не доверяли друг другу; чтобы не могли действовать; чтобы прониклись малодушием. [...] К н и г а с е д ь м а я (Н) II 3. Итак, ясно, что наилучшим государственным строем должно признать такой, организация которого дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить счастливо. Но даже те, которые согласны в том, что всего более предпочтительна жизнь, согласная с требованиями добродетели, спорят, чему отдать предпочтение: политической ли и практически деятельной жизни или такой жизни, которая свободна от всякой внешней деятельности, например, той созерцательной жизни, какую некоторые только и считают достойной философа. Легко видеть, что люди, всего выше ставящие достоинство и честь, почти всегда избирают один из этих двух образов жизни — практически деятельный и философский; так было раньше, так обстоит дело и теперь. IV 2. [...] Первым условием для обеспечения существования государства является совокупность граждан; возникает вопрос, как велико должно быть их количество, какие они должны иметь природные качества, точно так же какого размера должна быть территория и каковы должны быть ее свойства. 5. Опыт подсказывает, однако, как трудно, чтобы не сказать невозможно, слишком многонаселенному государству управляться хорошими законами; по крайней мере мы видим, что все те государства, чье устройство слывет прекрасным, не допускают чрезмерного увеличения своего народонаселения. [...] VII 4. Итак, мы должны перечислить задачи государства, и тогда вопрос станет ясным. Должно быть прежде всего пропитание; затем — ремесла (человеческая жизнь нуждается во многих орудиях); в-третьих, оружие (оружие необходимо для участников государственного общения как для поддержания власти против неповинующихся внутри государства, так и против внешних врагов, если они попытаются нанести обиду); также известный запас денежных средств для собственных надобностей и для военных нужд; в-пятых, и это прежде всего, попечение о религиозном культе, т.е. то, что называется жречеством; в-шестых по счету, но самое необходимое — решение о том, что полезно и что справедливо в отношениях граждан между собой. -----125----XII 1. [...] Благо при всех обстоятельствах зависит от соблюдения двух условий: одно из них — правильное установление задачи и конечной цели всякого рода деятельности, второе — отыскание всякого рода средств, ведущих к конечной цели. Может случиться, что оба этих только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 107. требования будут противоречить друг другу, и может случиться, что они будут совпадать, ведь иногда цель определена прекрасно, но совершаются ошибки в средствах, ведущих к ее достижению; в другой раз имеются все средства, ведущие к достижению цели, но сама цель поставлена плохо. [...] Печатается по: Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1983. Т. 4. С.376—378, 380, 381, 383, 386, 398, 410, 418, 422—424, 444, 445, 449, 452, 455, 457—459, 461 —464, 466, 470, 476, 477, 479, 481, 483, 484, 488, 489, 491, 492, 495—502, 506—508, 511, 527—529, 533, 535, 536, 542, 543, 547, 548, 551, 553, 561, 562, 591, 596, 597, 603, 612. МАКИАВЕЛЛИ Н. Государь Глава I Скольких видов бывают государства и как они приобретаются Все государства, все державы, обладавшие или обладающие властью над людьми, были и суть либо республики, либо государства, управляемые единовластно. Последние могут быть либо унаследованными — если род государя правил долгое время, либо новыми. Новым может быть либо государство в целом — таков Милан для Франческо Сфорца; либо его часть, присоединенная к унаследованному государству вследствие завоевания — таково Неаполитанское королевство для короля Испании. Новые государства разделяются на те, где подданные привыкли повиноваться государям, и те, где они искони жили свободно; государства приобретаются либо своим, либо чужим оружием, либо милостью судьбы, либо доблестью. Г л а в а II О наследственном единовластии Я не стану касаться республик, ибо подробно говорю о них в другом месте. Здесь я перейду прямо к единовластному правлению и, держась -----126----намеченного выше порядка, разберу, какими способами государи могут управлять государствами и удерживать над ними власть. [...) Ибо у государя, унаследовавшего власть, меньше причин и меньше необходимости притеснять подданных, почему они и платят ему большей любовью, и если он не обнаруживает чрезмерных пороков, вызывающих ненависть, то закономерно пользуется благорасположением граждан. Давнее и преемственное правление заставляет забыть о бывших некогда переворотах и вызвавших их причинах, тогда как всякая перемена прокладывает путь другим переменам. Г л а в а III только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 108. О смешанных государствах Трудно удержать власть новому государю. И даже наследному государю, присоединившему новое владение — так что государство становится как бы смешанным, — трудно удержать над ним власть прежде всего вследствие той же естественной причины, какая вызывает перевороты во всех новых государствах. А именно: люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять-таки естественно и закономерно, так как завоеватель притесняет новых подданных, налагает на них разного рода повинности и обременяет их постоями войска, как это неизбежно бывает при завоевании. И таким образом наживает врагов в тех, кого притеснил, и теряет дружбу тех, кто способствовал завоеванию, ибо не может вознаградить их в той степени, в какой они ожидали, но не может и применить к ним крутые меры, будучи им обязан — ведь без их помощи он не мог бы войти в страну, как бы ни было сильно его войско. (...) [...] В первом случае удержать завоеванное нетрудно, в особенности если новые подданные и раньше не знали свободы. Чтобы упрочить над ними власть, достаточно искоренить род прежнего государя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства. [...] Другое отличное средство — учредить в одном-двух местах колонии, связующие новые земли с государством завоевателя. Кроме этой есть лишь одна возможность — разместить в стране значительное количество кавалерии и пехоты. Колонии не требуют больших издержек, устройств и содержание их почти ничего не стоят государю, и разоряют они лишь тех жителей, чьи поля и жилища отходят новым поселенцам [...] По каковому поводу уместно заметить, что людей следует либо ласкать, -----127----либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести. Если же вместо колоний поставить в стране войско, то содержание его обойдется гораздо дороже и поглотит все доходы от нового государства, вследствие чего приобретение обернется убытком; к тому же от этого пострадает гораздо больше людей, так как постои войска обременяют все население, отчего каждый, испытывая тяготы, становится врагом государю, а также враги могут ему повредить, ибо хотя они и побеждены, но остаются у себя дома. Итак, с какой стороны ни взгляни, содержание подобного гарнизона вредно, тогда как учреждение колоний полезно. [...] Поистине страсть к завоеваниям — дело естественное и обычное; и тех, кто учитывает при этом свои возможности, все одобрят или же никто не осудит; но достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям какой угодно ценой. [...] [...] Как показал опыт, Церковь и Испания благодаря Франции расширили свои владения в Италии, а Франция благодаря им потеряла там все. Отсюда можно извлечь вывод, многократно подтверждавшийся: горе тому, кто умножает чужое могущество, ибо оно добывается умением или силой, а оба эти достоинства не вызывают доверия у того, кому могущество достается. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 109. Г л а в а XV О том, за что людей, в особенности государей, восхваляют или порицают [...] Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности. Если же говорить не о вымышленных, а об истинных свойствах государей, то надо сказать, что во всех людях, а особенно в государях, стоящих выше прочих людей, замечают те или иные качества, заслуживающие похвалы или порицания. А именно: говорят, что один щедр, другой скуп — если взять тосканское слово, ибо жадный на нашем наречии — это еще и тот, кто хочет отнять чужое, а скупым мы называем того, кто слишком держится за свое, — один расточителен, другой алчен; один жесток, другой сострадателен; один честен, другой вероломен; один изнежен и малодушен, другой тверд духом и смел; этот снисходителен, тот надменен; этот распутен, тот целомудрен; этот лукав, тот прямодушен; -----128----этот упрям, тот покладист; этот легкомыслен, тот степенен; этот набожен, тот нечестив и так далее. Что может быть похвальнее для государя, нежели соединять в себе все лучшие из перечисленных качеств? Но раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни добродетели, ни неуклонно им следовать, то благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же — воздерживаться по мере сил, но не более. И даже пусть государи не боятся навлечь на себя обвинения в тех пороках, без которых трудно удержаться у власти, ибо, вдумавшись, мы найдем немало такого, что на первый взгляд кажется добродетелью, а в действительности пагубно для государя и, наоборот: выглядит как порок, а на деле доставляет государю благополучие и безопасность. Г л а в а XVIII О том, как государи должны держать слово Излишне говорить, сколь похвальная в государе верность данному слову, прямодушие и неуклонная честность. Однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца; такие государи в конечном счете преуспели куда больше, чем те, кто ставил на честность. Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй — зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя. Не это ли иносказательно внушают нам античные авторы, повествуя о том, как Ахилла и прочих героев древности отдавали на воспитание кентавру Хирону, дабы они приобщились к его мудрости? Какой иной смысл имеет выбор в наставники получеловека-полузверя, как не тот, что государь должен совместить в себе обе эти природы, ибо одна без другой не имеет достаточной силы? Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 110. чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недо-----129----стойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить. [...] [...] Надо являться в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым — и быть таковым в самом деле, но внутренне надо сохранять готовность проявить и противоположные качества, если это окажется необходимо. Следует понимать, что государь, особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова, против милосердия, доброты и благочестия. Поэтому в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, т.е., как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла. Итак, государь должен бдительно следить за тем, чтобы с языка его не сорвалось слова, не исполненного пяти названных добродетелей. Пусть тем, кто видит его и слышит, он предстанет как само милосердие, верность, прямодушие, человечность и благочестие, особенно благочестие. Ибо люди большей частью судят по виду, так как увидеть дано всем, а потрогать руками — немногим. Каждый знает, каков ты с виду, немногим известно, каков ты на самом деле, и эти последние не посмеют оспорить мнение большинства, за спиной которого стоит государство. О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату, поэтому пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу. Какие бы средства для этого ни употребить, их всегда сочтут достойными и одобрят, ибо чернь прельщается видимостью и успехом, в мире же нет ничего, кроме черни, и меньшинству в нем не остается места, когда за большинством стоит государство. Один из нынешних государей, которого воздержусь называть, только и делает, что проповедует мир и верность, на деле же тому и другому злейший враг; но если бы он последовал тому, что проповедует, то давно лишился бы либо могущества, либо государства. -----130----Г л а в а XIX О том, каким образом избегать ненависти и презрения Наиважнейшие из упомянутых качеств мы рассмотрели; что же касается прочих, то о них я скажу кратко, предварив рассуждение одним общим правилом. Государь, как отчасти сказано выше, должен следить за тем, чтобы не совершить ничего, что могло бы вызвать только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 111. ненависть или презрение подданных. Если в этом он преуспеет, то свое дело он сделал, и прочие его пороки не представят для него никакой опасности. Ненависть государи возбуждают хищничеством и посягательством на добро и женщин своих подданных. Ибо большая часть людей довольна жизнью, пока не задеты их честь или имущество; так что недовольным может оказаться лишь небольшое число честолюбцев, на которых нетрудно найти управу. Презрение государи возбуждают непостоянством, легкомыслием, изнеженностью, малодушием и нерешительностью. Этих качеств надо остерегаться как огня, стараясь, напротив, в каждом действии являть великодушие, бесстрашие, основательность и твердость. Решения государя касательно частных дел подданных должны быть бесповоротными. и мнение о нем должно быть таково, чтобы никому не могло прийти в голову, что можно обмануть или перехитрить государя. К правителю, внушившему о себе такое понятие, будут относиться с почтением; а если известно, что государь имеет выдающиеся достоинства и почитаем своими подданными, врагам труднее будет напасть на него или составить против него заговор. Ибо государя подстерегают две опасности — одна изнутри, со стороны подданных, другая извне — со стороны сильных соседей. С внешней опасностью можно справиться при помощи хорошего войска и хороших союзников; причем тот, кто имеет хорошее войско, найдет и хороших союзников. А если опасность извне будет устранена, то и внутри сохранится мир при условии, что его не нарушат тайные заговоры. Но и в случае нападения извне государь не должен терять присутствия духа, ибо, если образ его действий был таков, как я говорю, он устоит перед любым неприятелем. [...] Что же касается подданных, то когда снаружи мир, то единственное, чего следует опасаться, — это тайные заговоры. Главное средство против них — не навлекать на себя ненависти и презрения подданных и быть угодным народу, чего добиться необходимо, как о том подробно сказано выше. Из всех способов предотвратить заговор самый верный — не быть ненавистным народу. Ведь заговорщик всегда рассчитывает на то, что убийством государя угодит народу; если же он знает, что возмутит народ, у него не хватит духа пойти на такое дело, ибо труд-----131----ностям, с которыми сопряжен всякий заговор, нет числа. Как показывает опыт, заговоры возникали часто, но удавались редко. [...] Короче говоря, на стороне заговорщика — страх, подозрение, боязнь расплаты; на стороне — государя — величие власти, законы, друзья и вся мощь государства; так что если к этому присоединяется народное благоволение, то едва ли кто-нибудь осмелится составить заговор. Ибо заговорщику есть чего опасаться и прежде совершения злого дела, но в этом случае, когда против него народ, ему есть чего опасаться и после, ибо ему не у какого будет искать убежища. [...] В заключение повторю, что государь может не опасаться заговоров, если пользуется благоволением народа, и, наоборот, должен бояться всех и каждого, если народ питает к нему вражду и ненависть. Благоустроенные государства и мудрые государи принимали все меры к тому, чтобы не ужесточать знать и быть угодными народу, ибо это принадлежит к числу важнейших забот тех, кто правит. В наши дни хорошо устроенным и хорошо управляемым государством является Франция. В ней имеется множество полезных учреждений, обеспечивающих свободу и безопасность только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 112. короля, из которых первейшее — парламент с его полномочиями. Устроитель этой монархии, зная властолюбие и наглость знати, считал, что ее необходимо держать в узде; с другой стороны, зная ненависть народа к знати, основанную на страхе, желал оградить знать. Однако он не стал вменять это в обязанность королю, чтобы знать не могла обвинить его в потворстве народу, а народ — в покровительстве знати, и создал третейское учреждение, которое, не вмешивая короля, обуздывает сильных и поощряет слабых. Трудно вообразить лучший и более разумный порядок, как и более верный залог безопасности короля и королевства. Отсюда можно извлечь еще одно полезное правило, а именно: что дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные — исполнять сами. В включение же повторю, что государю надлежит вызывать почтение к тати, но не вызывать ненависти в народе. [...] Здесь уместно заметить, что добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными, поэтому государь, как я уже говорил, нередко вынужден отступать от добра ради того, чтобы сохранить государство, ибо если та часть подданных, чьего расположения ищет государь, — будь то народ, знать или войско, — развращена, то и государю, чтобы ей угодить, приходится действовать соответственно, и в этом случае добрые дела могут ему повредить. [...] -----132----Но вернемся к обсуждаемому предмету. Рассмотрев сказанное выше, мы увидим, что главной причиной гибели императоров была либо ненависть к ним, либо презрение, и поймем, почему из тех, кто действовал противоположными способами, только двоим выпал счастливый, а остальным несчастный конец. [...] Г л а в а XXI Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали Ничто не может внушить к государю такого почтения, как военные предприятия и необычайные поступки. [...] Величию государя способствуют также необычайные распоряжения внутри государства, [...] иначе говоря, когда кто-либо совершает что-либо значительное в гражданской жизни, дурное или хорошее, то его полезно награждать или карать таким образом, чтобы это помнилось как можно дольше. Но самое главное для государя — постараться всеми своими поступками создать себе славу великого человека, наделенного умом выдающимся. Государя уважают также, когда он открыто заявляет себя врагом или другом, т.е. когда он без колебаний выступает за одного против другого — это всегда лучше, чем стоять в стороне. Ибо когда двое сильных правителей вступают в схватку, то они могут быть таковы, что возможный победитель либо опасен для тебя, либо нет. В обоих случаях выгоднее открыто и решительно вступить в войну. [...] И всегда недруг призывает отойти в сторону, тогда как друг зовет открыто выступить за него с оружием в руках. Нерешительные государи, как правило, выбирают невмешательство, чтобы избежать ближайшей опасности, и, как правило, это приводит их к крушению. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 113. Зато если ты бесстрашно примешь сторону одного из воюющих и твой союзник одержит победу, то как бы ни был он могуществен и как бы ты от него ни зависел, он обязан тебе — люди же не настолько бесчестны, чтобы нанести удар союзнику, выказав столь явную неблагодарность. Кроме того, победа никогда не бывает полной в такой степени, чтобы победитель мог ни с чем не считаться и в особенности — мог попрать справедливость. Если же тот, чью сторону ты принял, проиграет войну, он примет тебя к себе и, пока сможет, будет тебе помогать, так что ты станешь собратом по несчастью тому, чье счастье, возможно, еще возродится. Во втором случае, когда ни одного из воюющих не приходится опасаться, примкнуть к тому или к другому еще более благоразумно. Ибо -----133----с помощью одного ты разгромишь другого, хотя тому, будь он умнее, следовало бы спасать, а не губить противника; а после победы ты подчинишь союзника своей власти, он же благодаря твоей поддержке неминуемо одержит победу. Здесь уместно заметить, что лучше избегать союза с теми, кто сильнее тебя, если к этому не понуждает необходимость, как о том сказано выше. Ибо в случае победы сильного союзника ты у него в руках, государи же должны остерегаться попадать в зависимость к другим государям.[...] Государь должен также выказывать себя покровителем дарований, привечать одаренных людей, оказывать почет тем, кто отличился в каком-либо ремесле или искусстве. Он должен побуждать граждан спокойно предаваться торговле, земледелию и ремеслам, чтобы одни благоустраивали свои владения, не боясь, что эти владения у них отнимут, другие — открывали торговлю, не опасаясь, что их разорят налогами; более того, он должен располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или государства. Он должен также занимать народ празднествами и зрелищами в подходящее для этого время года. Уважая цехи, или трибы, на которые разделен всякий город, государь должен участвовать иногда в их собраниях и являть собой пример щедрости и великодушия, но при этом твердо блюсти свое достоинство и величие, каковые должны присутствовать в каждом его поступке. Г л а в а XXII О советниках государей Немалую важность имеет для государя выбор советников, а каковы они будут, хороши или плохи, — зависит от благоразумия государей. Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников. [...] Ибо умы бывают трех родов: один все постигает сам, другой может понять то, что постиг первый, третий сам ничего не постигнет и постигнутого другим понять не может. Первый ум — выдающийся, второй — значительный, третий — негодный. [...] Ибо когда человек только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 114. способен распознать добро и зло в делах и в речах людей, то, не будучи сам особо изобретательным, он сумеет отличить дурное от доброго в советах своих -----134----помощников и за доброе вознаградит, а за дурное взыщет; да и помощники его не понадеются обмануть государя и будут добросовестно ему служить. Есть один безошибочный способ узнать, чего стоит помощник. Если он больше заботится о себе, чем о государе, и во всяком деле ищет своей выгоды, он никогда не будет хорошим слугой государю, и тот никогда не сможет на него положиться. Ибо министр, в чьих руках дела государства, обязан думать не о себе, а о государе и не являться к нему ни с чем, что не относится до государя. Но и государь со своей стороны должен стараться удержать преданность своего министра, воздавая ему по заслугам, умножая его состояние; привязывая его к себе узами благодарности, разделяя с ним обязанности и почести, чтобы тот видел, что государь не может без него обходиться, и чтобы, имея достаточно богатств и почестей, не возжелал новых богатств и почестей, а также чтобы, занимая разнообразные должности, убоялся переворотов. Когда государь и его министр обоюдно ведут себя таким образом, они могут быть друг в друге уверены, когда же они ведут себя иначе, это плохо кончается либо для одного, либо для другого. Г л а в а XXIII Как избежать льстецов Я хочу коснуться еще одного важного обстоятельства, а именно одной слабости, от которой трудно уберечься правителям, если их не отличает особая мудрость и знание людей. Я имею в виду лесть и льстецов, которых во множестве приходится видеть при дворах государей, ибо люди так тщеславны и так обольщаются на свой счет, что с трудом могут уберечься от этой напасти, Но беда еще и в том, что, когда государь пытается искоренить лесть, он рискует навлечь на себя презрение. Ибо нет другого способа оградить себя от лести, как внушив людям, что, если они выскажут тебе всю правду, ты не будешь на них в обиде, но, когда каждый сможет говорить тебе правду, тебе перестанут оказывать должное почтение. Поэтому благоразумный государь должен избрать третий путь, а именно: отличив нескольких мудрых людей, им одним предоставить право высказывать все, что они думают, но только о том, что ты сам спрашиваешь, и ни о чем больше; однако спрашивать надо обо всем и выслушивать ответы, решение же принимать самому и по своему усмотрению. На советах с каждым из советников надо вести себя так, чтобы все знали, что, чем безбоязненнее они выскажутся, тем более угодят государю; но вне их никого не слушать, а прямо идти к намечен-----135----ной цели и твердо держаться принятого решения. Кто действует иначе, тот либо поддается лести, либо, выслушивая разноречивые советы, часто меняет свое мнение, чем вызывает неуважение подданных. [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 115. Таким образом, государь всегда должен советоваться с другими, но только когда он того желает, а не когда того желают другие; и он должен осаживать всякого, кто вздумает, непрошеный, подавать ему советы. Однако сам он должен широко обо всем спрашивать, о спрошенном терпеливо выслушивать правдивые ответы и, более того, проявлять беспокойство, замечая, что кто-либо почему-либо опасается говорить ему правду. Многие полагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми, славой своей обязаны не себе самим, а добрым советам своих приближенных, но мнение это ошибочно. Ибо правило, не знающее исключений, гласит: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать благие советы, если только такой государь случайно не доверится мудрому советнику, который будет принимать за него все решения. Но хотя подобное положение и возможно, ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам сделался бы государем. Когда же у государя не один советник, то, не обладая мудростью, он не сможет примирить разноречивые мнения; кроме того, каждый из советников будет думать лишь о собственном благе, а государь этого не разглядит и не примет меры. Других же советников не бывает, ибо люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость. Отсюда можно заключить, что добрые советы, кто бы их ни давал, родятся из мудрости государей, а не мудрость государей родится из добрых советов. Печатается по: Макиавелли Н. Государь. М., 1990. С. 4, 5—7, 8, 10—12, 46—58, 66—78. ГОББС Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского Часть II. О ГОСУДАРСТВЕ Г л а в а XVII О причинах, возникновении и определении государства Цель государства — главным образом обеспечение безопасности. Конечной причиной, целью или намерением людей (которые от природы любят свободу и господство над другими) при наложении на себя -----136----уз (которыми они связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о самосохранении и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны, являющегося [...] необходимым следствием естественных страстей людей там, где нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой наказания, принуждающей их к выполнению соглашений и соблюдению естественных законов. [...] Каковая не гарантируется естественным законом. В самом деле, естественные законы (как справедливость, беспристрастие, скромность, милосердие и (в общем) поведение по отношению к другим так, как мы, желали бы, чтобы поступали по отношению к нам) сами по себе, без страха перед какой-нибудь силой, заставляющей их соблюдать, противоречат естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости, мести и т.п. А соглашения без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку безопасность. Вот почему, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 116. несмотря на наличие естественных законов (которым каждый человек следует, когда он желает им следовать, когда он может делать это без всякой опасности для себя), каждый будет и может вполне законно применять свою физическую силу и ловкость, чтобы обезопасить себя от всех других людей, если нет установленной власти или власти достаточно сильной, чтобы обеспечить нам безопасность. И везде, где люди жили маленькими семьями, они грабили друг друга; это считалось настолько совместимым с естественным законом, что, чем больше человек мог награбить, тем больше это доставляло ему чести. В этих делах люди не соблюдали никаких других законов, кроме законов чести, а именно они воздерживались от жестокости, оставляя людям их жизнь и сельскохозяйственные орудия. Как прежде маленькие семьи, так теперь города и королевства, являющиеся большими родами для собственной безопасности, расширяют свои владения под всяческими предлогами: опасности, боязни завоеваний или помощи, которая может быть оказана завоевателю. При этом они изо всех сил стараются подчинить и ослабить своих соседей грубой силой и тайными махинациями, и, поскольку нет других гарантий безопасности, они поступают вполне справедливо, и в веках их деяния вспоминают со славой. А также соединением небольшого количества людей или семейств. Гарантией безопасности не может служить также объединение небольшого числа людей, ибо малейшее прибавление к той или иной стороне доставляет ей такое большое преимущество в физической -----137----силе, которое вполне обеспечивает ей победу и потому поощряет к завоеванию. То количество сил, которому мы можем доверять нашу безопасность, определяется не каким-то числом, а отношением этих сил к силам врага; в таком случае для нашей безопасности достаточно, когда избыток сил на стороне врага не настолько велик, чтобы он мог решить исход войны и побудить врага к нападению. Ни множеством людей, из которых каждый руководствуется собственным суждением. Пусть имеется какое угодно множество людей, однако если каждый будет руководствоваться в своих действиях лишь частными суждениями и стремлениями, они не могут ожидать защиты и покровительства ни от общего врага, ни от несправедливостей, причиненных друг другу. Ибо, будучи несогласными во мнениях относительно лучшего использования и применения своих сил, они не помогают, а мешают друг другу и взаимным противодействием сводят свои силы к нулю, вследствие чего они не только легко покоряются немногочисленным, но более сплоченным врагом, но и при отсутствии общего врага ведут друг с другом войну за свои частные интересы. В самом деле, если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать справедливость и другие естественные законы при отсутствии общей власти, держащей их в страхе, то мы с таким же основанием могли бы предположить то же самое и относительно всего человеческого рода, и тогда не существовало бы, да и не было бы никакой необходимости в гражданском правлении или государстве, ибо тогда существовал бы мир без подчинения. Что то и дело повторяется. Для безопасности, которую люди желали бы продлить на все время их жизни, недостаточно, чтобы они управлялись и направлялись единой волей в течение какого-то времени, например в ходе одной битвы или войны. Ибо хотя они и одерживают победу против иноземного врага благодаря своим единодушным усилиям, однако потом, когда общего врага уже нет или когда одна партия считает врагом того, кого только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 117. другая считает другом, они в силу различия своих интересов должны по необходимости разобщиться и снова быть ввергнутыми в междоусобную войну. [...] Происхождение государства (Commonwealth). Определение государства. Такая общая власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним -----138----путем, а именно путем сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю. Иначе, говоря, для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воли и суждению носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым Другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни — civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного бога, которому мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, отданным ему каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к внутреннему миру и к взаимной помощи против внешних врагов. В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты. Что такое суверен и подданный. Тот, кто является носителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладает верховной властью, а всякий другой является подданным. Для достижения верховной власти имеются два пути. Один — это физическая сила, например, когда кто-нибудь заставляет своих детей подчиниться своей власти под угрозой погубить их в случае отказа или -----139----когда путем войны подчиняют своей воле врагов, даруя им на этом условии жизнь. Второй — это добровольное соглашение людей подчиниться человеку или собранию людей в только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 118. надежде, что этот человек или это собрание сумеют защитить их против всех других. Такое государство может быть названо политическим государством, или государством, основанным на установлении, а государство, основанное первым путем, — государством, основанным на приобретении. [...] Г л а в а XIX О различных видах государств, основанных на установлении, и о преемственности верховной власти Различных форм государства может быть только три. Различие государств заключается в различии суверена, или лица, являющегося представителем всех и каждого из массы людей. А так как верховная власть может принадлежать или одному человеку, или собранию большого числа людей, а в этом собрании могут иметь право участвовать или каждый, или лишь определенные люди, отличающиеся от остальных, то отсюда ясно, что могут быть лишь три вида государства. Ибо представителем должны быть или один человек, или большее число людей, а это — собрание или всех, или только части. Если представителем является один человек, тогда государство представляет собой монархию; если — собрание всех, кто хочет участвовать, тогда это демократия, или народоправство; а если верховная власть принадлежит собранию лишь части горожан, тогда это аристократия. Других видов государства не может быть, ибо или один, или многие, или все имеют верховную власть (неделимость которой я показал) целиком. [...] Г л а в а XX Об отеческой и деспотической власти Государство, основанное на приобретении. Государство, основанное на приобретении, есть такое государство, в котором верховная класть приобретена силой. А верховная власть приобретена силой, когда люди — каждый в отдельности или все вместе — большинством голосов из боязни смерти или неволи принимают на свою ответственность все действия того человека или собрания, во власти которого находится их жизнь и свобода. В чем его отличие от государства, основанного на установлении. Эта форма господства, или верховной власти, отличается от верховной власти, основанной на установлении, лишь тем, что люди, которые вы-----140----бирают своего суверена, делают это из боязни друг друга, а не из страха перед тем, кого они облекают верховной властью; в данном же случае они отдают себя в подданство тому, кого они боятся. В обоих случаях побудительным мотивом является страх, что следует заметить тем, кто считает недействительными всякие договоры, заключенные из страха смерти или насилия. Если бы это мнение было верно, то никто ни в каком государстве не был бы обязан к повиновению. Верно, что в государствах, однажды установленных или приобретенных, обещания, данные под влиянием страха смерти или насилия, не являются договорами и не имеют никакой обязательной силы, если обещанное противоречит законам; но такие обещания лишены обязательной силы не потому, что они даны под влиянием страха, а потому, что обещающий не имеет права на то, что он обещает. Точно так же если только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 119. обещающий может на законном основании выполнить свое обещание и не делает этого, то его освобождает от этой обязанности не недействительность договора, а решение суверена. Во всех же других случаях всякий, кто на законном основании обещает что-либо, совершает беззаконие, если нарушает свое обещание. Но если суверен, являющийся уполномоченным, освобождает обещающего от его обязательства, тогда последний, как доверитель, может считать себя свободным. Права верховной власти в обоих случаях одинаковы. Однако права и последствия верховной власти в обоих случаях одинаковы. Власть суверена, приобретшего верховную власть силой, не может быть без его согласия перенесена на другого; такой суверен не может быть лишен власти, не может быть обвинен кем-либо из своих подданных в несправедливости, не может быть наказан своими подданными. Он является судьей того, что необходимо для поддержания мира; он решает вопрос об учениях; он является единственным законодателем и верховным судьей во всех спорах; он определяет время и повод для объявления войны и заключения мира; ему принадлежит право избирать должностных лиц, советников, военачальников и всех других чиновников и исполнителей, а также устанавливать награды, наказания, почести и ранги. Основанием для этих прав и их последствий служат те же соображения, которые мы приводили в предыдущей главе в пользу аналогичных прав и последствий верховной власти, основанной на установлении. Как добиваются отеческого господства. Господство может быть приобретено двояким путем: путем рождения и путем завоевания. Право господства на основе рождения есть право родителя над своими -----141----детьми, а такая власть называется отеческой. Но это право не производится от факта рождения в том смысле, будто родитель имеет господство над своими детьми на том основании, что он родил их, а производится оно из согласия детей, ясно выраженного или тем или иным путем достаточно выявленного. Ибо что касается рождения, то Бог назначил мужчине помощника, и всегда имеются двое, одинаково являющиеся родителями. Если бы господство над детьми обусловливалось актом рождения, то оно должно было принадлежать обоим в одинаковой степени и дети должны были быть подчинены в равной мере обоим, что невозможно, ибо никто не может повиноваться двум господам. А если некоторые приписывали это право лишь мужчине как превосходящему полу, то они в этом ошибались. Ибо не всегда имеется такая разница в силе и благоразумии между мужчиной и женщиной, чтобы это право могло быть установлено без войны. В государствах этот спор решается гражданским законом, и в большинстве случаев (если не всегда) это решение бывает в пользу отца, так как большая часть государств была учреждена отцами, а не матерями семейств. Однако сейчас речь идет о чистом, естественном состоянии, где нет ни законов о браке, ни законов, касающихся воспитания детей, а есть лишь естественные законы и естественная склонность полов друг к другу и к детям. В этом состоянии вопрос о власти над детьми родители или регулируют между собой договором, или совсем не регулируют. Если они заключают на этот счет договор, то право достается тому, кто указан в договоре. Мы знаем из истории, что амазонки заключали с мужчинами соседних стран, к содействию которых они прибегали в целях производства потомства, договор, согласно которому мужское потомство должно было направляться к отцам, а женское оставлено матерям. Таким образом, власть над женским потомством принадлежала у них матери. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 120. Или на основе воспитания. При отсутствии договора власть над детьми должна принадлежать матери. В самом деле, в чистом, естественном состоянии, где нет законов о браке, нельзя узнать, кто является отцом, если нет соответствующего заявления матери; поэтому право господства над детьми зависит от ее воли и, следовательно, является ее правом. Мало того, так как мы видим, что ребенок первое время находится во власти матери, так что она может или кормить его, или подкинуть то, если она его кормит, он обязан своей жизнью матери и поэтому обязан ей повиновением больше, чем кому-либо другому, и, следовательно, ей принадлежит господство над ним. Если же мать подкидывает своего ребенка, а другой его находит и кормит, то господство принад-----142----лежит тому, кто его кормит, ибо ребенок обязан повиноваться тому, кто сохранил ему жизнь. В самом деле, так как сохранение жизни является той целью, ради которой один человек становится подданным другого, то представляется, что всякий человек обещает повиновение тому, в чьей власти спасти или погубить его. Или на основании передачи подданства от одного из родителей другому. Если мать является подданной отца, ребенок находится во власти отца, а если отец — подданный матери (как это бывает, когда королева выходит замуж за кого-нибудь из своих подданных), то ребенок является подданным матери. Если мужчина и женщина, являющиеся монархами разных королевств, имеют ребенка и определяют договором, кто должен иметь господство над ним, то это право приобретается согласно договору. При отсутствии же договора вопрос решается местожительством ребенка, ибо суверен каждой страны имеет господство над всеми, живущими в ней. Тот, кто господствует над детьми, господствует также над детьми этих детей и над детьми детей этих детей. Ибо тот, кто господствует над личностью человека, господствует над всем, что этот человек имеет, без чего господство— пустой титул без всякого реального значения. [...] Г л а в а XXI О свободе подданных Что такое свобода. Свобода означает отсутствие сопротивления (под сопротивлением я разумею внешнее препятствие для движения), и это понятие может быть применено к неразумным созданиям и неодушевленным предметам не в меньшей степени, чем к разумным существам. Ибо если что-либо так связано или окружено, что оно может двигаться лишь внутри» определенного пространства, ограниченного сопротивлением какого-либо внешнего тела, то мы говорим, что это нечто не имеет свободы двигаться дальше. Подобным же образом о живых существах, пока они заперты или сдерживаются стенами или цепями, а также о воде, которая удерживается берегами или посудой и которая иначе разлилась бы по большему пространству, мы обыкновенно говорим, что они не имеют свободы двигаться так, как они двигались бы без этих внешних препятствий. Но если препятствие движению кроется в самом устройстве вещи, например, когда камень находится в покое или когда человек прикован болезнью к постели, тогда только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 121. -----143----мы обычно говорим, что эта вещь лишена не свободы, а способности движения. Что значит быть свободным человеком. Согласно этому собственному и общепринятому смыслу слова, свободный человек — тот, кому ничто не препятствует делать желаемое, поскольку он по своим физическим и умственным способностям в состоянии это сделать. Но если слово «свобода» применяется к вещам, не являющимся телами, то это злоупотребление словом, ибо то, что не обладает способностью движения, не может встречать препятствия. Поэтому когда, к примеру, говорят, что дорога свободна, то имеется в виду свобода не дороги, а тех людей, которые по ней беспрепятственно двигаются. А когда мы говорим «свободный дар», то понимаем под этим не свободу подарка, а свободу дарящего, не принужденного к этому дарению каким-либо законом или договором. Точно так же когда мы свободно говорим, то это свобода не голоса или произношения, а человека, которого никакой закон не обязывает говорить иначе, чем он говорит. Наконец, из употребления слов «свобода воли» можно делать заключение не о свободе воле, желания или склонности, а лишь о свободе человека, которая состоит в том, что он не встречает препятствий к совершению того, к чему его влекут его воля, желание или склонность. [...] Г л а в а XXII О подвластных группах людей, политических и частных Различные виды групп людей. Изложив свой взгляд на возникновение, формы и власть государств, я намерен в ближайшем говорить об их частях. И прежде всего я буду говорить о группах людей, которые сопоставимы со сходными частями, или мускулами, естественного тела. Под группой людей я подразумеваю известное число людей, объединенных общим интересом или общим делом. Одни из этих групп людей называются упорядоченными, другие — неупорядоченными. Упорядоченными называются те, в которых один человек или собрание людей выступают в качестве представителей всей группы. Все другие группы называются неупорядоченными. Из упорядоченных групп некоторые абсолютны и независимы, будучи подвластны лишь своим представителям. Таковы лишь государства, о чем я уже говорил в предшествующих пяти главах. Другие зависимы, т.е. подвластны какой-нибудь верховной власти, подданными которой являются как каждый член этих групп, так и их представители. -----144----Из подвластных групп некоторые являются политическими, другие — частными. Политическими (иначе называемыми политическими телами и юридическими лицами} являются те группы людей, которые образованы на основании полномочий, данных им верховной властью государства. Частными являются те, которые установлены самими подданными или образованы на основании полномочий, данных чужеземной властью. Ибо все, что в государстве образовано на основании полномочий, данных иностранной верховной властью, не может иметь публично-правового характера, а имеет лишь частный характер. Из частных групп одни законны, другие противозаконны. Законны те, которые допущены государством, все другие противозаконны. Неупорядоченными называются те группы, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 122. которые, не имея никакого представительства, являются лишь скоплением людей. Если оно не запрещено государством и не имеет дурных целей (как, например, стечение народа на базарах, на публичных зрелищах или по какому-нибудь другому невинному поводу), то оно законно. Если же намерения дурны или (в случае значительного числа людей) не известны, то оно противозаконно. Во всех политических телах власть представителей ограничена. В политических телах власть представителей всегда ограничена, причем границы ей предписываются верховной властью, ибо неограниченная власть есть абсолютный суверенитет. И в каждом государстве суверен является абсолютным представителем всех подданных. Поэтому всякий другой может быть представителем части этих подданных лишь в той мере, в какой это разрешается сувереном. Но разрешить политическому телу подданных иметь абсолютное представительство всех его интересов и стремлений значило бы уступить соответствующую часть власти государства и разделить верховную власть, что противоречило бы целям водворения мира среди подданных и их защиты. Такого намерения нельзя предположить у суверена при каком бы то ни было акте пожалования, если суверен одновременно с этим ясно и определенно не освобождает указанной части подданных от их подданства. Ибо высказывание суверена не является знаком его воли, когда другое высказывание является знаком противоположного. Это высказывание является скорее знаком заблуждения и недоразумения, которым слишком подвержен весь человеческий род. Познание границ власти, данной представителям политического тела, может быть почерпнуто из двух источников. Первый — это грамота, данная сувереном, второй — закон государства. -----145----Из грамоты. В самом деле, хотя при установлении и приобретении государства не требуется никакой грамоты, ибо государства независимы и власть представителя государства не имеет никаких других границ, кроме тех, которые установлены неписаными естественными законами, однако в подвластных телах требуется столько разнообразных ограничений в отношении круга их задач, места и времени, что их нельзя запомнить без писаной грамоты и нельзя познать без такой жалованной грамоты, которую могли бы читать те, которым это ведать надлежит, и которая одновременно с этим была бы скреплена или удостоверена печатью или другими обычными знаками высочайшего одобрения. И из законов. И так как такие границы не всегда легко и даже не всегда возможно установить в грамоте, то обычные законы, общие для всех подданных, должны определить, что может законным образом делать представитель во всех тех случаях, о которых умалчивает грамота. Если представитель один человек, то его недозволенные действия являются его собственными. И поэтому если один представитель политического тела совершит что-либо в качестве представителя, что не дозволено ни грамотами, ни законами, то это является его собственным актом, а не актом всего тела или какого-нибудь другого его члена помимо него. Ибо за пределами, очерченными грамотами или законами, он не представляет никого, кроме своей личности. Но то, что он совершает в соответствии с грамотами и законами, является действием каждого члена политического тела, ибо за каждый акт суверена ответственным является любой подданный, так как суверен является неограниченным уполномоченным только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 123. своих подданных, а акт того, кто не отступает от грамоты суверена, является актом суверена, и посему ответственность за него ложится на каждого члена тела. Если представителем является собрание, то его действия являются действиями только тех, кто их санкционировал. Если же представителем является общее собрание, то всякое постановление этого собрания, противоречащее грамотам или законам, является актом этого собрания, или политического тела, а также актом каждого члена этого собрания, который своим голосом способствовал принятию постановления, но оно не является актом такого члена собрания, который, присутствуя на собрании, голосовал против или отсутствовал, если только ни не голосовал за при посредстве доверенного лица. Постановление является актом собрания, ибо оно принято большинством голосов, и, гели это постановление преступно, собрание может быть подвергнуто наказанию, соответствующему его искусственному характеру. Оно -----146----может быть, например, распущено, или лишено грамоты (что для таких искусственных и фиктивных тел есть смертная казнь), или (если собрание имеет общий капитал) подвергнуто денежному штрафу. Ибо физическому наказанию политическое тело не может быть подвергнуто по самой своей природе. Члены же собрания, не подавшие своего голоса за, не виновны, потому что собрание не может никого представлять в делах, недозволенных его грамотой, и, следовательно, постановление собрания не может быть вменено им в вину. [...] Тайные интриги. Если верховная власть принадлежит многочисленному собранию и несколько членов этого собрания, не имея на то полномочий, подговаривают часть собрания захватить в свои руки руководство остальными, то это крамола и преступный заговор, ибо это злостное развращение собрания в своих личных интересах. Но если тот, чье частное дело обсуждается и решается в собрании, старается расположить в свою пользу возможно больше членов его, то он не совершает никакого преступления, ибо в этом случае он не является частью собрания. И если даже он располагает членов собрания в свою пользу подкупом, то это все же не является преступлением (если только это не запрещено определенным законом). Ибо иногда (таковы уж нравы людей) невозможно добиться справедливости без подкупа, и каждый человек может считать свое дело правым до тех пор, пока оно не слушалось и не решалось в суде. Междоусобицы. Если частное лицо в государстве содержит больше слуг, чем это требуется для управления его состоянием и для того законного дела, ради которого он их применяет, то это заговор и преступление. Ибо, пользуясь защитой государства, подданный не нуждается в защите собственной силой. И так как у народов не вполне цивилизованных многочисленные семьи жили в непрерывной вражде и нападали друг на друга с помощью собственной челяди, то отсюда достаточно очевидно, что они совершали преступления или же что у них не было государства. Заговоры. Как заговоры в пользу родственников, так и заговоры в пользу господства той или другой религии (например, заговоры папистов, протестантов и т.п.) или заговоры сословий (например, заговоры патрициев и плебеев в Древнем Риме и аристократических и демократических партий в Древней Греции) незаконны, ибо все такие заговоры противоречат интересам мира и безопасности народа и вырывают меч из рук суверена. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 124. -----147----Скопление народа является неупорядоченной группой людей, законность или незаконность которой зависит от повода к скоплению и от числа собравшихся. Если повод законен и явен, скопление законно. Таково, например, обычное скопление народа в церкви или на публичных зрелищах, если число собравшихся не выходит из обычных рамок, ибо, если число собравшихся слишком велико, повод неясен, и, следовательно, всякий, кто не может дать подробного и ясного отчета о мотивах своего пребывания в толпе, должен считаться преследующим противозаконные и мятежные цели. Можно считать вполне законным для тысячи человек составить общую петицию, которая должна быть представлена судье или должностному лицу, однако если тысяча человек пойдет подавать ее, то это уже мятежное сборище, ибо для этой цели достаточно одного или двух человек. Однако в подобных случаях собрание делается незаконным вследствие не какого-нибудь установленного числа собравшихся, а вследствие такого их числа, которое представители власти не способны укротить или передать в руки правосудия. [...] Печатается по: Гоббс Т. Сочинения: В 2 т. М., 1991. Т. 2. С. 129— 133, 144, 154—157, 163, 164, 173—176, 184, 185. ЛОКК Дж. Два трактата о правлении Книга вторая Г л а в а II О естественном состоянии [...] 4. Для правильного понимания политической власти и определения источника ее возникновения мы должны рассмотреть, в каком естественном состоянии находятся все люди, а это — состояние полной свободы в отношении их действий и в отношении распоряжения гноим имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для себя в границах закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо другого лица и не завися от чьей-либо воли. Это также состояние равенства, при котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными, — никто не имеет больше другого. Нет ничего более очевидного, чем то, что существа одной и той же породы и вида, при своем рождении без различия получая одинаковые природные преимущества и используя одни и те же способности, долж-----148----ны также быть равными между собой без какого-либо подчинения или подавления, если только господь и владыка их всех каким-либо явным проявлением своей воли не поставит одного над другим и не облечет его посредством явного и определенного назначения бесспорным правом на господство и верховную власть. Г л а в а III только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 125. О состоянии войны 16. Состояние войны есть состояние вражды и разрушения. И следовательно, сообщая словом или действием не об опрометчивом и поспешно принятом, но о продуманном и твердом решении лишить жизни другого человека, сделавший это вовлекает себя в состояние войны с тем, в отношении кого он заявил о подобном намерении, и, таким образом, подвергает свою собственную жизнь опасности со стороны другого или всякого, кто будет помогать тому защищаться и примет его сторону. Вполне здраво и справедливо, чтобы я обладал правом уничтожить то, что угрожает мне уничтожением. Ибо по основному закону природы нужно стремиться оберегать человека насколько возможно; когда нельзя уберечь всех, то необходимо в первую очередь думать о безопасности невинных. И человек может уничтожить того, кто с ним воюет или проявляет враждебность по отношению к нему и является угрозой для его существования, по той же причине, по которой он может убить волка или льва; ведь люди эти не связаны узами общего закона разума, ими руководят только сила и насилие, и, следовательно, их можно рассматривать как хищных зверей, как опасных и вредных существ, которые несомненно уничтожат человека, как только он окажется в их власти. 17. Отсюда следует, что тот, кто пытается полностью подчинить другого человека своей власти, тем самым вовлекает себя в состояние войны с ним; это следует понимать как объявление об умысле против его жизни. Ибо у меня имеется основание заключить, что тот, кто хочет подчинить меня своей власти без моего согласия, будет поступать со мной, добившись своего, как ему заблагорассудится, и может даже уничтожить меня, если у него будет такая прихоть; ведь никто не может желать иметь меня в своей неограниченной власти, если только он не собирается принудить меня силой к тому, что противоречит праву моей свободы, т.е. сделать меня рабом. Быть свободным от подобной силы является единственным залогом моего сохранения; и разум побуждает меня смотреть на него как на врага моей безопасности, кото-----149----рый стремится отнять у меня свободу, обеспечивающую ее; таким образом, тот, кто пытается поработить меня, тем самым ставит себя и состояние войны со мной. Того, кто в естественном состоянии пожелал бы отнять свободу, которой обладает всякий в этом состоянии, по необходимости следует считать умышляющим отнять и все остальное, поскольку свобода является основанием всего остального. Подобным же образом того, кто в общественном состоянии пожелал бы отнять свободу, принадлежащую членам этого общества или государства, следует подозревать в умысле отнять у них и все остальное и, таким образом, считать находящимися в состоянии войны. Г л а в а VIII О возникновении политических обществ 95. Поскольку люди являются, как уже говорилось, по природе свободными, равными и независимыми, то никто не может быть выведен из этого состояния и подчинен политической власти другого без своего собственного согласия. Единственный путь, посредством которого кто-либо отказывается от своей естественной свободы и надевает на себя узы гражданского общества, — это соглашение с другими людьми об объединении в только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 126. сообщество для того, чтобы удобно, благополучно и мирно совместно жить, спокойно пользуясь своей собственностью и находясь в большей безопасности, чем кто-либо не являющийся членом общества. Это может сделать любое число людей, поскольку здесь нет ущерба для свободы остальных людей, которые, как и прежде, остаются в естественном состоянии свободы. Когда какое-либо число людей таким образом согласилось создать сообщество или государство, то они тем самым уже объединены и составляют единый политический организм, в котором большинство имеет право действовать и решать за остальных. 96. Ведь когда какое-либо число людей создало с согласия каждого отдельного лица сообщество, то они тем самым сделали это сообщество единым организмом, обладающим правом выступать как единый организм, что может происходить только по воле и решению большинства. Ведь то, что приводит в действие какое-либо сообщество, есть лишь согласие составляющих его лиц, а поскольку то, что является единым целым, должно двигаться в одном направлении, то необходимо, чтобы это целое двигалось туда, куда его влечет большая сила, которую составляет согласие большинства: в противном случае оно не в состоянии выступать как единое целое или продолжать оставаться еди-----150----ным целым, единым сообществом, как на то согласились все объединенные в него отдельные лица; и, таким образом, каждый благодаря этому согласию обязан подчиняться большинству. И вот почему мы видим, что в законодательных собраниях, облеченных властью силою положительных законов, в тех случаях, когда в положительном законе, который облек их властью, не указано число, действие большинства считается действием целого и, разумеется, определяет силу целого, которой по закону природы и разума оно обладает. 97. И таким образом, каждый человек, согласившись вместе с другими составить единый политический организм, подвластный одному правительству, берет на себя перед каждым членом этого сообщества обязательство подчиняться решению большинства и считать его окончательным; в противном же случае этот первоначальный договор, посредством которого он вместе с другими вступил в одно общество, не будет что-либо значить и вообще не будет договором, если этот человек останется свободным и не будет иметь никаких иных уз, кроме тех, которые он имел. находясь в естественном состоянии. Ведь как тогда будет выглядеть любой договор? Какое это будет новое обязательство, если человек будет связан любыми постановлениями общества лишь постольку, поскольку он сам это считает удобным и дал на это свое согласие? Ведь тогда он будет все еще пользоваться такой же свободой, какой он пользовался до этого договора или какой пользуется человек, находящийся в естественном состоянии, который может побудить себя и согласиться на любые действия, если он считает их подходящими для себя. Г л а в а IX О целях политического общества и правления 123. Если человек в естественном состоянии так свободен, как об этом говорилось, если он абсолютный господин своей собственной личности и владений, равный самым великим людям и никому не подчиненный, то почему расстается он со своей свободой, почему отказывается он от этой империи и подчиняет себя власти и руководству какой-то другой силы? На это напрашивается самый очевидный ответ, что хотя в естественном состоянии он только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 127. обладает подобным правом, но все же пользование им весьма ненадежно и ему постоянно угрожает посягательство других. Ведь, поскольку все являются властителями в такой же степени, как и он сам, поскольку каждый человек ему равен, а большая часть людей не особенно строго соблюдает равенство и справедли-----151----ность, постольку пользование собственностью, которую он имеет в этом состоянии, весьма небезопасно, весьма ненадежно. Это побуждает его с готовностью отказаться от такого состояния, которое хотя и является свободным, но полно страхов и непрерывных опасений; и не без причины он разыскивает и готов присоединиться к обществу тех, кто уже объединился или собирается объединиться ради взаимного сохранения своих жизней, свобод и владений, что я называю общим именем «собственность». 124. Поэтому-то великой и главной целью объединения людей в государства и передачи ими себя под власть правительства является сохранение их собственности. А для этого в естественном состоянии не хватает многого. Во-первых, не хватает установленного, определенного, известного закона, который был бы признан и допущен по общему согласию в качестве нормы справедливости и несправедливости и служил бы тем общим мерилом, при помощи которого разрешались бы между ними все споры. Ведь хотя закон природы ясен и понятен всем разумным существам, однако люди руководствуются своими интересами, к тому же они «то не знают, так как не изучали, и поэтому не склонны признавать его в качестве закона, обязательного для них в применении к их конкретным делам. 125. Во-вторых, в естественном состоянии не хватает знающего и беспристрастного судьи, который обладал бы властью разрешать псе затруднения в соответствии с установленным законом. Ибо каждый в этом состоянии является одновременно и судьей, и исполнителем закона природы, а люди пристрастны к себе, и страсть и месть очень даже могут завести их слишком далеко и заставить проявить слишком большую горячность в тех случаях, когда дело касается их самих; точно так же небрежность и безразличие могут сделать их слишком невнимательными к делам других людей. 126. В-третьих, в естественном состоянии часто недостает силы, которая могла бы подкрепить и поддержать справедливый приговор и привести его в исполнение. Те, кто совершает какую-либо несправедливость, вряд ли удержатся оттого, чтобы силой настоять на своем, когда они в состоянии это сделать; подобное сопротивление часто делает наказание опасным и нередко гибельным для тех, кто пытается его осуществить. 127. Таким образом, люди, несмотря на все преимущества естественного состояния, находятся в скверных условиях, пока они в нем пре-----152----бывают, и быстро вовлекаются в общество. Вот почему получается так, что мы редко видим, чтобы какое-либо количество людей сколько-нибудь длительное время жило вместе в этом состоянии. Неудобства, которым они при этом подвергаются в результате беспорядочного и ненадлежащего применения власти, которой обладает каждый человек для наказания только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 128. проступков других, вынуждают их искать убежища под сенью установленных правительством законов, и здесь они стремятся найти сохранение своей собственности. Именно это побуждает их столь охотно отказываться от того индивидуального права на наказание, которым обладает каждый, для того чтобы оно осуществлялось только тем из них, кто будет назначен на это, и посредством тех законов, о которых согласятся сообщество или уполномоченные на то лица. И вот это-то является первоначальным правом и источником как законодательной, так и исполнительной власти, а равно и самих правительств и обществ. 128. Ведь в естественном состоянии, не говоря о свободе, которой человек обладает для невинных развлечений, он обладает двумя видами власти. Во-первых, это власть делать то, что он считает необходимым для сохранения себя и других в рамках закона природы. По этому закону, общему для всех, он и все остальное человечество представляют собой одно сообщество, составляют единое общество, отличное от всех других творений. И если бы не разложение и порочность выродившихся людей, то не требовалось бы никакого другого; не было бы необходимости, чтобы люди отделялись от этого великого и естественного сообщества и посредством положительных соглашений составляли ряд меньших отдельных объединений. Другая власть, которой обладает человек в естественном состоянии, — это власть наказывать за преступления, совершенные против данного закона. От обоих этих видов власти он отказывается, когда присоединяется к частному, если я могу так выразиться, или отдельному политическому обществу и вступает в какое-либо государство, отделенное от остального человечества. 129. От первой власти, viz. совершать все, что он считает необходимым для сохранения себя и остальной части человечества, он отказывается ради того, чтобы это регулировалось законами, созданными обществом, в той мере, в какой этого потребует сохранение его самого и остальной части этого общества; а эти законы общества -----153----во многих отношениях ограничивают ту свободу, которую он имел по закону природы. 130. Во-вторых, от власти наказывать он отказывается полностью и употребляет свою естественную силу (которую он до того мог использовать для исполнения закона природы по своему собственному единоличному решению, когда считал это необходимым) для оказания помощи исполнительной власти общества в той мере, в какой этого потребует закон. Ведь, находясь теперь в новом состоянии, в котором он будет пользоваться многими благами благодаря труду, помощи и обществу других членов того же сообщества, равно как и защитой всей его силы, он должен также расстаться в такой же мере со своей естественной свободой ради обеспечения себя, в какой этого потребует благо, процветание и безопасность общества; это не только необходимо, но и справедливо, поскольку остальные члены общества поступают подобным же образом. 131. Но хотя люди, когда они вступают в общество, отказываются от равенства, свободы и исполнительной власти, которыми они обладали в естественном состоянии, и передают их в руки общества, с тем чтобы в дальнейшем этим располагала законодательная власть в той мере, в какой этого будет требовать благо общества, все же это делается каждым лишь с только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 129. намерением как можно лучше сохранить себя, свою свободу и собственность (ведь нельзя предполагать, чтобы какое-либо разумное существо сознательно изменило свое состояние на худшее). Власть общества или созданного людьми законодательного органа никогда не может простираться далее, нежели это необходимо для общего блага; эта власть обязана охранять собственность каждого, не допуская тех трех неудобств, о которых говорилось выше и которые делали естественное состояние столь небезопасным и ненадежным. И кто бы ни обладал законодательной или верховной властью в любом государстве, он обязан править согласно установленным постоянным законам, провозглашенным народом и известным народу, а не путем импровизированных указов; править с помощью беспристрастных и справедливых судей, которые должны разрешать споры посредством этих законов, и применять силу сообщества в стране только при выполнении таких законов, а за рубежом — для предотвращения вреда или для получения возмещения за него и для охраны сообщества от вторжений и захватов. И все это должно осуществляться ни для какой иной цели, но только в интересах мира, безопасности и общественного блага народа. -----154----Глава Х О формах государства 132. Поскольку с момента объединения людей в общество большинство обладало, как было показано, всей властью сообщества, то оно могло употреблять всю эту власть для создания время от времени законов для сообщества и для осуществления этих законов назначенными им должностными лицами; в этом случае форма правления будет представлять собой совершенную демократию; или же оно может передать законодательную власть в руки нескольких избранных лиц и их наследников или преемников, и тогда это будет олигархия; или же в руки одного лица, и тогда это будет монархия; если в руки его и его наследников, то это наследственная монархия; если же власть передана ему только пожизненно, а после его смерти право назначить преемника возвращается к большинству, то это выборная монархия. И в соответствии с этим сообщество может устанавливать сложные и смешанные формы правления и в зависимости от того, что оно считает лучшим. И если законодательная власть первоначально была передана большинством, одному или нескольким лицам лишь пожизненно или на какое-то ограниченное время, а затем верховная власть снова должна была вернуться к большинству, то, когда это происходило, сообщество могло снова передать ее в какие ему угодно руки и, таким образом, создать новую форму правления. Ибо форма правления зависит от того, у кого находится верховная власть, которая является законодательной (невозможно предположить, чтобы низшая власть предписывала высшей или чтобы кто бы то ни было, кроме верховной власти, издавал законы); в соответствии с этим форма государства определяется тем, у кого находится законодательная власть. 133. Под, государством я все время подразумеваю не демократию или какую-либо иную форму правления, но любое независимое сообщество (any independent community), которое латиняне обозначили словом «civitas»; этому слову в нашем языке лучше всего соответствует слово «государство» (commonwealth), оно более точно выражает понятие, обозначающее такое общество людей, а английские слова «община» (community) или «город» (citty) его не выражают, ибо в государстве могут быть подчиненные общины, а слово «город» у нас имеет совершенно иное значение, чем «государство». [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 130. Печатается по: Локк Дж. Сочинения: В 3 т. М., 1988. Т. 3. С. 263, 264, 270—272, 317, 318, 334—338. -----155----МОНТЕСКЬЕ Ш.Л. О духе законов Книга вторая. О ЗАКОНАХ, ВЫТЕКАЮЩИХ НЕПОСРЕДСТВЕННО ИЗ ПРИРОДЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА Глава 1 О природе трех различных образов правления Есть три образа правления: республиканский, монархический и деспотический. Чтобы обнаружить их природу, достаточно и тех представлений, которые имеют о них даже наименее осведомленные люди. Я предполагаю три определения или, вернее, три факта: «Республиканское правление — это то, при котором верховная власть находится в руках или всего народа, или части его; монархическое — при котором управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов; между тем как в деспотическом все вне всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица». Вот что я называю природой правления. Предстоит рассмотреть, каковы законы, непосредственно вытекающие из этой природы и, стало быть, имеющие значение основных краеугольных законов. Г л а в а VIII О том, что честь не есть принцип деспотических государств Сверх того, так как честь имеет свои законы и правила, от соблюдения которых она не может уклониться, так как она зависит от своих собственных прихотей, а не от чужих, то по всему этому она может иметь место лишь в государствах с определенным устройством и твердыми законами. Может ли деспот потерпеть ее в своем государстве? Она полагает гною славу в презрении к жизни, а вся сила деспота только в том, что он может лишать жизни. Как она сама могла бы стерпеть деспота? У нее есть неуклонные правила и неприкосновенные прихоти, а деспот не имеет никаких правил и не признает никаких прихотей, кроме своих собственных. Честь, неведомая в деспотических государствах, где часто нет даже и слова для ее обозначения, господствует в монархиях; там она вносит жизнь во все: в политический организм, в законы и даже в добродетели. -----156----Г л а в а IX только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 131. О принципе деспотического правления Как для республики нужна добродетель, а для монархии честь, так для деспотического правительства нужен страх. В добродетели оно не нуждается, а честь была бы для него опасна. Безграничная власть государя переходит здесь целиком к тем, кому он ее поручает. Люди .с большим самоуважением могли бы затевать в таком государстве революции, поэтому надо задавить страхом всякое мужество в людях и погасить в них малейшую искру честолюбия. Правительство умеренное может по желанию и без опасности для себя ослабить бразды правления: оно держится собственною силою и силою законов. Но если в деспотическом государстве государь хотя бы на мгновение опустит угрожающую руку, если он не может без замедления уничтожать лиц, занимающих первые места в государстве, то все пропало, так как страх — единственное движущее начало этого образа правления — исчез и у народа нет более защитника. [...] Глава Х Различие в характере повиновения в умеренных и деспотических государствах В умеренной монархии верховная власть ограничивается тем, что составляет ее движущее начало, я хочу сказать — честью, которая, как монарх, господствует там над государем и народом. Там ссылаются не на требования религии — придворный счел бы это смешным, — а на правила чести. Отсюда происходят необходимые видоизменения в характере повиновения: понятию чести свойственны различные причуды, и все они отражаются на повиновении. Но хотя в этих двух видах правления характер повиновения неодинаков, тем не менее у них одна и та же верховная власть. Куда бы ни обратил свой взор государь, он всюду заставляет чашу весов склониться на свою сторону и ему повинуются. Все же различие тут в том, что в монархиях государи — люди более просвещенные и министры их несравненно искуснее и опытнее в делах правления, чем в деспотическом государстве. Г л а в а XI Размышления обо всем этом Таковы принципы трех видов правления. Это не значит, что в такой-то республике люди добродетельны, но это значит, что они должны быть -----157----тиковыми. Из этого не следует также, что в таком-то монархическом государстве господствует честь, а в таком-то деспотическом — страх; из этого следует лишь, что так должно быть, ибо иначе эти государства не будут совершенными. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 132. Печатается по: Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 169—173, 178—187. РУССО Ж.Ж. Об общественном договоре, или принципы политического права Книга I Г л а в а VIII О гражданском состоянии [...] Переход от состояния естественного к состоянию гражданскому производит в человеке весьма приметную перемену, заменяя в его поведении инстинкт справедливостью и придавая его действиям тот нравственный характер, которого они ранее были лишены. Только тогда, когда голос долга сменяет плотские побуждения, а право — желание, человек, который до сих пор считался только с самим собою, оказывается вынужденным действовать сообразно другим принципам и советоваться с разумом, прежде чем следовать своим склонностям. Хотя он и нищает себя в этом состоянии многих преимуществ, полученных им от природы, он вознаграждается весьма значительными другими преимуществами; его способности упражняются и развиваются, его представления расширяются, его чувства облагораживаются и вся его душа возвышается до такой степени, что если бы заблуждения этого нового состояния не низводили часто человека до состояния еще более низкого, чем то, из которого он вышел, то он должен был бы непрестанно благословлять тот счастливый миг, который навсегда вырвал его оттуда и который из тупого и ограниченного животного создал разумное существо — человека. Сведем весь этот итог к легко сравнимым между собой положениям. IIо Общественному договору, человек теряет свою естественную свободу и неограниченное право на то, что его прельщает и чем он может завладеть; приобретает же он свободу гражданскую и право собственности на все то, чем обладает. Чтобы не ошибиться в определении этого -----158----возмещения, надо точно различать естественную свободу, границами которой является лишь физическая сила индивидуума, и свободу гражданскую, которая ограничена общей волей, а также различать обладание, представляющее собой лишь результат применения силы или право того, кто пришел первым, и собственность, которая может основываться лишь на законном документе. К тому, что уже сказано о приобретениях человека в гражданском состоянии, можно было бы добавить моральную свободу, которая одна делает человека действительным хозяином самому себе; ибо поступать лишь под воздействием своего желания есть рабство, а подчиняться закону, который ты сам для себя установил, есть свобода. [...] Книга II Г л а в а IV только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 133. О границах верховной власти суверена Если Государство, или Гражданская община, — это не что иное, как условная личность, жизнь которой заключается в союзе ее членов, и если самой важной из забот ее является забота о самосохранении, то ей нужна сила всеобщая и побудительная, дабы двигать и управлять каждою частью наиболее удобным для целого способом. Подобно тому как природа наделяет каждого человека неограниченной властью над всеми членами его тела, общественное соглашение дает Политическому организму неограниченную власть над всеми его членами, и вот эта власть, направляемая общею волей, носит, как я сказал, имя суверенитета. Но, кроме общества как лица юридического, мы должны принимать в соображение и составляющих его частных лиц, чья жизнь и свобода, естественно, от него независимы. [...] Все то, чем гражданин может служить Государству, он должен сделать тотчас же, как только суверен этого потребует, но суверен со своей стороны не может налагать на подданных узы, бесполезные для общины; он не может даже желать этого, ибо как в силу закона разума, так и в силу закона естественного ничто не совершается без причины. Обязательства, связывающие нас с Общественным организмом, непреложны лишь потому, что они взаимны, и природа их такова, что, выполняя их, нельзя действовать на пользу другим, не действуя также на пользу себе. Почему общая воля всегда направлена прямо к одной цели и почему все люди постоянно желают счастья каждого из них, если не потому, что нет никого, кто не относил бы этого слова «каждый» на -----159----свой счет и кто не думал бы о себе, голосуя в интересах всех? Это доказывает, что равенство в правах и порождаемое им представление о справедливости вытекает из предпочтения, которое каждый оказывает Самому себе и, следовательно, из самой природы человека; что общая воля для того, чтобы она была поистине таковой, должна быть общей как по своей цели, так и по своей сущности; что она должна исходить от всех, чтобы относиться ко всем, и что она теряет присущее ей от природы верное направление, если устремлена к какой-либо индивидуальной и строго ограниченной цели, ибо тогда, поскольку мы выносим решение о том, что является для нас посторонним, нами уже не руководит никакой истинный принцип равенства. В самом деле, как только речь заходит о каком-либо факте или частном праве на что-либо, не предусмотренном общим и предшествующим соглашением, то дело становится спорным. Это — процесс, в котором заинтересованные частные лица составляют одну из сторон, а весь народ — другую, но в котором я не вижу ни закона, коему надлежит следовать, ни судьи, который должен вынести решение. Смешно было бы тогда ссылаться на особо по этому поводу принятое решение общей воли, которое может представлять собою лишь решение, принятое Одной из сторон и которое, следовательно, для другой стороны является только волею постороннею, частною, доведенною в этом случае до несправедливости и подверженной заблуждениям. Поэтому, подобно тому, как частная воля не может представлять волю общую, так и общая воля в свою очередь изменяет свою природу, если она направлена к частной цели, и не может, как общая, выносить решение ни в отношении какого-нибудь человека, ни в отношении какого-нибудь факта. Когда народ Афин, например, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 134. нарицал или смещал своих правителей, воздавал почести одному, налагал наказания на другого и посредством множества частных декретов осуществлял все без исключения действия Правительства, народ не имел уже тогда общей воли в собственном смысле этих слов. [...] Исходя из этого, надо признать, что волю делает общею не столько число голосов, сколько общий интерес, объединяющий голосующих, нею при такого рода устроении каждый по необходимости подчиняется условиям, которые он делает обязательными для других: тут замечательно согласуются выгода и справедливость, что придает решениям по делам, касающимся всех, черты равенства, которое тотчас же исчезает при разбирательстве любого частного дела в виду отсутствия здесь того -----160----общего интереса, который объединял и отождествлял бы правила судьи с правилами тяжущейся стороны. С какой бы стороны мы ни восходили к основному принципу, мы всегда придем к одному и тому же заключению, именно: общественное соглашение устанавливает между гражданами такого рода равенство, при котором все они принимают на себя обязательства на одних и тех же условиях и все должны пользоваться одинаковыми правами. Таким образом, по самой природе этого соглашения, всякий акт суверенитета, т.е. всякий подлинный акт общей воли, налагает обязательства на всех граждан или дает преимущества всем в равной мере; так что суверен знает лишь Нацию как целое и не различает ни одного из тех, кто ее составляет. Что же, собственно, такое акт суверенитета? Это не соглашение высшего с низшим, но соглашение Целого с каждым из его членов; соглашение законное, ибо оно имеет основою Общественный договор; справедливое, ибо оно общее для всех; полезное, так как оно не может иметь иной цели, кроме общего блага; и прочное, так как поручителем за него выступает вся сила общества и высшая власть. До тех пор пока подданные подчиняются только такого рода соглашениям, они не подчиняются никому, кроме своей собственной воли; и спрашивать, каковы пределы прав соответственно суверена и граждан, это значит спрашивать, до какого предела простираются обязательства, которые эти последние могут брать по отношению к самим себе — каждый в отношении всех и все в отношении каждого из них. Из этого следует, что верховная власть, какой бы неограниченной, священной, неприкосновенной она ни была, не переступает и не может переступать границ общих соглашений и что каждый человек может всецело распоряжаться тем, что ему эти соглашения предоставили из его имущества и его свободы; так что суверен никак не вправе наложить на одного из подданных большее бремя, чем на другого. Ибо тогда спор между ними приобретает частный характер и поэтому власть суверена здесь более не компетентна. Раз мы допустили эти различия, в высшей степени неверно было бы утверждать, что Общественный договор требует в действительности от частных лиц отказа от чего-либо; положение последних в результате действия этого договора становится на деле более предпочтительным, чем то, в котором они находились ранее, так как они не отчуждают чтолибо, но совершают лишь выгодный для них обмен образа жизни неопределенного и подверженного случайностям на другой — лучший и более надежный; естественной только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 135. независимости — на свободу; возможности вредить другим — на собственную безопасность; и своей силы, -----161----которую другие могли бы превзойти, — на право, которое объединение в обществе делает неодолимым. Сама их жизнь, которую они доверили Государству, постоянно им защищается, и если они рискуют ею во имя его защиты, то разве делают они этим что-либо иное, как не отдают ему то, что от него получили? Что же они делают такого, чего не делали еще чаще и притом с большей опасностью, в естественном состоянии, если, вступая в неизбежные схватки, будут защищать с опасностью для своей жизни то, что служит им для ее сохранения? Верно, что все должны сражаться, если это необходимо, за отечество, но зато никто не должен Никогда сражаться за самого себя. И разве мы не выигрываем, подверглись ради того, что обеспечивает нам безопасность, части того риска, которому нам обязательно пришлось бы подвергнуться ради нас самих, как только мы лишились бы этой безопасности? Г л а в а VI О законе Общественным соглашением мы дали Политическому организму Существование и жизнь; сейчас речь идет о том, чтобы при помощи законодательства сообщить ему движение и наделить волей. Ибо первоначальный акт, посредством которого этот организм образуется и становится единым, не определяет еще ничего из того, что он должен делать, чтобы себя сохранить. |...] Несомненно, существует всеобщая справедливость, исходящая лишь от разума, но эта справедливость, чтобы быть принятой нами, должна быть взаимной. Если рассматривать вещи с человеческой точки зрения, то при отсутствии естественной санкции законы справедливости бессильны между людьми; они приносят благо лишь бесчестному и несчастье — праведному, если этот последний соблюдает их в отношениях со всеми, а никто не соблюдает их в своих отношениях с ним. Необходимы, следовательно, соглашения и законы, чтобы объединить права и обязанности и вернуть справедливость к ее предмету. В естественном состоянии, где все общее, я ничем не обязан тем, кому я ничего не обещал; я признаю чужим лишь то, что мне не нужно. Совсем не так в гражданском состоянии, где все права определены Законом. [...] Я уже сказал, что общая воля не может высказаться по поводу предмета частного. В самом деле, этот частный предмет находится либо в Государстве, либо вне его. Если он вне Государства, то посторонняя ему воля вовсе не является общей по отношению к нему; а если этот предмет находится в Государстве, то он составляет часть Государства: тогда междy целым и частью устанавливается такое отношение, которое пре-----162----вращает их в два отдельных существа; одно — это часть, а целое без части — другое. Но целое минус часть вовсе не есть целое; и пока такое отношение существует, нет более целого, а есть две неравные части; из чего следует, что воля одной из них вовсе не является общею по отношению к другой. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 136. Но когда весь народ выносит решение, касающееся всего народа, он рассматривает лишь самого себя, и если тогда образуется отношение, то это — отношение целого предмета, рассматриваемого с одной точки зрения, к целому же предмету, рассматриваемому с другой точки зрения, — без какого-либо разделения этого целого. Тогда сущность того, о чем выносится решение, имеет общий характер так же, как и воля, выносящая это решение. Этот именно акт я и называю Законом. Когда я говорю, что предмет законов всегда имеет общий характер, я разумею под этим, что Закон рассматривает подданных как целое, а действия — как отвлеченные, но никогда не рассматривает человека как индивидуум или отдельный поступок. Таким образом. Закон вполне может установить, что будут существовать привилегии, но он не может предоставить таковые никакому определенному лицу; Закон может создать несколько классов граждан, может даже установить те качества, которые дадут право принадлежать к каждому из этих классов; но он не может конкретно указать, что такие-то и такие-то лица будут включены в тот или иной из этих классов; он может установить королевское Правление и сделать корону наследственной; но он не может ни избирать короля, ни провозглашать какую-либо семью царствующей, — словом, всякое действие, объект которого носит индивидуальный характер, не относится к законодательной власти. Уяснив себе это, мы сразу же поймем, что теперь излишне спрашивать о том, кому надлежит создавать законы, ибо они суть акты общей воли; и о том, стоит ли государь выше законов, ибо он член Государства; и о том, может ли Закон быть несправедливым, ибо никто не бывает несправедлив по отношению к самому себе; и о том, как можно быть свободным и подчиняться законам, ибо они суть лишь записи изъявлений нашей воли. И еще из этого видно, что раз в Законе должны сочетаться всеобщий характер воли и таковой же ее предмета, то все распоряжения, которые самовластно делает какой-либо частный человек, кем бы он ни был, никоим образом законами не являются. Даже то, что приказывает суверен по частному поводу, — это тоже не закон, а декрет, и не акт суверенитета, а акт регистратуры. [...] -----163----Законы, собственно, — это лишь условия гражданской ассоциации. Народ, повинующийся законам, должен быть их творцом: лишь тем, кто вступает в ассоциацию, положено определять условия общежития. Но Как они их определят? Сделают это с общего согласия, следуя внезапному вдохновению? Есть ли у Политического организма орган для выражения его воли? Кто сообщит ему предусмотрительность, необходимую, чтобы проявления его воли превратить в акты и заранее их обнародовать? Как иначе провозгласит он их в нужный момент? Как может слепая толпа, которая часто не знает, чего она хочет, ибо она редко знает, что ей на пользу, сама совершить столь великое и столь трудное дело, как создание системы законов? Сам по себе народ всегда хочет блага, но сам он не всегда видит, в чем оно. Общая воля всегда направлена верно и прямо, но решение, которое ею руководит, не всегда бывает просвещенным. Ей следует показать вещи такими, какие они есть, иногда — такими, какими они должны ей представляться; надо показать ей тот верный путь, который она ищет; оградить от сводящей ее с того пути воли частных лиц; раскрыть перед ней связь стран и эпох; уравновесить привлекательность близких и ощутимых выгод опасностью отдаленных и скрытых бед. Частные лица видят благо, которое отвергают; народ хочет блага, но не ведает, в чем оно. Все в равной мере нуждаются в поводырях. Надо обязать первых только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 137. согласовать свою волю с их разумом; надо научить второй знать то, чего он хочет. Тогда результатом просвещения народа явится союз разума и воли в Общественном организме; отсюда возникнет точное взаимодействие частей и, в завершение всего, наибольшая сила целого. Вот что порождает нужду в Законодателе. Книга III Глава I О правительстве вообще Я предупреждаю читателя, что эту главу должно читать не торопясь, со вниманием и что я не владею искусством быть ясным для того, кто не хочет быть внимательным. Всякое свободное действие имеет две причины, которые сообща его производят: одна из них — моральная, именно: воля, определяющая акт, другая — физическая, именно: сила, его исполняющая. Когда я иду но направлению к какому-нибудь предмету, то нужно, во-первых, чтобы я хотел туда пойти, во-вторых, чтобы ноги мои меня туда доставили. Пусть паралитик захочет бежать, пусть не захочет того человек -----164----проворный — оба они останутся на месте. У Политического организма — те же движители; в нем также различают силу и волю: эту последнюю — под названием законодательной власти, первую — под названием власти исполнительной. Ничто в нем не делается или не должно делаться без их участия. Мы видели, что законодательная власть принадлежит народу и может принадлежать только ему. Легко можно увидеть, исходя из принципов, установленных выше, что исполнительная власть, напротив, не может принадлежать всей массе народа как законодательнице или суверену, так как эта власть выражается лишь в актах частного характера, которые вообще не относятся к области Закона, ни, следовательно, к компетенции суверена, все акты которого только и могут быть, что законами. [...] Итак, чем менее сходны изъявления воли отдельных лиц и общая воля, т.е. нравы и законы, тем более должна возрастать сила сдерживающая. Следовательно, Правительство, чтобы отвечать своему назначению, должно быть относительно сильнее, когда народ более многочислен. С другой стороны, поскольку увеличение Государства представляет блюстителям публичной власти больше соблазнов и средств злоупотреблять своей властью, то тем большею силою должно обладать Правительство, чтобы сдерживать народ, тем больше силы должен иметь в свою очередь и суверен, чтобы сдерживать Правительство. Я говорю здесь не о силе абсолютной, но об относительной силе разных частей Государства. Из этого двойного отношения следует, что непрерывная пропорция между сувереном, государем и народом не есть вовсе произвольное представление, но необходимое следствие, вытекающее из самой природы Политического организма. Из этого следует еще, что, поскольку один из крайних членов, а именно, народ, как подданный, неизменен и только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 138. представлен в виде единицы, то всякий раз, как удвоенное отношение увеличивается или уменьшается, простое отношение увеличивается или уменьшается подобным же образом, и что, следовательно, средний член изменяется. Это показывает, что не может быть такого устройства Управления, которое было бы единственным и безотносительно лучшим, но что может существовать столько видов Правления, различных по своей природе, сколько есть Государств, различных по величине. Для того чтобы выставить эту систему в смешном виде, скажут, пожалуй, что, по-моему, дабы найти это среднее пропорциональное и образовать Организм правительственный, нужно лишь извлечь квадратный корень из численности народа; я отвечу, что беру здесь это число -----165----только для примера; что отношения, о которых я говорю, измеряются не только числом людей, но вообще количеством действия, складывающимся из множества причин; во всяком случае, если для того, чтобы высказать свою мысль покороче, я временно и прибегну к геометрическим понятиям, то я прекрасно знаю, что точность, свойственная геометрии, никак не может иметь места в приложении к величинам из обмети отношений между людьми. Правительство есть в малом то, что представляет собой заключающий его Политический организм — в большом. Это — условная личность, наделенная известными способностями, активная как суверен, пассивная как Государство; в Правительстве можно выделить некоторое другие сходные отношения, откуда возникает, следовательно, новая пропорция; в этой — еще одна, в зависимости от порядка ступеней власти, и так до тех пор, пока мы не достигнем среднего неделимого члена, т.е. единственного главы или высшего магистрата, который можно представить себе находящимся в середине этой прогрессии, как единицу между рядом дробей и рядом целых чисел. Чтобы не запутаться в этом обилии членов, удовольствуемся тем, что будем рассматривать Правительство как новый организм в Государстве, отличный от народа и от суверена и посредствующий между тем и другим. Между этими двумя организмами есть то существенное различие, что Государство существует само по себе, а Правительство — только благодаря суверену. Таким образом, господствующая воля государя является или должна быть общей волей или законом; его сила — лишь сконцентрированная в нем сила всего народа. Как только он пожелает осуществить какой-нибудь акт самовластный и произвольный, связь всего Целого начинает ослабевать. Если бы, наконец, случилось, что государь возымел свою личную волю, более деятельную, чем воля суверена, и если бы он, чтобы следовать этой воле, использовал публичную силу, находящуюся в его руках, таким образом, что оказалось бы, так сказать, два суверена — один по праву, а другой фактически, то сразу же исчезло бы| единство общества и Политический организм распался бы. Между тем, для того, чтобы Правительственный организм получил собственное существование, жил действительной жизнью, отличающей его от организма Государства, чтобы все его члены могли действовать согласно и в соответствии с той целью, для которой он был учрежден, он должен обладать отдельным я, чувствительностью, общей его членам, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 139. силой, собственной волей, направленной к его сохранению. Это отдельное существование предполагает Ассамблеи, Советы, право -----166----обсуждать дела и принимать решения, всякого рода права, звания, привилегии, принадлежащие исключительно государю и делающие положение магистрата тем почетнее, чем оно тягостнее. Трудности заключаются в способе дать в целом такое устройство этому подчиненному целому, чтобы оно не повредило общему устройству, укрепляя свое собственное; чтобы оно всегда отличало свою особую силу, предназначенную для собственного сохранения, от силы публичной, предназначенной для сохранения Государства; чтобы, одним словом, оно всегда было готово жертвовать Правительством для народа, а не народом для Правительства. Впрочем, хотя искусственный организм Правительства есть творение другого искусственного организма и хотя оно обладает, в некотором роде, лишь жизнью заимствованною и подчиненною, это не мешает ему действовать с большею или меньшею силою или быстротою, пользоваться, так сказать, более или менее крепким здоровьем. Наконец, не удаляясь прямо от цели, для которой он был установлен, он может отклоняться от нее в большей или меньшей мере в зависимости от того способа, коим он образован. Из всех этих различий и возникают те соотношения, которые должны иметь место между Правительством и Государством, сообразно случайным и частным отношениям, которые видоизменяют само это Государство. Ибо часто Правительство, наилучшее само по себе, станет самым порочным, если эти отношения не изменятся сообразно недостаткам Политического организма, которому они принадлежат. Г л а в а IX О признаках хорошего правления Когда, стало быть, спрашивают в общей форме, которое из Правлений наилучшее, то задают вопрос неразрешимый, ибо сие есть вопрос неопределенный, или, если угодно, он имеет столько же верных решений, сколько есть возможных комбинаций в абсолютных и относительных положениях народов. Но если бы спросили, по какому признаку можно узнать, хорошо или дурно управляется данный народ, то это было бы другое дело, и такой вопрос действительно может быть разрешен. Однако его вовсе не разрешают, потому что каждый хочет сделать это на свой лад. Подданные превозносят покой в обществе, граждане — свободу частных лиц; один предпочитает безопасность владений, а другой — безопасность личности; один считает, что наилучшее Правление должно быть самым суровым, другой утверждает, что таким -----167----может быть только самое мягкое; этот хочет, чтобы преступления карались, а тот — чтобы они предупреждались; один считает, что хорошо держать соседей в страхе, другой только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 140. предпочитает оставаться им неизвестном; один доволен, когда деньги обращаются, другой требует, чтобы и народ имел хлеб. Даже если бы мы и пришли к соглашению в этих и в других подобных пунктах, то разве подвинулись бы далеко? Раз нет точной меры для духовных свойств, то, даже и придя к соглашению относительно признаков, — как этого достичь в оценке? Что до меня, то я всегда удивляюсь тому, что не обращают внимания ил следующий столь простой признак или по недобросовестности не хотят его признавать. Какова цель политической ассоциации? Бережение и благоденствие ее членов. А каков наиболее верный признак, что они убережены и благоденствуют? Это их численность и ее рост. Не ищите же окрест сей признак — предмет столь многих споров. При прочих равных условиях такое Правление, когда без сторонних средств, без предоставления права гражданства, без колоний граждане плодятся и множатся, есть, несомненно, лучшее. Правление, при котором народ уменьшается в числе и оскудевает, есть худшее. [...] Печатается по: Руссо Ж.Ж. Трактаты. М., 1969. С. 151, 164, 165, 167, 171—174, 176—178, 191—195, 213. ТОКВИЛЬ А. де Демократия в Америке Книга вторая Часть четвертая О ТОМ ВЛИЯНИИ, КОТОРОЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ИДЕИ И ЧУВСТВА ОКАЗЫВАЮТ НА ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО Глава I Равенство вызывает в гражданах естественную склонность к свободным институтам Равенство, делающее людей независимыми друг от друга, вырабатывает в них привычку и склонность руководствоваться в частной жизни лишь собственными желаниями и волей. Та полная независимость, которой они постоянно пользуются как в отношениях с равными себе, так и в личной жизни, вызывает в них недовольство любой влас-----168----тью и вскоре формирует у них понятие политической свободы и приверженность ей. Люди, живущие в такое время, следовательно, самым естественным образом предрасположены к восприятию идеи свободных институтов. Возьмите любого из них, и, если вы сможете добраться до инстинктивных чувств, вы обнаружите, что из разных форм правления он более всего признает и уважает то, главу которого он избрал сам и действия которого находятся под его контролем. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 141. Из всех политических последствий, порождаемых социальным равенством, именно это стремление к независимости прежде всего бросается в глаза, устрашая малодушных, и не без оснований, ибо в демократиях анархия обретает более ужасные качества, чем в любом другом обществе. Ведь если граждане лишены возможности воздействовать друг на друга, то в случаях, когда сдерживающая их государственная власть ослабляется, быстро наступает политический хаос и, поскольку каждый отдельный гражданин предпочитает держаться от всего в стороне, здание социального устройства мгновенно рассыпается в прах. Тем не менее я убежден, что анархия — это не основное, а наименьшее из зол, которых нужно опасаться в век демократии. На самом деле равенство порождает две тенденции: первая ведет людей к независимости и может внезапно подтолкнуть их к анархии; вторая тенденция проявляется не столь быстро и не столь наглядно, но она значительно более целенаправленно ведет людей к закрепощению. Люди быстро распознают первую тенденцию и всячески ей противодействуют, позволяя, однако, увлечь себя в другом направлении, поскольку не видят его опасности. Поэтому о нем необходимо поговорить более подробно. Ни в коей мере я не порицаю равенство за то, что оно порождает непокорность; как раз за это я его и хвалю. Меня охватывает восхищение, когда я вижу, как оно формирует в умах и сердцах людей некое смутное представление о политической независимости и инстинктивное стремление к ней, вырабатывая, таким образом, лекарство от болезни, им же порождаемой. Именно этим привлекает меня равенство. Г л а в а II О том, что представления граждан об управлении в демократических обществах естественным образом способствуют концентрации власти Идея промежуточных институтов власти, находящихся между монархом и его подданными, представлялась вполне естественной в аристократическом обществе, где эта власть оказывалась в руках отдельных -----169----лиц или семейств, которые в силу своего происхождения, образования и богатства не имели себе равных и были как бы призваны управлять другими. В век равенства эта идея, естественно, отсутствует в умах людей по причинам обратного свойства; внедрить ее в сознание можно лишь искусственно и удерживать в нем — лишь с большим трудом. Вместе с тем граждане, практически не раздумывая, принимают идею единой и централизованной власти, которая сама управляет ими. Впрочем, в политике, так же как в философии и религии, демократический народ с радостью воспринимает простые и общие идеи. Сложные концепции не воспринимаются разумом, и только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 142. людям нравится чувствовать себя великой нацией, все граждане которой соответствуют одной модели и управляемы единой властью. Вслед за идеей единой и централизованной власти в эпоху равенства в умах людей почти непроизвольно зарождается идея единого законодательства. Поскольку каждый человек мало чем отличается от своих соседей, он не понимает, почему закон, применимый к одному из них, не может быть распространен на всех остальных. Самые незначительные привилегии вызывают у него отвращение. Малейшие различия в политических институтах одного и того общества порождают недовольство его граждан. Поэтому единообразие законов представляется людям важнейшим условием хорошего правления. Я уверен, что то же понятие единого закона, равным образом распространенного на все социальные группы, было чуждо человеческому сознанию в века аристократии. В то время оно не могло прийти к этой идее или же отвергало ее. Эти противоположные устремления разума в конце концов превращаются в такие слепые инстинкты и столь прочные привычки, что они начинают руководить поступками людей вне зависимости от особенностей личности. Несмотря на бесконечное разнообразие средневековой жизни, и тогда встречались совершенно похожие индивидуумы, однако это не мешало законодателю наделять каждого из них различными обязанностями и разными правами. И напротив, в наше время правительства изнуряют себя в попытках навязать одни и те же обычаи и законы группам населения, которые еще имеют между собой мало общего. По мере уравнивания у того или иного народа условий существовании отдельные индивидуумы мельчают, в то время как общество в целом представляется более великим, или, точнее, каждый гражданин, -----170----став похожим на всех других, теряется в толпе, и тогда перед нами возникает великолепный в своем единстве образ самого народа. Все это, естественно, порождает у людей эпохи демократии очень высокие представления об общественных прерогативах и чрезмерно скромное — о правах личности. Они легко соглашаются с тем, что выгода первого из них — это все, а интересы личности — ничто. Они охотно мирятся с тем, что власть, олицетворяющая собой все общество, несет в себе больше мудрости и знания, чем любой из людей, составляющих это общество, и что вести каждого гражданина за руку есть не только право, но и обязанность власти. Если бы мы захотели лучше изучить наших современников и добраться до истоков их политических воззрений, мы увидели бы там многие из тех идей, которые я только что воспроизвел, и, вероятно, удивились бы, обнаружив так много общего у народов, столь часто воевавших между собой. Американцы полагают, что в каждом штате верховная власть должна устанавливаться самим народом. Однако, как только органы власти сформированы, американцы не помышляют их в чем-либо ограничивать, охотно соглашаясь с тем, что власть имеет право делать все. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 143. Американцы не могут себе представить, чтобы отдельные города, семьи либо отдельные граждане пользовались особыми привилегиями. Они твердо убеждены в том, что любой закон должен одинаково применяться в разных частях одного и того же штата по отношению ко всем гражданам, живущим в нем. Эти взгляды все шире и шире распространяются сейчас и в Европе, проникая даже в сознание тех наций, которые наиболее яростно отвергают догмат народовластия. Эти нации исповедуют иные убеждения относительно природы власти, чем американцы, однако они рассматривают ее под тем же углом зрения: у тех и у других стирается и исчезает представление о необходимости промежуточной власти. Из сознания людей быстро выветривается идея права как неотъемлемой принадлежности лишь ограниченного круга индивидуумов, ее место занимают представления о всемогущем и едином для всего общества законе. Эти представления укореняются и усиливаются в сознании по мере того, как люди уравниваются в своих правах и условиях существования. Идеи эти порождаются равенством и в свою очередь ускоряют процесс установления равенства. Во Франции, где данные революционные преобразования носили более решительный характер, чем в любой другой европейской стра-----171----не, эти воззрения полностью овладели сознанием граждан. Если внимательно прислушаться к тому, что говорят лидеры наших различных партий, мы убедимся, что нет никого, кто не разделял бы этих воззрений. Большинство считает, что правительство действует неудовлетворительно, но все сходятся во мнении, что оно должно действовать еще активнее и все брать в свои руки. Даже те, кто ведет между собой настоящую войну, по этому вопросу придерживаются единых взглядов. Централизация, вездесущность, всемогущество общественной власти, единообразие ее законов — вот наиболее характерные черты всех зарождающихся сегодня политических систем. Эти черты мы обнаруживаем в основе самых причудливых утопий. Они преследуют человека в его мечтах. Если подобные представления непроизвольно возникают в умах простых смертных, они тем более легко овладевают сознанием сильных мира сего. В то время как старое общественное устройство Европы приходит в упадок и разваливается, монархи приходят к новым убеждениям относительно своей власти и своих обязанностей. Они наконец-то поняли, что центральная власть, которую они воплощают, может и должна лично в соответствии с единым планом управлять всеми делами и всеми гражданами в государстве. Эти воззрения, которые, смею утверждать, никогда ранее не разделялись монархами Европы, сегодня все глубже проникают в их сознание и не желают уступать место иным концепциям. Таким образом, сегодня люди менее разделены, чем это можно было мл себе представить; они постоянно спорят друг с другом по вопросу о том, в чьи руки будет передана верховная власть, но легко подчиняются правам и обязанностям этой власти над собой. Все воспринимают правительство как олицетворение единой и естественной власти, которая все предвидит и все может. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 144. Любые другие политические идеи кажутся второстепенными и преходящими, и лишь эта остается незыблемой, нерушимой, ни с чем не сравнимой истиной. Публицисты и государственные деятели безоговорочно ее принимают, толпа с жадностью хватается за нее; управляемые и власть имущие с одинаковым жаром следуют ей; она вездесуща, кажется, что она существовала всегда. Следовательно, эта идея предстает не случайным порождением человеческого разумения, а выступает естественной предпосылкой современного состояния человеческого общества. -----172----Г л а в а III О том, что чувства людей в демократических обществах соответствуют их идеям о концентрации власти Если в эпоху равенства люди легко воспринимают идею сильной центральной власти, то лишь потому, что признавать и поддерживать эту власть людей заставляют их обычаи и чувства. Постараюсь пояснить это несколькими словами, так как основные соображения на этот счет уже были высказаны ранее. Люди, живущие в демократическом обществе и не видящие вокруг ни начальников, ни подчиненных, лишенные привычных и обязательных социальных связей, охотно замыкаются в себе и полагают себя свободными от общества. Мне уже пришлось довольно много рассуждать на эту тему, когда речь шла об индивидуализме. Люди почти всегда с трудом отрывают себя от личных дел, чтобы заняться делами общественными, поэтому естественно их стремление переложить эти заботы на того единственного очевидного и постоянного выразителя коллективных интересов, каким является государство. Они не просто теряют вкус к общественной деятельности, но часто у них просто не хватает на нее времени. В демократическом обществе частная жизнь принимает столь активные формы, становится столь беспокойной, заполненной желаниями и работой, что на политическую жизнь у человека не остается ни сил, ни досуга. Мне бы не хотелось думать, что упадок интереса к общественной деятельности непреодолим; борьба с ним и является главной целью моей книги. Просто я утверждаю, что сегодня эта апатия неустанно заполняет души под воздействием каких-то таинственных сил и, если ее не остановить, она охватит людей полностью. У меня уже была возможность показать, что крепнущая тяга людей к благосостоянию и неустойчивый характер собственности заставляют демократические народы опасаться социальных неурядиц. Склонность к стабильности общественной жизни становится у них единственной политической страстью, возрастающей по мере отмирания других политических устремлений; это естественным образом располагает граждан к тому, чтобы постоянно передавать центральной власти все новые и новые права, ибо они считают, что только она одна, предохраняя самое себя, заинтересована и располагает необходимыми возможностями защитить их от анархии. Поскольку в эпоху равенства никто не обязан только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 145. рассчитывать на значительную поддержку со стороны, каждый индивидуум является одновременно и независимым, и беззащитным. -----173----Эти два состояния, которые не следует ни смешивать, ни разделять, вырабатывают у человека демократического общества весьма двойственные инстинкты. Независимость придает ему уверенность и чувство собственного достоинства среди равных, а бессилие дает ему время от времени почувствовать необходимость посторонней поддержки, которую ему не от кого ждать, поскольку все, окружающие его, одинаково слабы и равнодушны. В своем отчаянии он невольно устремляет взоры к той громаде, которая в одиночестве возвышается посреди всеобщего упадка. Именно к ней обращается он постоянно со своими нуждами и чаяниями, именно ее он в конце концов начинает воспринимать как единственную опору, необходимую ему в собственном бессилии1. Все это позволяет нам понять, что нередко происходит в демократических обществах, где люди, столь болезненно относящиеся к любым начальникам, спокойно воспринимают власть хозяина и могут быть одновременно и гордыми, и рабски угодливыми. Ненависть людей к привилегиям возрастает по мере того, как сами привилегии становятся более редкими и менее значительными. Можно оказать, что костер демократических страстей разгорается как раз тогда, когда для него остается все меньше горючего материала. Я уже указывал на причины этого феномена. Неравенство не кажется столь вопиющим, когда условия человеческого существования различны; при ______________ 1 В демократическом обществе лишь центральная власть занимает прочное положение и последовательна в своих действиях. Жизнь граждан подвержена там постоянным изменениям. Известно, однако, что любая власть естественным образом стремится к расширению сферы своего влияния. И в конечном итоге она этого добивается, неустанно и целенаправленно воздействуя на людей, чьи мысли, желания и общественное положение каждодневно меняются. Часто граждане работают на эту власть, сами того не желая. Эпоха демократии — эпоха экспериментов, новых идей и авантюр. В это время найдется множество людей, втянутых в трудные начинания, которыми они занимаются, не обращая внимания на других членов общества. Люди эти легко соглашаются с общим принципом невмешательства властей в частные дела, однако каждый из них желал бы, чтобы правительство, в виде исключения, именно ему оказало помощь в его конкретном деле, и он активно ищет этой поддержки, всегда за счет интересов других граждан. Поскольку огромное множество людей одновременно придерживаются этой точки зрения, влияние центральной власти мало-помалу распространяется на все сферы их жизни, хотя каждый в отдельности желал бы ограничения этого влияния. Таким образом, любое демократическое правительство расширяет круг своих прерогатив самим фактом длительного пребывания у власти. Время работает на него; из всех несчастий оно извлекает выгоду, находясь в плену своих страстей, люди помогают ему, даже не догадываясь об этом. Поэтому можно сказать, что, чем старше демократическое общество, тем более централизовано в нем управление. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 146. -----174----всеобщем единообразии любое отклонение от него уже вызывает протест тем больший, чем выше степень этого единообразия. Поэтому вполне нормально, что стремление к равенству усиливается с утверждением самого равенства: удовлетворяя его требования, люди развивают его. Постоянная и всевозрастающая ненависть, которую испытывают демократические народы к малейшим привилегиям, странным образом способствует постепенной концентрации всех политических прав в руках того, кто выступает единственным правителем государства. Государь, возвышающийся обязательно и безусловно над всеми гражданами, не вызывает ничьей зависти, при этом каждый еще считает своим долгом отобрать у себе подобных все прерогативы и передать их ему. Человек времен демократии с крайним отвращением подчиняется своему соседу, которого считает равным себе; он отказывается признавать его более просвещенным, чем он сам; он не верит в его справедливость и ревниво относится к его власти; он его опасается и презирает; ему нравится постоянно напоминать своему соседу об их общей подчиненности одному и тому же хозяину. Любая центральная власть, следуя этим естественным инстинктам, проявляет склонность к равенству и поощряет его, поскольку равенство в значительной мере облегчает действия самой этой власти, расширяет и укрепляет ее. Можно также утверждать, что любое центральное правительство обожает единообразие. Единообразие избавляет его от необходимости издавать бесконечное количество законов: вместо того, чтобы создавать законы дня всех людей, правительство подгоняет всех людей без разбора под единый закон. Таким образом, правительство любит то же, что любят граждане, и ненавидит то же самое, что и они. Это единство чувств, которое у демократических народов выражается в сходстве помыслов каждого индивидуума и правителя, устанавливает между ними скрытую, но постоянную симпатию. Правительству за присущие ему склонности прощают его ошибки; доверия народа оно лишается лишь в периоды эксцессов и заблуждений, однако это доверие быстро восстанавливается при очередном обращении к народу. Граждане в демократическом обществе часто испытывают ненависть к конкретным представителям центральной власти, но они всегда любят саму эту власть. [...] Печатается по: Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 481—485. -----175----- Глава 3. РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ XIX — НАЧАЛА XX в. СПЕРАНСКИЙ М.М. 1802 г. Размышления о государственном устройстве Империи только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 147. Представляя Вашему Величеству продолжение известных Вам бумаг о составе Уложения, долгом правды и личной моей к Вам приверженности считаю подвергнуть усмотрению Вашему следующие размышления мои о способах, коими подобные сему предположения, есть ли они приняты будут вашим величеством, могут приведены быть в действие. История России от времен Петра Первого представляет беспрерывное почти колебание правительства от одного плана к другому. Сие непостоянство, или, лучше сказать, недостаток твердых начал, был причиною, что доселе образ нашего правления не имеет никакого определенного вида и многие учреждения, в самих себе превосходные, почти столь же скоро разрушались, как и возникали. При издании самых благоразумных и спасительных законов вопрос, на чем они основаны и что может удостоверить их действие, сей вопрос оставался всегда неразрешенным, и в сердце народа умерщвлял всю силу их и доверенность. Сему иначе и быть невозможно. Во всяком государстве, коего политическое положение определяется единым характером государя, закон никогда не будет иметь силы, народ будет все то, чем власть предержащая быть ему повелит. [...] Наконец, явится благотворительный гений с самыми счастливейшими расположениями разума и воли, какие небо для блаженства народа вдохнуть смертному может. Он придет в такую эпоху, когда народ, с одной стороны, рассыпав облако предуверений, увидит, сколь нетвердо политическое его бытие, и сколь тщетно иметь права на словах, не имея их на деле; с другой стороны, ужасы смежных преобращений, устрашив самых дерзновеннейших, научат по окончанию их различать истинную свободу от ложной; докажут и кровавыми чертами на сердцах всех изобразят, что свобода не что другое есть, как закон, равно на всех действующий и все объемлющий; что метафизические понятия о правах человека ведут только к безначалию, злу, стократно горшему, нежели -----176----самое жестокое самовластие; наконец, он придет в такую эпоху, когда народ почувствует нужду лучшего устройства, но в то же время будет знать и пределы перемен. Россия узрит в нем своего ангела-хранителя. Любовь к нему будет одно и то же с любовью к отечеству. Самые холодные егоисты будут притворяться, что к нему привязаны, для того только, чтоб не считали их извергами общества; дерзкая и мелкая предприимчивость будет пресмыкаться во мраке и имя ее будет неизвестно. Он придет в такую епоху, когда народ, с одной стороны, приученный крутостию к повиновению и облежимый воинскими и политическими силами, а с другой — плененный образом его мыслей, убежденный г, добрых намерениях своего гения, жаждущий быть счастливым и верующий в душе своей, что он на сей раз уже обманут не будет, ожидает толь ко мановения его, чтоб двинуться, куда он повелит; он придет в такие лета, когда предрассудки политические, когда болезни и страсти не помрачили еще его разума, когда медлительная и робкая старость не поколебала еще его воли, когда, одеян всем могуществом физической и моральной природы, он тем сильнее может устремить взор свой к совершенству, что может обещать себе видеть конец и совершение великих своих дел, слышать сердечные благословения миллионов, им осчастливленных, чувствовать Россию устроенну, упокоенну, превознесенну, и имя его, составляющее в летописях мира епоху великого царства. В какое время, в каких обстоятельствах, с какими счастливыми расположениями он придет! Какое поле славы для него откроется! Но и какие трудности его только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 148. ожидают! Он найдет множество добрых начинаний, испровергнутых или упавших прежде, нежели успели они утвердиться. Он будет искать плана, коему доселе следовали в правлении, и не найдет его, ибо план сей переменялся с образом мыслей тех, кои управляли Он призовет к себе из мрака уединения людей, кои некогда управляли государственными делами, но в людях сих найдет он, по большей части, застарелые предрассудки, механический разум примеров, а не разум собственного размышления, недостаток сердечной теплоты к общему благу, личные виды, дух партий и дух властолюбия. И как разум посредственный никогда не умеет оценить разума превосходного, то все сии люди почтут себя рожденными учить и наставлять его. Не познав ни пространства его видов, ни возвышения его характера, они будут измерять его собою и, пользуясь единым сравнением лет и опыта, возмечтают давать ему уроки. «Будь государем деспотическим, — одни ему скажут, — Россия так разнообразна, так обширна, така мало просвещенна, что один сей образ правления может быть ей спасителен; оставь -----177----только нас визирями и менее внемли подробностям народного вопля, будь уверен, впрочем, что все будут счастливы». «Будь монархом, — скажут другие, — то есть не вверяй власти своей лицам, но поставь во уважение места, дай им права и преимущества, и подобно лучшим из шейх предшественников, покрыв монархическими имянами и формами сильное влияние вельмож, дозволь им управлять под твоим имянем неограниченно. Народ будет, конечно, счастлив, когда будешь ты смотреть на него через сию призму. Впрочем, мы приемлем на себя еще раз уверить его, что он управляется не волею твоею, не нашими советами, но единым законом, и хотя закон сей будет сделан без его согласия, хотя всегда будет в твоей власти переменить его, но народ будет в нем уверен и заснет на сем уверении, подобно, как он и прежде спал на нем и доселе был покоен, ежели б не разбудили его неосторожными и крутыми переменами». «Мы боимся всяких новостей, — представят иные. — Россия долго стояла покойно в настоящем ее положении. Все были счастливы, т.е. те, кои имели большие доходы, проживали их в удовольствии, бедные работали, богатые пользовались трудами рук их и за то ими управляли. Все было в порядке и приятной взаимности. Всякая перемена раздвигает мысли народные, по крайней мере, на несколько линий, а размышление всегда народу вредно. Известно, что французская революция произошла от книг». «Здесь все надобно переделать, — возопиют другие. — Ето варварская страна, не имеющая и первых начал того благоустроенного образования, которое мы в других государствах видим. Здесь все экономические системы ложны, установления неправильны, законы ничтожны. Народ в невежестве и страдании. Все требует руки творческой, а не способов исправления. Зло так велико, что и добра из него извлечь неможно. Надобно вырвать с корнем сей огромный дуб, приносящий только желуди, и на месте его насадить виноград». Кто прав, кто виноват из сих толь разнородных мудрецов? По счастию, самое противоречие их мнений ослабит к ним перу; по счастию, гений доброго разума, неразлучный с духом осторожности, отвергнет от себя и наветы равнодушия, и замашки любоначалия, и пылкость преобразователей; он познает, что первые происходят, может быть, и от добрых намерений, но основаны на ложных началах, привычкою самовластного управления внушенных и в полицейском надзоре полагающих народное благосостояние; что вторые приучились давать народу слова за вещи и в смешении понятий, в уважении мест, из них составленных, искать способов поддержать собственное их возвышение; что третие боятся перемены потому, что переменить самих -----178----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 149. себя находят уже не в силах; что, наконец, последние забывают, что все царства земные идут к совершенству времянем и постепенностью, что всякая страна имеет свою физиогномию, природою и веками ей данную, что хотеть все переделать есть не знать человеческой природы, ни свойства привычки, ни местных положений; что часто и самые лучшие преобразования, не быв приспособлены к народному характеру, производят только насилие и сами собою сокрушаются, что, во всяком случае, не народ к правлению, но правление к народу прилагать должно. Он познает все сие и удержит колесо правления в том тихом движении, которое даст ему способы избрать вернее истинную сторону его обращения. Между тем, однако же, время летит. Пройдет год, про идет и другой, он рассыплет в народ тысячи благодеяний, поставит на мере множество справедливых добрых учреждений, ободрит надежды, усладит самые горести, сделает довольно для того, чтоб царство его было счастливо, но мало к тому, чтоб счастие России было непоколебимо. [...] Но я предполагаю, что судьба твоя и личная любовь к твоим свойствам произведут чудо в деспотическом царстве, что ты найдешь одного, двух, даже трех министров беспристрастных, деятельных, просвещенных, непоколебимых. Ты, конечно, не захочешь, однако, чтоб судьба царства твоего от них единственно зависела. Ты пожелаешь сам управлять народом, тебе вверенным от бога. Но каким образом можешь ты самому себе обещать, что никогда никакое облако человеческой слабости не покроет ясности твоих понятий в сей бесчисленности дел, тебя окружающих и от твоего решения зависящих? Каким образом ты можешь себе обещать, чтоб в качестве законодателя, верховного судии и исполнителя своих законов все видеть, все знать, всех исправлять, вес приводить в движение и никогда не ошибаться? Чтоб быть деспотом справедливым, надобно быть почти богом. Итак, по всей необходимости, должен ты будешь вверить великую часть дел твоих местам, тобою установленным, а чтоб дать сим местам некоторую тень бытия политического, ты оставишь им монархические формы, введенные твоими предшественниками, и действия воли твоей неограниченной назовешь законами империи. Но места сии, быв состав лены из лиц, переменят ли тем существо свое? Завися в самом бытии своем от единого твоего хотения, возвысят ли они правила свои до понятия независимой чести и любви к отечеству? Сокроют ли от себя унижающее их рабство? В силах ли будут отвратить почестями и знаками твоего уважения возвысить их в собственных их глазах, дашь более пространства их власти, покроешь их всем могуществом твоего доверия ¾ -----179----но самое сие доверие покажет им, что сила их от тебя единого происходит и, следовательно, тебе единому угождать и служить они обязаны. Не быв никакими пользами соединены с народом, они на угнетении его оснуют свое величие, они будут править всем самовластно, а ими управлять ; будут вельможи, наиболее тобою отличаемые, и вот для чего, между прочим, вельможи сии столь сильно проповедуют сию систему. Таким образом, монархические виды послужат только покрывалом страстям и корыстолюбию, а существо правления останется непременным. Угнетение тем будет несноснее, что оно покроется законом. Итак, открытым ли самовластием будет правима Россия или скипетр твой позлатится монархическими призраками, государство в обоих сиих случаях не избегнет своего рока. Ты должен будешь отказаться: только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 150. 1) от всякой мысли о твердости и постоянстве законов, ибо в сем правлении законов быть не может; 2) от всех предприятий народного просвещения. Правило сие должно принять столько же из человеколюбия, ибо ничто не может быть несчастнее раба просвещенного, как и из доброй политики, ибо всякое просвещение (я разумею общее народное) вредно сему образу правления и может только произвесть смятение и непокоривость; 3) от всех предприятий ... народной промышленности: я разумею все фабрики и заведения, на свободных художествах основанные, ибо близко с ними связь имеющие; 4) от всякого возвышения в народном характере: ибо раб иметь его не может. Он может быть здоров и крепок в силах телесных, но никогда » не должен быть способен к великим предприятиям. Есть, конечно, исключения, но они не испровергают правила; 5) от всякого чувствительного возвышения народного богатства, ибо первая основа богатства есть право неотъемлемой собственности, а без законов она быть не может; 6) еще более должно отказаться от улучшения домашнего состояния низшего класса народа. Избытки его всегда будут пожираемы роскошью класса высшего; 7) словом, должно отказаться от всех прочих устроении, не на лице государя владеющего, но на порядке вещей основанных, и царство твое, столь много обещавшее, будет царство обыкновенное, покойное, может быть, блистательное, но для прочного счастия России ничтожное.[...] -----180----Есть ли установление всякого честного заведения требует общего соображения всех видов, в состав его входящих, есть ли известное сословие умов нужным считается к сему соображению, то каким образом установление великого государства, план, на коем бытие его на цел столетия должно быть основано, может возникнуть из частных мыслей, друг друга пересекающих, хотя и от одного начала идущих. Я не могу без душевного уничижения и помыслить, чтоб Российское государство столько было от небес оставлено, чтоб не можно было и нем найти столько просвещенных умов и столько теплых ко благу общему сердец, сколько может быть нужно к составлению такого сословия. Покрытое непроницаемою тайною, от истинного просвещения всегда почти неразлучною, сословие сие, соединив в одну точку зрения все предметы, к государственному положению относящиеся, из соображения их извлечет полный план, на коем все действие должно быть основано. Иногда план сей зрелым размышлением доведен будет до всего возможного совершенства, оно обратится к средствам, которыми должно производить его в действие. Средства сии могут быть двояки: одни должны приуготовить только действие, другие непосредственно открывать его. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 151. Есть множество учреждений, совместных даже и с настоящим образом правительства, коих дух мог бы быть обращен на приуготовление к будущему. С другой стороны, в обыкновенном движении дел часто проходят без внимания важные обстоятельства, будущий порядок вещей весьма затруднить могущие. Чтоб из многих примеров привесть одни наиболее ощутительные, я уверен, что самое утверждение дворянской грамоты и городового положения не могло бы иметь места, есть ли бы государственное положение имело свое начертание. [...] Таким-то образом правительство, действуя без плана, не только теряет время и случай к приуготовлению лучшего, но и заграждает себе пути, ставя в подвиге своем самому себе препятствия. Но когда бы план сей существовал и когда бы известное небольшое сословие людей было поставлено к приведению его в действие, оно не только бы не попускало умножать препятствий к лучшему порядку, но и приуготовляло бы сей порядок предварительными установлениями. Действием сего сословия разные части правительства, приготовляясь издалека и постепенно в средине царства самовластного, положили бы основание царства монархического и, развивая сии начала мало-помалу, без крутости, без переломов, нечувствительно и даже для просто -----181----го глазу неприметно воздвигали бы под завесою настоящего правительства новое здание на столпах разума и законов, и когда бы время приспело сорвать сию завесу, народ вопросил бы себя с удовольствием, кто и каким образом перенес его столь нечувствительно из царства тьмы и уничтожения в царство света и свободы? Учредивши внутренний свой порядок на правилах, кои бы всякое смешение понятий и бесполезные прения удаляли, сословие сие тебе единственному известное и от мановения твоего зависящее, могло бы назначить себе следующие предметы. I. Соображение всех предположений, в разные времяна сделанных, относительно общего государственного положения России. II. Извлечение из сих предположений лучших правил, приведение их и систему и составление коренных законов. III. Постановление сим коренным законом основания твердого и непреложного не во внешних учреждениях, но в силе, или, лучше сказать, в связи и соединении самых ясных польз народа. IV. Изыскание средств, коими сии коренные законы могут быть поставлены на своем основании и введены в действие без всяких политических переломов. V. Постепенное приведение сих средств к исполнению и предостережение всех препятствий, какие им обыкновенное течение дел по настоящей системе противопоставить может. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 152. Я знаю, государь, что сии пять предметов столь обширны, столь трудны, что каждый из них будет требовать времяни и усильных размышлений, чтобы привесть его в надлежащую ясность, но самая сия трудность доказывает, с одной стороны, что учреждение таковое необходимо, а с другой, что время, протекшее без сего учреждения, потеряно для прочного государства положения. Есть ли бы Вам угодно было, государь, принять мысли сии основательными, можно бы было представить и подробнейший план таковому сословию. Я смею ручаться, государь, что из всего, что доселе Вы для счастия России сделали, учреждение сие, может быть наименее блистательное и даже совсем неизвестное, будет самое полезнейшее, ибо все прочее должно или на нем быть основано, или не будет иметь никакого основания. [...] Печатается по: Сперанский ММ. Проекты и записки. М.;Л., 1961. С. 56— 67. -----182----ПЕСТЕЛЬ П.И. «Русская правда» § 1. Всякое общество имеет свою цель и избирает средства для достижения оной Всякое соединение нескольких человек для достижения какой-либо цели называется обществом. Побуждением к сему соединению или целью оного бывает удовлетворение общим нуждам, которые, происходя от общих и одинаковых свойств природы человека, бывают для всех людей одинаковы. Из сего следует, что члены всякого общества могут единодушно согласиться в цели. Но когда они обратятся к действию или средствам, коими цель должна быть достигнута, тогда должны возродиться между ими сильные споры и бесконечные несогласия, потому что избрание средств не столько зависит от общих свойств природы человеческой, сколько от особенного нрава и личных качеств каждого человека в особенности. Нрав и личные качества людей бывают столь различны, что ежели каждый пребудет непреклонен в своем мнении, не внимая мнения других, то никакой не будет возможности избрать средства для достижения предназначенной цели, а тем еще менее устроить оные и к действию приступить. В таком случае ничего не останется делать, как разрушить общество прежде всякого действия. А ежели члены не хотят общества уничтожить, то каждый из них должен уступить часть своего мнения и собственных мыслей, дабы составить только одно мнение, по которому могли бы средства для сего действия быть избраны. § 2. Разделение членов общества на повелевающих и повинующихся Но кто представит такое окончательное мнение, кто изберет средства, кто определит способы, кто расположит действие? Все сии затруднения разрешаются двояким образом. В первом случае нравственное превосходство одного или нескольких членов соглашает все сии различные затруднения и увлекает за собою прочих силою сего превосходства, коему содействуют иногда и другие посторонние обстоятельства. Во втором случае возлагают только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 153. члены общества на одного или нескольких из них обязанность избирать средства, предоставляя им право распоряжаться общим действием. В том и другом случае разделяются члены общества на повелевающих и повинующихся. Сие разделение неизбежно потому, что происходит от природы человеческой, -----183----а следовательно, везде существует и существовать должно. На естественном сем разделении основано различие в обязанностях и правах тех и других. § 3. Разделение государства на правительство и народ Все здесь сказанное об обществах вообще относится равным образом и до гражданских обществ, которые, будучи устроены и в порядок приведены, получают название государства. Гражданское общество, как и всякое другое, имеет свою цель и должно избирать средства для достижения оной. Цель состоит в благоденствии всего общества вообще и каждого из членов оного в особенности. В сей цели все согласны. Для достижения оной нужны средства или действия. Действия сии разделяются на общие и частные. Общим действием называется то, которое касается всего общества, а следовательно, и производится от лица всего общества. Частным — то, которое составляет занятия и упражнения каждого члена в особенности. Избрание средств для достижения сказанной цели и действие, сообразное с сим избранием, ведет к разделению членов гражданского общества на повелевающих и повинующихся. Действие от лица всего общества составляет обязанность первых; действие от лица частных членов предоставляется вторым. Когда гражданское общество получает название государства, тогда повелевающие получают название правительства, а повинующиеся — название народа. Из сего явствует, что главные или первоначальные составные части каждого государства суть: правительство и народ. § 4. Взаимные отношения правительства и народа Правительство имеет обязанность распоряжать общим действием и избирать лучшие средства для доставления в государстве благоденствия всем и каждому. А посему имеет оно право требовать от народа, чтобы оный ему повиновался. Народ же имеет обязанность правительству повиноваться; но зато имеет право требовать от правительства, чтобы оно непременно стремилось к общественному и частному благоденствию и только бы то повелевало, что истинно к сей цели ведет и без чего не могла бы оная быть достигнута. На сем единственно равновесии взаимных обязанностей и взаимных прав может существование какого бы то ни было государства быть основано, а посему и переходит государство, при потере сего равновесия, из природного и здорового своего положения в состояние насильственное и болезненное. Установление -----184----сего равновесия на твердых основах есть главная цель сея «Русской Правды» и коренная обязанность каждого законодателя. § 5. Каждое право основано быть должно на предшествующей обязанности только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 154. Об обязанностях было упомянуто здесь прежде, нежели о правах, потому, что право есть одно только последствие обязанности и существовать иначе не может, как основываясь на обязанности, ему предшествовавшей. Первоначальная обязанность человека, которая всем прочим обязанностям служит источником и порождением, состоит в сохранении своего бытия. Кроме естественного разума сие доказывается и словами евангельскими, заключающими весь закон христианский люби бога и люби ближнего, как самого себя, — словами, вмещающими и любовь к самому себе как необходимое условие природы человеческой, закон естественный, следственно, обязанность нашу. От ceй обязанности происходит право пользоваться для пищи плодами и прочими произведениями природы. Человек имеет сие последнее право только потому, что он обязан сохранять свое бытие. Точно так и во вся ком случае может право, какое бы оно ни было, только тогда существовать и признаваемо быть действительным, когда оно бывает необходимо для выполнения той обязанности, которая оному праву предшествует и на которой оно опирается или основывается. Право же без предварительной обязанности есть ничто, не значит ничего и признаваемо должно быть одним только насилием или зловластием. § 6. Основное понятие о государственном благоденствии и сопряженных с ним обязанностях Главное дело в государстве есть посему понятие об обязанностях, из коих каждая имеет соответствующее ей право. Обязанности в государстве истекают из цели государства. Цель же государственного устройства должна быть — возможное благодействие всех и каждого. А посему все, ведущее к благоденствию, есть обязанность. Но поелику понятия о благоденствии бывают весьма различны и разнообразны, то и нужно сему положить некоторые основные или коренные правила. Обязанности, на человека от бога посредством веры наложенные, суть первейшие и непременнейшие. Они связывают духовный мир с естественным, жизнь бренную с жизнию вечною, и потому все постановления государственные должны быть в связи и согласии с обязанностями человека в отношении к вере и всевышнему создателю миров. Сей первый -----185----род обязанностей касается мира духовного. Они нам известны из священного писания. Второй род обязанностей касается мира естественного. Они нам известны из законов природы и нужд естественных. Бог, творец вселенныя, есть и творец законов природы, нужд естественных. Сии законы глубоко впечатлены в сердцах наших. Каждый человек им подвластен, никто не в силах их низвергнуть, и потому постановления государственные должны быть в таком же согласии с неизменными законами природы, как и со святыми законами веры. Наконец, третий род обязанностей порождается составлением гражданских обществ или государств. Первое правило в сем деле состоит в том, что всякое стремление в государстве к доставлению оному благоденствия должно быть согласно с законами духовными и законами естественными. Второе правило, что все государственные постановления должны стремиться единственно к благоденствию гражданского общества, причем всякое действие, сему благоденствию противное или ему вредящее, признаваемо быть должно преступлением. Третье правило, что благоденствие общественное должно считаться важнее благоденствия частного, и ежели оные находятся в противуборстве, то первое должно получать перевес. Четвертое правило, что благоденствием общественным признаваемо быть должно благоденствие совокупности народа, из чего следует, что истинная цель государственного устройства должна непременно быть — возможно большее благоденствие многочисленнейшего числа людей в государстве, почему и должны всегда только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 155. выгоды части или одного нераздельного уступать выгодам целого, признавая целым совокупность или массу народа. Пятое, наконец, правило состоит в том, что частный человек, делая усилия к доставлению себе благоденствия, не должен выступать из круга своего действия и входить в круг действия другого, т.е. что благоденствие одного человека не должно наносить вреда, а тем еще менее гибели другому. Коль скоро все деяния как правительства, так и частных людей на сих правилах основаны будут, то государство, несомненно, пользоваться будет возможным благоденствием. Все же законы и постановления государственные должны непременно с сими правилами в полной мере совершенно согласоваться. § 7. Основное понятие о народе и его значении Выше пояснено, что государство состоит из правительства и народа. Народ есть совокупность всех тех людей, которые, принадлежа к одному и тому же государству, составляют гражданское общество, имеющее целью своего существования возможное благоденствие всех и каждого. -----186----Непреложный закон гражданских обществ заключается в том, что каждое государство состоит из народа и правительства, следовательно, народ не есть правительство, и каждое из оных имеет свои особенные обязанности и права; однако же правительство существует для блага народа и не имеет другого основания своему бытию и образованию, как только благо народное, между тем как народ существует для собственного своего блага и для выполнения воли всевышнего, призвавшего людей на сей земле прославлять его имя, быть добродетельными и счастливыми. Сей закон божий поставлен для всех людей в ровной мере, и, следовательно, все имеют право на его исполнение. А посему народ российский не есть принадлежность или собственность какого-либо лица или семейства. Напротив того, правительство есть принадлежность народа, и оно учреждено для блага народного, а не народ существует для блага правительства. § 8. Основное понятие о правительстве и разделении оного на верховную власть и государственное правление Правительство есть совокупность всех лиц, занимающихся отправлением дел общественных. Оно поставлено в обязанность доставлять народу благоденствие и потому имеет право государством управлять для достижения сей предназначенной цели. Обладая сим правом, оно должно иметь и соразмерную власть, дабы обязанность могла быть выполнена и право было бы действительным. Сия власть, посредством которой правительство исполняет свою обязанность, употребляет свое право и достигает предназначенной цели, есть Верховная власть. Из общего предмета или состава благоденствия государства истекают особенные предметы сей общей цели и, как общей цели благоденствия соответствует Верховная власть, так должны соответствовать каждому особенному предмету: особенная обязанность, особенное право и особенная власть. Сии особенные власти истекают из верховной, которая объемлет всю цель учреждения правительства; почему и должны особенные власти совершенно зависеть от верховной и действовать по направлению, от нее исходящему. Совокупность всех сих особенных или частных властей составляет государственное правление, которое также названо быть может чиноначальством. Из сего явствует, что правительство не может выполнить своей обязанности и государству доставить благоденствие, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 156. если не будет иметь власти, соразмерной важности и обширности цели гражданского общества, и что сия власть распространяет свое действие по всем предметам на целое государство, имея -----187----притом много подчиненных властей, кои уже действуют на отдельные только предметы или на отдельные только части оного. Общая власть именуется Верховной властью, а совокупность частных — государственное правление или чиноначальство. [...] § 12. Определение, цель и действие Русской Правды Русская Правда есть посему верховная Всероссийская грамота, определяющая все перемены, в государстве последовать имеющие, все предметы и статьи, уничтожению и ниспровержению подлежащие, и, наконец, коренные правила и начальные основы, долженствующие служить неизменным руководством при сооружении нового государственного порядка и составлении нового государственного уложения. Она содержит определение некоторых важнейших положительных законов и постановлений будущего порядка вещей, исчисление главных предполагаемых переводных мероприятий и вместе с тем пояснение коренных отображений, начальных причин и основных доводов, утверждающих предполагаемое для России государственное устройство. Итак, Русская Правда есть наказ или наставление временному Верховному правлению для его действий, а вместе с тем и объявление народу, от чего он освобожден будет и чего вновь ожидать может. Она содержит обязанности, на временное Верховное правление возлагаемые, и служит для России ручательством, что временное Верховное правление единственно ко благу отечества действовать будет. Недостаток в таковой грамоте ввергнул многие государства в ужаснейшие бездействия и междоусобия, потому что в оных правительство действовать всегда могло по своему произволу, по личным страстям и частным видам, не имея перед собою ясного и полного наставления, коим бы обязано было руководствоваться, и что народ между тем никогда не знал, что для него предпринимают, никогда не видел ясным образом, к какой цели стремятся действия правительства, и, волнуемый разными страхами, а потом и разными страстями, часто предпринимал беспокойные действия и, наконец, междоусобия производил. Русская Правда отвращает споим существованием все сие зло и приводит государственное преобразование в положительные ход и действие тем, что все определяет и па все предметы коренные правила издает. Посему обязаны с нею в полной мере сообразоваться как временное Верховное правление со всеми частями, отраслями и степенями правительства, так равно и весь народ со всеми оного членами или гражданами. Временное Верховное правление обязано новый государственный порядок, Русской Правдою -----188----определенный, постепенными мероприятиями ввести и устроить, а народ обязан сему введению не только не противиться, но, напротив того, временному Верховному правлению усердно всеми силами содействовать и неуместным нетерпением не вредить преуспеванию народного возрождения и государственного переобразования. [...] Печатается по: Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. М., 1951. Т. 2. С. 73—85. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 157. МУРАВЬЕВ Н.М. Проект конституции Второй вариант Глава I О народе русском и правлении 1. Русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью никакого лица и никакого семейства. 2. Источник Верховной власти есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основные постановления для самого себя. Г л а в а II О гражданах 3. Гражданство есть право определенным в сем Уставе порядком участвовать в общественном управлении: посредственно, т.е. выбором чиновников или избирателей; непосредственно, т.е. быть самому избираемым в какое-либо общественное звание по законодательной, исполнительной или судебной власти. 4. Граждане суть те жители Российской империи, которые пользуются правами, выше определенными. 5. Чтоб быть Гражданином, необходимы следующие условия: 1) Не менее 21 года возраста. 2) Известное и постоянное жительство. 3) Здравие ума. 4) Личная независимость. 5) Исправность платежа общественных повинностей. 6) Непорочность пред лицом закона. 6. Иностранец, не родившийся в России, но жительствующий 7 лет сряду в оной, имеет право просить себе Гражданства Российского у су-----189----дебной власти, отказавшись наперед клятвенно от правительства, под властью которого прежде находился. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 158. 7. Иностранец, не получивший Гражданства, не может исполнять никакой общественной, ни военной должности в России — не имеет права служить рядовым в войске Российском и не может приобрести земель. 8. Через 20 лет по приведении в исполнение сего Устава Российской империи никто, не обучившийся Русской грамоте, не может быть признан Гражданином. 9. Права Гражданства теряются на время: 1) Судебным объявлением о расслаблении ума. 2) Нахождением под судом. 3) Судебным объявлением о временном лишении прав. 4) Объявленным банкротством. 5) Общественною недоимкою. 6) Нахождением в услужении при ком-либо. 7) Неизвестностью местопребывания, занятий и средств к пропитанию. Навсегда: 1) Вступлением в подданство иностранного государства. 2) Принятием службы или должности в чужой земле без согласия своего правительства. 3) Приговором суда к бесчестному наказанию, влекущему за собою лишение Гражданских прав. 4) Если Гражданин без согласия Веча примет подарок, пенсию, знак отличия, титло или звание почетное или приносящее прибыль от иностранного правления, государя или народа. Г л а в а III О состоянии, личных правах и обязанностях русских 10. Все Русские равны перед Законом. 11. Русскими почитаются все коренные жители России и дети иностранцев, родившиеся в России, достигшие совершеннолетия, доколе пни не объявят, что не хотят пользоваться сим преимуществом. 12. Каждый обязан носить общественные повинности, повиноваться законам и властям Отечества и явиться на защиту Родины, когда востребует того Закон. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 159. 13. Крепостное состояние и рабство отменяются; раб, прикоснувшийся земли Русской, становится свободным. Разделение между бла-----190----городными и простолюдинами не принимается, поелику противно вере, по которой все люди братья, все рождены благо по воле божией, все рождены для блага и все просто люди: ибо все слабы и несовершенны. 14. Всякий имеет право излагать свои мысли и чувства невозбранно и сообщать оные посредством печати своим соотечественникам. Книги, подобно всем прочим действиям, подвержены обвинению Граждан пред судом и подлежат присяжным. 15. Существующие ныне гильдии и цехи в купечестве, ремеслах уничтожаются. 16. Всякий имеет право заниматься тем промыслом, который ему покажется выгоднейшим: земледелием, скотоводством, охотою, рыбною ловлею, рукоделиями, заводами, торговлею и так далее. 17. Всякая тяжба, в которой дело идет о ценности, превышающей фунт чистого серебра (25 рублей серебр[ом]), поступает на суд присяжных. 18. Всякое уголовное дело производится с присяжными. 19. Подозреваемый в злоумышлении может быть взят под стражу постановленными Уставом властями и учрежденным порядком, но в 24 часа (под ответственностью тех, которые его задержали) должно ему объявить письменно о причине его задержания, в противном случае он немедленно освобождается. 20. Заключенный, если он не обвинен по уголовному делу, немедленно освобождается, если найдется за него порука. 21. Никто не может быть наказан, как в силу закона, обнародованного до преступления и правильно и законным образом приведенного в исполнение. 22. Устав сей определит, каким чиновникам и в каких обстоятельствах представляется право давать письменные приказания задержать кого-либо из Граждан, сделать домовой обыск, забрать его бумаги и распечатать письма его. Равным образом определит оный ответственность за таковые поступки. 23. Право собственности, заключающее в себе одни вещи, священно и неприкосновенно. 24. Земли помещиков остаются за ними. Дома поселян с огородами оных признаются их собственностью со всеми земледельческими орудиями и скотом, им принадлежащим. 25. Крестьяне экономические и удельные будут называться общими владельцами, равно как и ныне называются вольными хлебопашца-----191----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 160. ми, поелику земля, на которой они живут, предоставляется им в общественное владение и признается их собственностью. Удельное правление уничтожается. 26. Последующие законы определят, каким образом сии земли поступят из общественного в частное владение каждого из поселян и на каких правилах будет основан сей раздел общественной земли между ими. 27. Поселяне, живущие в арендных имениях, равно делаются вольными, но земли остаются за теми, кому они были даны, и по то время, по которое были даны. 28. Военные поселения немедленно уничтожаются. Поселенные батальоны и эскадроны с родственниками рядовых вступают в звание общих владельцев. 29. Разделение людей на 14 классов отменяется. Гражданские чины, заимствованные у немцев и ничем не отличающиеся между собою, уничтожаются сходственно с древними постановлениями народа Русского. Названия и сословия однодворцев, мещан, дворян, именитых граждан заменяются все названием Гражданина или Русского. 30. Жалованье священнослужителям будет производиться и впредь. Равным образом они освобождаются от постоя и подвод. 31. Кочующие племена не имеют прав Гражданских. Право участвовать в выборе волостного старшины предоставляется однакож и оным. 32. Граждане имеют право составить всякого рода общества и товарищества, не испрашивая о том ни у кого позволения, ни утверждения, лишь только б действия оных не были противузаконными. 33. Каждое таковое общество имеет право делать себе постановления, лишь бы оные не были противны сему Уставу и законам общественным. 34. Никакое иностранное общество не может иметь в России подведомственных себе обществ или сотовариществ. 35. Никакое нарушение Закона не может быть оправдано повелением начальства. Сперва наказывается нарушитель Закона, потом подписавшие противузаконное повеление. 40. Нынешние полицейские чиновники отрешаются и заменяются по выборам жителей. 41. Всякий Гражданин, который бы насилием или подкупом нарушил свободный выбор народных представителей, предается суду. -----192----42. Никто не может быть беспокоиваем в отправлении своего богослужения по совести и чувствам своим, лишь бы только не нарушал законов природы и нравственности. [...] Печатается по: Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. М., 1951. Т. 1. С. 229— 304. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 161. АКСАКОВ К.С. О том же (1) Россия— земля совершенно самобытная, вовсе не похожая на европейские государства и страны. Очень ошибутся те, которые вздумают прилагать к ней европейские воззрения и на основании их судить о ней. Но так мало знает Россию наше просвещенное общество, что такого рода суждения слышишь часто. Помилуйте, говорят многие, неужели вы думаете, что Россия идет каким-то своим путем? На это ответ простой: нельзя не думать того, что знаешь, что таково на самом деле. Как занимателен и важен самобытный путь России до совращения ее (хотя отчасти) на путь Западный и до подражания Западу! Как любопытны обстоятельства и последствия этого совращения и, наконец, как занимательно и важно современное состояние России вследствие предыдущего переворота и современное ее отношение к Западу! История нашей родной земли так самобытна, что разнится с самой первой своей минуты. Здесь-то, в самом начале, разделяются эти пути, Русский и Западно-Европейский, до той минуты, когда странно и насильственно встречаются они, когда Россия дает страшный крюк, кидает родную дорогу и примыкает к Западной. На это начало прежде всего обратим свое внимание. Все Европейские государства основаны завоеванием. Вражда есть начало их. Власть явилась там неприязненною и вооруженною и насильственно утвердилась у покоренных народов. Один народ, или, лучше, одна дружина, завоевывает народ, и образуется государство, в основе которого лежит вражда, не покидающая его во все течение истории. (Если там и была тишина как явление — в основе лежала вражда.) Русское государство, напротив, было основано не завоеванием, а добровольным призванием власти. Поэтому не вражда, а мир и согла__________________ 1 Черновая неоконченная рукопись, озаглавленная автором «Переворот Петра Великого». При ее публикации в 1889 г. издатели сочли возможным изменить заглавие. -----193----сие есть его начало. Власть явилась у нас желанною, не враждебною, но защитною и утвердилась с согласия народного. На Западе власть явилась как грубая сила, одолела и утвердилась без воли и убеждения покоренного народа. В России народ сознал и понял необходимость государственной власти на земле, и власть явилась, как званый гость, по ноле и убеждению народа. Таким образом, рабское чувство покоренного легло в основании Западного государства; свободное чувство разумно и добровольно призвавшего власть легло в, основании государства Русского. Раб бунтует Против власти, им непонимаемой, без воли его на него наложенной и его непонимающей. Человек свободный не бунтует против власти, им понятой и добровольно призванной. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 162. Итак, в основании государства Западного: насилие, рабство и вражда. В основании государства Российского: добровольность, свобода и мир. Эти начала составляют важное и решительное различие между Русью и Западной Европою и определяют историю той и другой. Пути совершенно разные, разные до такой степени, что никогда не могут сойтись между собою, и народы, идущие ими, никогда не согласятся в своих воззрениях. Запад, из состояния рабства переходя в состояние бунта, принимает бунт за свободу, хвалится ею и видит рабство в России. Россия же постоянно хранит у себя признанную ею самою власть, хранит ее добровольно, свободно и поэтому в бунтовщике видит только раба с другой стороны, который также унижается перед новым идолом бунта, как перед старым идолом власти, ибо бунтовать Может только раб, а свободный человек не бунтует. Но пути эти стали еще различнее, когда важнейший вопрос для человечества присоединился к ним: вопрос Веры. Благодать сошла на Русь. Православная Вера была принята ею. Запад пошел по дороге католицизма. Страшно в таком деле говорить свое мнение; но если мы не ошибаемся, то скажем, что по заслугам дался и истинный, дался и ложный путь Веры, первый — Руси, второй — Западу. Ясно стало для Русского народа, что истинная свобода только там, Где Дух Господен. Обратимся, собственно, к судьбам России, оставим в стороне Запад. Мы, к сожалению, встретимся с ним еще и у себя. При таких началах согласия, которые легли в основу Русского Государства, Народи Власть должны были стать в совершенно особые отношения, не похожие на Западные. При такой основе как должен смотреть народ на власть? Так, как на власть, которая не покорила, но при-----194----звана им добровольно, которую потому он обязан хранить и чтить, ибо он сам пожелал ее: народ в таком случае есть первый страж власти. Как должна власть смотреть на народ? Как на народ, который не покорен ею, но который сам призвал ее, почувствовав ее необходимость, который, следовательно, не есть ее униженный раб, втайне мечтающий о бунте, но свободный подданный, благодарный за ее труды, и друг неизменный. С обеих же сторон, так как не было принуждения, а было свободное соглашение, должна быть полная доверенность. Но нет никакого обеспечения, скажут нам: или народ, или власть могут изменить друг другу. Гарантия нужна! Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что значат условия и договоры, как скоро нет силы внутренней? Никакой договор не удержит людей, как скоро нет внутреннего на это желания. Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровище есть в России, потому что она всегда в него верила и не прибегала к договорам. Поняв с принятием Христианской Веры, что свобода только в духе, Россия постоянно стояла за свою душу, за свою Веру. С другой стороны, зная, что совершенство на земле только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 163. невозможно, она не искала земного совершенства, и поэтому, выбрав лучшую (т.е. меньшее из зол) из правительственных форм, она держалась ее постоянно, не считая ее совершенною. Признавая свободно власть, она не восставала против нее и не унижалась перед нею. Теперь обратимся к самой Истории Русской; проследим отношение власти к народу и народа к власти и посмотрим: была ли с какой-нибудь стороны измена. Народ призывает власть добровольно, призывает ее в лице князя-монарха, как в лучшем ее выражении, и становится с нею в приязненные отношения. Это —союз народа с властью. Употребим здесь слова, которые так часто, постоянно, и с такой ясной определенностью встречаются в наших исторических свидетельствах, — слова, которые выражают народ и власть, т.е. Земля и Государство. Земля, как выражает это слово, — неопределенное и мирное состояние народа. Земля призвала себе Государство на защиту, ограждение: прежде всего от врагов внешних, потом и от врагов внутренних. Отношение Земли и Государства легло в основание Русской Истории. В первые времена Россия управлялась целым родом, совокупностью князей в отдельных княжествах, и в каждом княжестве повторялись те же -----195----самые отношения. Князей стало много, они сами спорили между собою, и между князьями возможен был выбор, поэтому они часто перемещались. [...] Таким образом, в России не было ни одного человека, пользующегося даром своими выгодами (тем менее по праву). Когда созывалась вся Россия, и служилая и земская, на совет к государю, то такой совет назывался уже Земским, и государь являлся тогда главою Земли. [...] Аристократии Западной не было вовсе. Не было вовсе и Западной демократии. Вся Россия была под двумя властями —Земли к Государства, разделялась на два отдела — на людей земских и людей служилых. Что же соединяло эти два отдела, что составляло неразрывную связь между ними? Мы говорили прежде о добровольном призвании Землею власти: это относится, собственно, к правительству, к государю; но здесь мы говорим уже о проявлении этих начал, о двух классах: служилом и земском. Что соединяло эти два отдела России? Вера и жизнь; вот почему всякий чиновник, начиная от боярина, был свой человек народу; вот почему, переходя из земских людей в служилые, он не становился чуждым Земле. Выше всех этих разделений было единство веры и единство жизни, быта, соединявшее Россию в одно целое. Верою и жизнью само Государство становилось земским. Люди служилые, все, начиная от бояр, писались холопами, что собственно значило слуга и более ничего, точно так же как и люди служилые бояр и других лиц. Люди земские к государю писались сиротами, что на Русском языке не имеет значения orphelin, Waise, а значит просто беспомощный, беззащитный, или нуждающийся в защите. Это название глубоко обозначает и утверждает отношение Земли к Государству, Земли, призвавшей Государство на помощь. Повторяем: когда же созывалась вся, и служилая и земская, Россия в своих выборных, к государю на совет, то такой совет назывался Земским. На таком совете было и духовенство, соединявшее Государство с Землею, постоянно роднившее его с ней. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 164. Государство как бы исчезало на ту минуту, и государь являлся тогда главою земли. Но это было только в исключительные минуты; невозможно было народу долго хранить этот напряженный образ собранной Земли, продолжение которого мешало бы самой жизни Земли. Совет оканчивался, народ уходил к своим полям и работам, и Государство вновь, одно, бодрствовало над Землею. Нам скажут: неужто же было полное блаженство? Конечно, нет. На земле нельзя найти совершенного положения, но можно найти совер-----196----шенные начала. Нет ни в одном обществе истинного христианства, но христианство истинно и христианство есть единый истинный путь. Следовательно, этим единым истинным путем и надобно идти. Вся сила в том, что человек признал за закон, за начало. В основу Русской жизни легли истинные начала, с чем, я думаю, нельзя не согласиться. Эти начала составляют постоянный камертон в жизни, сейчас дающий чувствовать, указывающий уклонения и в то же время истинный путь. В этих началах лежит и осуждение лжи, и исцеление от лжи; идучи по истинному пути, можно упасть, можно и встать, но сила в том, чтобы не изменять пути. Истинный христианин, если бы и пал он, не оставляет своей веры, но в ней самой находя исцеление, остается на истинном пути. Россия нашла истинные начала, никогда не изменяла им, и святая взаимная доверенность власти и народа, легшая в основу ее, долго неизменно в ней сохранялась. Печатается по: Аксаков К. С. Полное собрание сочинений. М., 1889. Т. 1.С. 16—23. ГЕРЦЕН А.И. Русский народ и социализм Письмо к И. Мишле1 (1851) Милостивый государь, Вы стоите слишком высоко в мнении всех мыслящих людей, каждое слово, вытекающее из вашего благородного пера, принимается европейскою демократией с слишком полным и заслуженным доверием, чтобы в деле, касающемся самых глубоких моих убеждений, мне было возможно молчать и оставить без ответа характеристику русского народа, помещенную вами в вашей легенде о Костюшке. ___________________ 1 Поводом для выступления Герцена с открытым письмом к французскому историку Мишле послужили неверные и несправедливые оценки русского народа, которые содержались в его очерке «Польша и Россия. Легенды о Костюшко». Очерк был напечатан в одном из парижских изданий в августе — сентябре 1851 г. Письмо к Мишле — важный шаг в развитии Герценом идей «русского социализма». Инициал «И» — от русского перевода имени Жюль (Иулий). -----197----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 165. Этот ответ необходим и по другой причине; пора показать Европе, что, говоря о России, говорят не о безответном, не об отсутствующем, не о глухонемом. Мы, оставившие Россию только для того, чтобы свободное русское слово раздалось, наконец, в Европе, — мы тут налицо и считаем долгом подать свой голос, когда человек, вооруженный огромным и заслуженным авторитетом, утверждает, что «Россия не существует, что русские не люди, что они лишены нравственного смысла». Если вы разумеете Россию официальную, царство-фасад, византийско-немецкое правительство, то вам и книги в руки. Мы соглашаемся вперед со всем, что вы нам скажете. Не нам тут играть роль заступника. У русского правительства так много агентов в прессе, что в красноречивых апологиях его действий никогда не будет недостатка. Но не об одном официальном обществе идет речь в вашем труде; вы затрагиваете вопрос более глубокий; вы говорите о самом народе. Бедный русский народ! Некому возвысить голос в его защиту! Посудите сами, могу ли я, по совести, молчать. Русский народ, милостивый государь, жив, здоров и даже не стар,— напротив того, очень молод. Умирают люди и в молодости, это бывает, но это не нормально. Прошлое русского народа темно; его настоящее ужасно, но у него есть права на будущее. Он не верит в свое настоящее положение, он имеет дерзость тем более ожидать от времени, чем менее оно дало ему до сих пор. Самый трудный для русского народа период приближается к концу. Его ожидает страшная борьба; к ней готовятся его враги. Великий вопрос: to be or not to be1 — скоро будет решен для России. Но грешно перед борьбою отчаиваться в успехе. Русский вопрос принимает огромные, страшные размеры; он сильно озабочивает все партии; но, мне кажется, что слишком много занимаются Россиею императорскою, Россиею официальной и слишком мало Россиею народной, Россиею безгласной. [...] Община спасла русский народ от монгольского варварства и от имперской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потря_____________ 1 Быть или не быть (англ.)— слова Гамлета в одноименной трагедии Шекспира (акт. Ш, сцена1). -----198----сенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе. Это обстоятельство бесконечно важно для России. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 166. Русское самодержавие вступает в новый фазис. Выросшее из антинациональной революции1, оно исполнило свое назначение; оно осуществило громадную империю, грозное войско, правительственную централизацию. Лишенное действительных корней, лишенное преданий, оно обречено на бездействие; правда, оно возложило было на себя новую задачу — внести в Россию западную цивилизацию, и оно до некоторой степени успевало в этом, пока еще играло роль просвещенного правительства. Эта роль теперь оставлена им. Правительство, распавшееся с народом во имя цивилизации, не замедлило отречься от образования во имя самодержавия. Оно отреклось от цивилизации, как скоро сквозь ее стремления стал проглядывать трехцветный призрак либерализма; оно попыталось вернуться к национальности, к народу. Это было невозможно. Народ и правительство не имели ничего общего между собою; первый отвык от последнего, а правительству чудился в глубине масс новый призрак, еще более страшный призрак — красного петуха. Конечно, либерализм был менее опасен, чем новая пугачевщина, но страх и отвращение от либеральных идей стали так сильны, что правительство не могло более примириться с цивилизацией. С тех пор единственной целью царизма остался царизм. Он властвует, чтоб властвовать. Громадные силы употребляются на взаимное уничтожение, на сохранение искусственного покоя. Но самодержавие для самодержавия напоследок становится невозможным; это слишком нелепо, слишком бесплодно. Оно почувствовало это и стало искать занятия в Европе. Деятельность русской дипломатии неутомима; повсюду сыплются ноты, советы, угрозы, обещания, снуют агенты и шпионы. Император считает себя естественным покровителем немецких принцев; он вмешивается во все мелкие интриги мелких германских дворов: он решает все споры; то побранит одного, то наградит другого великою княжной. Но этого недостаточно для его деятельности. Он принимает на себя обязанность первого жандарма вселенной, он опора всех реакций, всех гонений. Он играет роль представителя монархического начала в Европе, позволяет _____________ 1 Герцен имеет в виду реформаторскую деятельность Петра 1. -----199----себе аристократические замашки, словно он Бурбон или Плантагенет, словно его царедворцы — Глостеры или Монморанси. К сожалению, нет ничего общего между феодальным монархизмом с его определенным началом, с его прошлым, с его социальной и религиозной идеею и наполеоновским деспотизмом петербургского царя, имеющим за себя лишь печальную историческую необходимость, преходящую пользу, не опирающимся ни на каком нравственном начале. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 167. И Зимний дворец, как вершина горы под конец осени, покрывается все более и более снегом и льдом. Жизненные соки, искусственно поднятые до этих правительственных вершин, малопомалу застывают, остается одна материальная сила и твердость скалы, еще выдерживающей напор революционных волн. Николай, окруженный генералами, министрами, бюрократами, старается забыть свое одиночество, но становится час от часу мрачнее, печальнее, тревожнее. Он видит, что его не любят; он замечает мертвое молчание, царствующее вокруг него, по явственно доходящему гулу далекой бури, которая как будто к нему приближается. Царь хочет забыться. Он громко провозгласил, что его цель — увеличение императорской власти. Это признание — не новость: вот уже двадцать лет, как он без устали, без отдыха трудится для этой единственной цели; для нее он не пожалел ни слез, ни крови своих подданных. Все ему удалось; он раздавил польскую народность. В России он подавил либерализм. Чего, в самом деле, еще хочется ему? Отчего он так мрачен? Император чувствует, что Польша еще не умерла. На место либерализма, который он гнал с ожесточением совершенно напрасным, потому что этот экзотический цветок не может укорениться на русской почве, встает другой вопрос, грозный, как громовая туча. Народ начинает роптать под игом помещиков; беспрестанно вспыхивают местные восстания: вы сами приводите тому страшный пример1. Партия движения, прогресса требует освобождения крестьян; она готова принести в жертву свои права. Царь колеблется и мешает; он хочет освобождения и препятствует ему. Он понял, что освобождение крестьян сопряжено с освобождением земли, что освобождение земли, в свою очередь, — начало социальной революции, провозглашение сельского коммунизма. Обойти вопрос об освобождении невозможно — отодвинуть его решение до следующего ________________ 1 В «Легенде о Костюшко» Мишле упомянул о крестьянском восстании в Поволжье. -----200----царствования, конечно, легче, но это малодушно, и, в сущности, это только несколько часов, потерянных на скверной почтовой станции без лошадей... Из всего этого вы видите, какое счастие для России, что сельская община не погибла, что личная собственность не раздробила собственности общинной; какое это счастье для русского народа, что он остался вне всех политических движений, вне европейской цивилизации, которая, без сомнения, подкопала бы общину и которая ныне сама дошла в социализме до самоотрицания. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 168. Европа, — я это сказал в другом месте1, — не разрешила антиномии между личностью и государством, но она поставила себе задачею это разрешение. Россия также не нашла этого решения. Перед этим вопросом начинается наше равенство. Европа на первом шагу к социальной революции встречается с этим народом, который представляет ей осуществление, полудикое, неустроенное, — но все-таки осуществление постоянного дележа земель между земледельцами. И заметьте, что этот великий пример дает нам не образованная Россия, но сам народ, его жизненный процесс. Мы, русские, прошедшие через западную цивилизацию, мы не больше, как средство, как закваска, как посредники между русским народом и революционной Европою. Человек будущего в России — мужик, точно так же как во Франции работник. [...] Различие между вашими законами и нашими указами заключается только в заглавной формуле. Указы начинаются подавляющей истиною: «Царь соизволил повелеть»; ваши законы начинаются возмутительной ложью — ироническим злоупотреблением имени французского народа и словами «свобода, братство и равенство». Николаевский свод рассчитан против подданных и в пользу самодержавия. Наполеоновский свод имеет решительно тот же характер. На нас лежит слишком много цепей, чтобы мы добровольно надели на себя еще новых. В этом отношении мы стоим совершенно наряду с нашими крестьянами. Мы покоряемся грубой силе. Мы рабы, потому что не имеем возможности освободиться; но мы не принимаем ничего от наших врагов. Россия никогда не будет протестантскою. Россия никогда не будет juste-milieu2. _____________ 1 В книге «О развитии революционных идей в России», глава VI. 2 Золотой серединой. -----201----Россия никогда не сделает революции с целью отделаться от царя Николая и заменить его царями-представителями, царями-судьями, царями-полицейскими. Мы, может быть, требуем слишком много и ничего не достигнем. Может быть так, но мы все-таки не отчаиваемся; прежде 1848 года России не должно, невозможно было вступать в революционное поприще, ей следовало доучиться, и теперь она доучилась. Сам царь это замечает и свирепствует против университетов, против идей, против науки; он старается отрезать Россию от Европы, убить просвещение. Он делает свое дело. Успеет ли он в нем? Я уже сказал это прежде. Не следует слепо верить в будущее; каждый зародыш имеет право на развитие, но не каждый развивается. Будущее России зависит не от нее одной. Оно связано с будущим Европы. Кто может предсказать судьбу славянского мира в случае, если реакция и абсолютизм окончательно победят революцию в Европе? только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 169. Быть может, он погибнет? Но в таком случае погибнет и Европа... И история перенесется в Америку... [...] Печатается по: Герцен А.И. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1986. Т. 2. С.154—155, 168—170, 177—178. ДАНИЛЕВСКИЙ Н.Я. Россия и Европа Глава Х Различия в ходе исторического воспитания [...] Народности, национальности суть органы человечества, посредством которых заключающаяся в нем идея достигает в пространстве и во времени возможного разнообразия, возможной многосторонности осуществления. [...] Народность составляет поэтому существенную основу государства, самую причину его существования, — и главная цель его и есть именно охранение народности. Из самого определения государства следует, что государство, не имеющее народной основы, не имеет в себе жизненного начала и вообще не имеет никакой причины существовать. Если, в самом деле, государство есть случайная смесь народностей, то какую национальную честь, какую национальную свободу может оно охранять и защищать, когда честь и свобода их могут -----202----быть (и в большинстве случаев не могут не быть) друг другу противоположны? На что идут миллионы, поглощаемые флотами, армиями, финансовым управлением, государственным долгом таких государств? — ни на что, как на оскорбление и лишение народной чести и свободы народностей, втиснутых в его искусственную рамку. Что значит честь и свобода Турции, честь и свобода Австрии, честь и свобода Польши? — не иное что, как угнетение и оскорбление действительного народного чувства и действительной национальной свободы народов, составляющих эти государства: греков, сербов, болгар, чехов, русских, румын, недавно еще итальянцев. Эти государства могут быть по сердцу только тем, кому они дают средства к этому угнетению и оскорблению: турецкой орде в Турции, небольшому клочку немцев, а с недавнего времени и мадьяр, в Австрии, оторвавшемуся от своей народности и от славянского корня польскому шляхетству и католическому духовенству. Из этого национального значения государства следует, что .каждая народность, если получила уже и не утратила еще сознание своего самобытного исторического национального значения, должна составлять государство и что одна Народность должна составлять только одно государство. Эти положения подвержены, по-видимому, многим исключениям, но только по-видимому. [...] [...] Русский народ перешел через различные формы зависимости, которые должны были сплотить его в единое тело, отучить от личного племенного эгоизма, приучить к подчинению только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 170. своей воли высшим, общим целям — и цели эти достигнуты; государство основалось на незыблемой народной основе; и, однако же, в течение этого тысячелетнего процесса племенной эгоизм не заменился сословным, русский народ, не утратив своих нравственных достоинств, не утратил и вещественной основы для дальнейшего своего развития, ибо сохранил владение землею в несравненно большей степени, нежели какой бы то ни было европейский народ. И не только сохранил он это владение, но и обеспечил его себе на долгие веки общинною формою землевладения. Он вполне приготовлен к принятию гражданской свободы взамен племенной воли, которой (как всякий исторический народ) он должен был лишиться во время своего государственного роста. Доза свободы, которую он может вынести, с одной стороны, больше, чем для всякого другого народа, потому что, обладая землею, он одарен в высшей степени консервативными инстинктами, так как его собственное положение не находится в противоречии с его политической будущностью; с другой же стороны, сами политические требования или, лучше сказать, -----203----надежды его в высшей степени умеренны, так как за отсутствием (в течение всей его жизни) внутренней междоусобной исторической борьбы между различными слоями русского общества он не видит во власти врага (против которого чувство самосохранения заставляло бы его принимать всевозможные средства предосторожности), а относится к ней с полнейшею доверенностью. Г л а в а XI Европейничанье — болезнь русской жизни [...] Кроме трех фазисов развития государственности, которые перенес русский народ и которые, будучи в сущности легкими, вели к устройству и упрочению Русского государства, не лишив народа ни одного из условий, необходимых для пользования гражданскою свободою как полной заменой племенной воли, Россия должна была вынести еще тяжелую операцию, известную под именем Петровской реформы. В то время цивилизация Европы начала уже в значительной степени получать практический характер, вследствие которого различные открытия и изобретения, сделанные ею в области науки промышленности, получили применение к ее государственному и гражданскому строю. [...] Следовательно, самая существенная цель государства (охрана народности от внешних врагов) требовала уже в известной степени технического образования, — степени, которая с тех пор, особливо со второй четверти XIX века, не переставала возрастать в сильной пропорции. [...] [...] Необходимо было укрепить русскую государственность заимствованиями из культурных сокровищ, добытых западной наукой и промышленностью, — заимствованиями быстрыми, не терпящими отлагательства до того времени, когда Россия, следуя медленному естественному процессу просвещения, основанному на самородных началах, успела бы сама доработать до необходимых государству практических результатов просвещения. Петр сознал ясно эту необходимость, но (как большая часть великих исторических деятелей) он действовал не по спокойно обдуманному плану, а со страстностью и увличением. Познакомившись с Европою, он, так сказать, влюбился в нее и захотел во что бы то ни стало сделать Россию Европой. Видя плоды, которые приносило европейское дерево, он заключил о превосходстве самого растения, их приносившего, над русским еще бесплодным дичком (не приняв ни внимание разности в возрасте, не подумав, что для дичка может быть еще не только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 171. пришло время плодоношения), и потому захотел срубить его под самый корень и заменить другим. [...] -----204----Если Европа внушала Петру страстную любовь, страстное увлечение, то к России относился он двояко. Он вместе и любил, и ненавидел ее. Любил он в ней собственно ее силу и мощь, которую не только пред чувствовал, но уже сознавал, любил в ней орудие своей воли и своих планов, любил материал для здания, которое намеревался возвести по образу и подобию зародившейся в нем идеи, под влиянием европейского образца; ненавидел же самые начала русской жизни — самую жизнь эту как с ее недостатками, так и с ее достоинствами. Если бы он не ненавидел ее всей страстностью своей души, то обходился бы с нею осторожнее, бережнее, любовнее. Потому в деятельности Петра необходимо строго отличать две стороны: его деятельность государственную, все его военные, флотские, административные, промышленные насаждения, и его деятельность реформативную в тесном смысле этого слова, т.е. изменения в быте, нравах, обычаях и понятиях, которые он старался произвести в русском народе. Первая деятельность заслуживает вечной признательной, благоговейной памяти и благословения потомства. Как ни тяжелы были для современников его рекрутские наборы (которыми он не только пополнял свои войска, но строил города и заселял страны), введенная им безжалостная финансовая система, монополии, усиление крепостного права — одним словом, запряжение всего народа в государственное тягло, всем этим заслужил он себе имя Великого — имя основателя русского государственного величия. Но деятельностью второго рода он не только принес величайший вред будущности России (вред, который так глубоко пустил свои корни, что доселе еще разъедает русское народное тело), он даже совершенно бесполезно затруднил свое собственное дело: возбудил негодование своих подданных, смутил их совесть, усложнил свою задачу, сам устроил себе препятствия, на поборение которых должен был употреблять огромную долю той необыкновенной энергии, которою был одарен и которая, конечно, могла бы быть употреблена с большею пользою. К чему было брить бороды, надевать немецкие кафтаны, загонять в ассамблеи, заставлять курить табак, учреждать попойки (в которых даже пороки и распутство должны были принимать немецкую форму), искажать язык, вводить в жизнь придворную и высшего общества иностранный этикет, менять летоисчисление, стеснять свободу духовенства? К чему ставить иностранные формы жизни на первое почетное место и тем накладывать на все русское печать низкого и подлого, как говорилось в то время? Неужели это могло укрепить народное сознание? Конечно, одних государственных нововведений (в тесном смысле этого слова) было недостаточно: надо -----205----было развить то, что всему дает крепость и силу, т.е. просвещение; но что же имели общего с истинным просвещением все эти искажения народного облика и характера? Просвещение к тому же не насаждается По произволу, как меняется форма одежды или вводится то или другое административное устройство. Его следовало не насаждать извне, а развивать изнутри. Ход его был бы медленнее, но зато вернее и плодотворнее. Как бы то ни было, русская жизнь была насильственно перевернута Ни иностранный лад. Сначала это удалось только относительно верхних слоев общества, на которые действие правительства сильнее и прямее И которые вообще везде и всегда податливее на разные соблазны. Но мало-помалу это искажение русской жизни стало распространяться и вширь и только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 172. вглубь, т.е. расходиться от высших классов на занимающие более скромное место в общественной иерархии, и с наружности — проникать в самый строй чувств и мыслей, подвергшихся обезнародовающей реформе. После Петра наступили царствования, в которых правящие государством лица относились к России уже не с двойственным характером ненависти и любви, а с одною лишь ненавистью, с одним презрением, которым так богато одарены немцы ко всему славянскому, в особенности ко всему русскому. После этого тяжелого периода долго ещё продолжались, да и до сих пор продолжаются еще колебания между предпочтением то русскому, как при Екатерине Великой, то иностранному, как при Петре III или Павле. Но под влиянием толчка, сообщенного Петром, самое понятие об истинно русском до того исказилось, что даже в счастливые периоды национальной политики (как внешней, так и внутренней) русским считалось нередко такое, что вовсе этого имени не заслуживало. Говоря это, я разумею вовсе не одно правительство, а все общественное настроение, которое, электризуясь от времени до времени русскими патриотическими чувствами, все более и более, однако же, обезнародовалось под влиянием европейских соблазнов и принимало какой-то общеевропейский колорит то с преобладанием французских, то немецких, то английских колеров, смотря по обстоятельствам времени и по слоям и кружкам, на которые разбивается общество. Болезнь эту, вот уже полтора столетия заразившую Россию, все расширяющуюся и укореняющуюся и только в последнее время показавшую некоторые признаки облегчения, приличнее всего, кажется мне, назвать европейничаньем; и коренной вопрос, от решения которого зависит вся будущность, вся судьба не только России, но и всего -----206----Славянства, заключается в том, будет ли эта болезнь иметь такой доброкачественный характер, которым отличались и внесение государственности иноплеменниками русским славянам, и татарское данничество, и русская форма феодализма; окажется ли эта болезнь прививною, которая, подвергнув организм благодательному перевороту, излечится, не оставив за собою вредных неизгладимых следов, подтачивающих самую основу народной жизненности. Сначала рассмотрим симптомы этой болезни, по крайней мере главнейшие из них; а потом уже оглянемся кругом, чтобы посмотреть — не приготовлено ли и для нее лекарства, не положена ли уже секира у корня ее. Все формы европейничанья, которыми так богата русская жизнь, могут быть подведены под следующие три разряда: 1. Искажение народного быта и замена форм его формами чуждыми, иностранными; искажение и замена, которые, начавшись с внешности, не могли не проникнуть в самый внутренний строй понятий и жизни высших слоев общества и не проникать все глубже и глубже. 2. Заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву с мыслью, что хорошее в одном месте должно быть и везде хорошо. 3. Взгляд как на внутренние, так и на внешние отношения и вопросы русской жизни с иностранной, европейской, точки зрения; рассматривание их в европейские очки, так сказать, в стекла, поляризованные под европейским углом наклонения; причем нередко то, что только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 173. должно было нам казаться окруженным лучами самого блистательного света, является совершенным мраком и темнотою... [...] Г л а в а XV Всеславянский союз Всеславянский союз есть единственная твердая почва, на которой может расти самобытная славянская культура, —условие sine gua non1 ее развития. Таков общий смысл, главный вывод всего нашего исследования. Поэтому мы не станем проводить теперь доказательств значения, пользы и необходимости такого устройства Славянского мира с культурноисторической точки зрения; в этой главе я имею в виду раскрыть важность, пользу и необходимость объединения славянской семьи в союзной федеративной форме лишь с более узкой, чисто политической точки зрения. _______________ 1 Непременное условие (лат.). -----207----Мы видели выше, что с общей культурно-исторической точки зрения Россия не может считаться составною частью Европы ни по происхождению, ни по усыновлению, что ей предстоят только две возможности: или вместе с прочими славянами образовать особую, самостоятельную культурную единицу, или лишиться всякого культурно-исторического значения — быть ничем. [...] Не надо себя обманывать. Враждебность Европы слишком очевидна: она лежит не в случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого государственного мужа, а в самых основных ее интересах. Внутренние счеты ее не покончены. Бывшие в ней зародыши внутренней борьбы развились именно в недавнее время; но весьма вероятно, что они из числа последних: с улажением их или даже с несколько продолжительным умиротворением их Европа опять обратится всеми своими силами и помыслами против России, почитаемой ею своим естественным, прирожденным врагом. Если Россия не поймет своего назначения, ее неминуемо постигнет участь всего устарелого, лишнего, ненужного. Постепенно умаляясь в своей исторической золи, придется склонить голову перед требованиями Европы, которая не только не допустит ее до влияния на Восток, не только устроит (смотря по обстоятельствам, в той или другой форме) оплоты против связи ее с западными славянскими родичами, но, с одной стороны, при помощи турецких, немецких, мадьярских, итальянских, польских, греческих, может быть, румынских пособников своих, всегда готовых разъедать несплоченное славянское тело, с другой стороны, своими политическими и цивилизационными соблазнами до того выветрить самую душу Славянства, что оно распустится, растворится в европействе и только утучнит собою его почву. А России, не исполнившей своего предназначения и тем самым потерявшей причину своего бытия, свою жизненную сущность, свою идею, ничего не останется, как бесславно доживать свой жалкий век, перегнивать как исторический хлам, лишенный смысла и значения, или образовать безжизненную массу, так сказать, неодухотворенное тело, и в лучшем случае также распуститься в этнографический материал для новых неведомых исторических комбинаций, даже нe оставив после себя живого следа. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 174. Будучи чужда Европейскому миру по своему внутреннему складу, будучи, кроме того, слишком сильна и могущественна, чтобы занимать место одного из членов европейской семьи, быть одною из великих европейских держав, Россия не иначе может занять достойное себя и Славянства место в истории, как став главою особой, самостоятельной -----208----политической системы государств и служа противовесом Европе во всей ее общности и целости. Вот выгоды, польза, смысл Всеславянского союза по отношению к России. [...] Но бороться с соединенной Европой может только соединенное Славянство. Итак, не всемирным владычеством угрожает Всеславянский союз, а, совершенно напротив, он представляет необходимое и вместе единственно возможное ручательство за сохранение всемирного равновесия, единственный оплот против всемирного владычества Европы. Союз этот был бы не угрозою кому бы то ни было, а мерою чисто оборонительною не только в частных интересах Славянства, но и всей Вселенной. Всеславянский союз имел бы своим результатом не всемирное владычество, а равный и справедливый раздел власти и влияния между теми народами или группами народов, которые в настоящем периоде всемирной истории могут считаться активными ее деятелями: Европой, Славянством и Америкой, которые сами находятся в различных возрастах развития. [...] [...] Всемирная ли монархия, всемирная ли республика, всемирное ли господство одной системы государств, одного культурно-исторического типа одинаково вредны и опасны для прогрессивного хода истории в единственно справедливом смысле этого слова, ибо опасность заключается не в политическом господстве одного государства, а в культурном господстве одного культурно-исторического типа, каково бы ни было его внутреннее политическое устройство. Настоящая глубокая опасность заключается именно в осуществлении того порядка вещей, который составляет идеал наших западников: в воцарении не мнимой, а действительной, столь любезной им общечеловеческой цивилизации. Это было бы равнозначительно прекращению самой возможности всякого дальнейшего преуспеяния или прогресса в истории, внесением нового миросозерцания, новых целей, новых стремлений, всегда коренящихся в особом психическом строе выступающих на деятельное поприще новых этнографических элементов. [...] [...] Не в том дело, чтобы не было всемирного государства, республики или монархии, а в том, чтобы не было господства одной цивилизации, одной культуры, ибо это лишило бы человеческий род одного из необходимейших условий успеха и совершенствования — элемента разнообразия. Итак, мы можем сказать с полною уверенностью, что Всеславянский союз не только не угрожает всемирным владычеством, но есть единственное предохранение от него. [...] -----209----Борьба с Западом — единственное спасительное средство как для излечения наших русских культурных недугов, так и для развития общеславянских симпатий, для поглощения ими мелких раздоров между разными славянскими племенами и направлениями. Уже назревший Восточный вопрос делает борьбу эту, помимо чьей бы то ни было воли, неизбежной в более или менее близком будущем. [...] Наше дело может состоять не в исчислении русских армий и флотов, оценке их устройства, вооружения и тому подобного, а только в рассмотрении только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 175. кроющихся и России элементов силы, как они выказались в явлениях ее истории и в анализе того образа действий, которого она должна держаться для обеспечения себе вероятного успеха. Печатается по: Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. СПб., 1995. С. 187—188, 191—193, 215—226, 337, 340— 341, 360—362, 368. БАКУНИН М.А. Федерализм, социализм и антитеологизм [...} Государство — это самое вопиющее, самое циничное и самое полное отрицание человечности. Оно называет всеобщую солидарность людей на земле и объединяет только часть их с целью уничтожения, завоевания и порабощения всех остальных. Оно берет под свое покровительство лишь своих собственных граждан, признает человеческое право, человечность и цивилизацию лишь внутри своих собственных границ; не признавая вне себя никакого права, оно логически присваивает себе право самой жестокой бесчеловечности по отношению ко всем другим народам, которых оно может по своему произволу грабить, уничтожать или порабощать. Если оно и выказывает по отношению к ним великодушие и человечность, то никак не из чувства долга; ибо оно имеет обязанности лишь по отношению к самому себе, а также но отношению к тем своим членам, которые его свободно образовали, которые продолжают его свободно составлять или даже, как это всегда в конце концов случается, сделались его подданными. Так как международное право не существует, так как, оно никак, не может существовать серьезным и действительным образом, не подрывая чту основу принципа суверенности государства, то государство не может иметь никаких обязанностей по отношению к наследию других -----210----государств. Следовательно, гуманно ли оно обращается с покоренным народом, грабит ли оно его и уничтожает лишь наполовину, не низводит до последней степени рабства, — оно поступает так из политических целей и, быть может, из осторожности или из чистого великодушия, но никогда из чувства долга, ибо оно имеет абсолютное право располагать покоренным народом по своему произволу. Это вопиющее отрицание человечности, составляющее сущность Государства, является, с точки зрения Государства, высшим долгом и самой большой добродетелью: оно называется патриотизмом и составляет всю трансцендентную мораль Государства. Мы называем ее трансцендентной моралью, потому что она обычно превосходит уровень человеческой морали и справедливости, частной или общественной, и тем самым чаще всего вступает в противоречие с ними. Например, оскорблять, угнетать, грабить, обирать, убивать или порабощать своего ближнего считается, с точки зрения обыкновенной человеческой морали, преступлением. В общественной жизни, напротив, с точки зрения патриотизма, если это делается для большей славы государства, для сохранения или увеличения его могущества, то становится долгом и добродетелью. И эта добродетель, этот дол г обязательны для каждого гражданина-патриота; каждый должен их выполнять — и не только по отношению к иностранцам, но и по отношению к своим соотечественникам, подобным ему членам и подданным государства, — всякий раз, как того требует благо государства. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 176. Это объясняет нам, почему с самого начала истории, т.е. с рождения государств, мир политики всегда был и продолжает быть ареной наивысшего мошенничества и разбоя — разбоя и мошенничества, к тому же высоко почитаемых, ибо они предписаны патриотизмом, трансцендентной моралью и высшим государственным интересом. Это объясняет нам, почему вся истории древних и современных государств является лишь рядом возмутительных преступлений; почему короли и министры в прошлом и настоящем, во все времена и во всех странах, государственные деятели, дипломаты, бюрократы и военные, если их судить с точки зрения простой морали и человеческой справедливости, сто раз, тысячу раз заслужили виселицы или каторги; ибо нет ужаса, жестокости, святотатства, клятвопреступления, обмана, низкой сделки, циничного воровства, бесстыдного грабежа и подлой измены, которые бы не были совершены, которые бы не продолжали совершаться ежедневно представителями государств без другого извинения, кроме столь удобного -----211----и вместе с тем столь страшного слова: государственный интерес! Поистине ужасное слово! оно развратило и обесчестило большее число лиц в официальных кругах и правящих классах общества, чем само христианство. Как только это слово произнесено, все замолкает, все исчезает: честность, честь, справедливость, право, исчезает само сострадание, а вместе с ним логика и здравый смысл; черное становится белым, а белое — черным, отвратительное — человеческим, а самые подлые предательства, самые ужасные преступления становятся достойными поступками! И так как теперь уже доказано, что никакое государство не может существовать, не совершая преступлений или, по крайней мере, не мечтая о них, не обдумывая, как их исполнить, когда оно бессильно их совершить, мы в настоящее время приходим к выводу о безусловной необходимости уничтожения государств. Или, если хотите, их полного и коренного переустройства в том смысле, чтобы они перестали быть централизованными и организованными сверху вниз державами, основанными на насилии или на авторитете какого-нибудь принципа, и, напротив, реорганизовались бы снизу вверх, с абсолютной свободой для всех частей объединяться или не объединяться и с постоянным сохранением для каждой части свободы выхода из этого объединения, даже если бы она вошла в него по доброй воле, реорганизовались бы согласно действительным потребностям и естественным стремлениям всех частей, через свободную федерацию индивидов и ассоциаций, коммун, округов, провинций и наций в единое человечество. Печатается по: Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 92—94, 96. Государственность и анархия [...] Мы уже несколько раз высказывали глубокое отвращение к теории Лассаля и Маркса, рекомендующей работникам если не последний идеал, то по крайней мере как ближайшую главную цель — основание народного государства, которое, по их объяснению, будет не что иное, как «пролетариат, возведенный на степень господствующего сословия». Спрашивается, если пролетариат будет господствующим сословием, то над кем он будет господствовать? Значит, останется еще другой только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 177. -----212----пролетариат, который будет подчинен этому новому господству, новому государству. Например, хотя бы крестьянская чернь, как известно, не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом; или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии. Если есть государство, то непременно есть господство, следовательно, и рабство; государство без рабства, открытого или маскированного, немыслимо — вот почему мы враги государства. Что значит пролетариат, возведенный в господствующее сословие? Неужели весь пролетариат будет стоять во главе управления? Немцев считают около сорока миллионов. Неужели же все сорок миллионов будут членами правительства? Весь народ будет управляющим, а управляемых не будет. Тогда не будет правительства, не будет государства, а если будет государство, то будут и управляемые, будут рабы. Эта дилемма в теории марксистов решается просто. Под управлением народным они разумеют управление народа посредством небольшого числа представителей, избранных народом. Всеобщее и поголовное право избирательства целым народом так называемых народных представителей и правителей государства — вот последнее слово марксистов, так же как и демократической школы, — ложь, за которою кроется деспотизм управляющего меньшинства, тем более опасная, что она является как выражение мнимой народной воли. Итак, с какой точки зрения ни смотри на этот вопрос, все приходишь к тому же самому печальному результату: к управлению огромного большинства народных масс привилегированным меньшинством. Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, лишь только сделаются правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом. Кто может усомниться в этом, тот совсем не знаком с природою человека. Но эти избранные будут горячо убежденные и к тому же ученые социалисты. Слова «ученый социалист», «научный социализм», которые беспрестанно встречаются в сочинениях и речах лассальцев и -----213----марксистов, сами собою доказывают, что мнимое народное государство будет не что иное, как весьма деспотическое управление народных масс новою и весьма немногочисленною аристократиею действительных или мнимых ученых. Народ не учен, значит, он целиком будет освобожден от забот управления, целиком будет включен в управляемое стадо. Хорошо освобождение! только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 178. Марксисты чувствуют это противоречие и, сознавая, что управление Мученых, самое тяжелое, обидное и презрительное в мире, будет, несмотря на все демократические формы, настоящею диктатурою, утешают мыслью, что эта диктатура будет временная и короткая. Они говорят, что единственною заботою и целью ее будет образовать и поднять народ как экономически, так и политически до такой степени, что всякое управление сделается скоро ненужным и государство, утратив весь политический, т.е. господствующий характер, обратится само собою в совершенно свободную организацию экономических интересов и общин. Тут явное противоречие. Если их государство будет действительно народное, то зачем ему упраздняться, если же его упразднение необходимо для действительного освобождения народа, то как же они смеют его называть народным? Своею полемикою против них мы довели их до сознания, что свобода, или анархия, т.е. вольная организация рабочих масс снизу вверх, есть окончательная цель общественного развития и что всякое государство, не исключая и их народного, есть ярмо, значит, с одной стороны, порождает деспотизм, а с другой — рабство. 5. Уничтожение государства и юридического права необходимо будет иметь следствием уничтожение личной наследственной собственности и юридической семьи, основанной на этой собственности, так как та и другая совершенно не допускают человеческой справедливости. 6. Уничтожение государства, права собственности и юридической семьи — одно сделает возможным организацию народной жизни снизу вверх, на основании коллективного труда и собственности, сделавшихся в силу самих вещей возможными и обязательными для всех путем совершенной, свободной федерации отдельных лиц в ассоциации, или в независимые общины, или помимо общин и всяких областных и национальных разграничении в великие однородные ассоциации, связанные тождественностью их интересов и социальных стремлений и общих в нации, наций в человечество. Как же морализировать этот мир? Возбуждая в нем прямо, сознательно и укрепляя в его уме и сердце единую, всепоглощающую страсть -----214----всенародного общечеловеческого освобождения. Это новая, единственная религия, силою которой можно шевелить души и создавать спасительную коллективную силу. Таково должно быть отныне единственное содержание тайной организации, организации, которая должна в одно и то же время создать народо-вспомогательную силу и сделаться практическою школою нравственного воспитания для всех членов. Прежде всего определим ближе цель, значение и назначение этой организации. В моей системе, как я уже несколько раз заметил выше, она не должна составлять революционной армии — у нас должна быть только одна революционная армия — народ, — организация должна быть лишь только штабом этой армии, организатором не своей, а народной силы, посредницею между народным инстинктом и революционною мыслию. А революционная мысль только потому и революционерна, жива, действительна, истинна, что она выражает и только поскольку она формирует народные инстинкты, выработанные историею. Стремиться навязать народу свою мысль, простую [...] или чуждую его инстинктам, — значит хотеть только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 179. поработить его новому государству. Поэтому организация, хотящая искренно только освобождения народной жизни, должна принять программу, которая была бы полнейшим выражением народных стремлений. Организации предстоит огромная задача: не только приготовить торжество революции народной посредством пропаганды и сплочения народных сил; не только разрушить до конца силою этой революции весь ныне существующий экономический, социальный и политический порядок вещей; но еще, пережив самое торжество революции, на другой день народной победы сделать невозможным установление какой бы то ни было государственной власти над народом — даже самой революционной, по-видимому, даже вашей, — потому что всякая власть, как бы она ни называлась, непременным образом подвергла бы народ старому рабству в новой форме. Поэтому организация наша должна быть довольно крепка и живуча, чтобы пережить первую победу народа, — а это совсем нелегкое дело,— должна быть так глубоко проникнута своим началом, чтобы можно было надеяться, что даже посреди самой революции она не изменит ни мыслей, ни характера, ни направления. В чем же должно будет состоять это направление? Что будет главною целью и задачею организации? Помочь народу самоопределиться на основании полнейшего равенства и полнейшей и всесторонней человеческой свободы, без малейшего вмешательства -----215----какой бы то ни было, даже временной или переходной, власти, т.е. без всякого государственного посредства. Мы отъявленные враги всякой официальной власти — будь она хоть распререволюционная власть, — враги всякой публично признанной диктатуры, мы — социально-революционные анархисты. Печатается по: Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 482, 483, 525, 546. КРОПОТКИН П.А. Хлеб и воля [...] Всякое общество, покончившее с частной собственностью, должно будет, по нашему мнению, организоваться на началах анархического коммунизма. Анархизм неизбежно ведет к коммунизму, а коммунизм — к анархизму, причем и тот и другой представляют собой не что иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающего в современных обществах, — стремления к равенству. Но наш коммунизм не есть коммунизм фаланстера или коммунизм немецких теоретиковгосударственников. Это — коммунизм анархический, коммунизм без правительства, коммунизм свободных людей. Это — синтез, т.е. соединение в одно двух целей, преследовавшихся человечеством во все времена: свободы экономической и свободы политической. [...] Печатается по: Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 46, 52. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 180. Современная наука и анархия [...] В силу различных исторических, политических и экономических данных, а также в силу уроков новейшей истории, у анархистов сложился, как мы уже сказали, свой взгляд на общество, совершенно иной, чем у всех политических партий, стремящихся к захвату государственной власти в свои руки. Мы представляем себе общество в виде организма, в котором отношения между отдельными его членами определяются не законами, наследием исторического гнета и прошлого варварства, не какими бы то ни было властителями, избранными или же получившими власть по на-----216----следию, а взаимными соглашениями, свободно состоявшимися, равно как и привычками и обычаями, также свободно признанными. Эти обычаи, однако, не должны застывать в своих формах и превращаться в нечто незыблемое под влиянием законов или суеверий. Они должны постоянно развиваться, применяясь к новым требованиям жизни, к прогрессу науки и изобретений и к развитию общественного идеала, все более разумного, все более возвышенного. Таким образом — никаких властей, которые навязывают другим свою волю, никакого владычества человека над человеком, никакой неподвижности в жизни, а вместо того — постоянное движение вперед, то более скорое, то замедленное, как бывает в жизни самой природы. Каждому отдельному лицу предоставляется, таким образом, свобода действий, чтобы оно могло развить все свои естественные способности, свою индивидуальность, т.е. все то, что в нем может быть своего, личного, особенного. Другими словами — никакого навязывания отдельному лицу каких бы то ни было действий под угрозой общественного наказания или же сверхъестественного мистического возмездия: общество ничего не требует от отдельного лица, чего это лицо само не согласно добровольно в данное время исполнить. Наряду с этим — полнейшее равенство в правах для всех. Мы представляем себе общество равных, не допускающих в своей среде никакого принуждения; и, несмотря на такое отсутствие принуждения, мы нисколько не боимся, чтобы в обществе равных вредные обществу поступки отдельных его членов могли бы принять угрожающие размеры. Общество людей свободных и равных сумеет лучше защитить себя от таких поступков, чем наши современные государства, которые поручают защиту общественной нравственности полиции, сыщикам, тюрьмам — т.е. университетам преступности, — тюремщикам, палачам и судам. В особенности сумеет оно предупреждать самую возможность противообщественных поступков путем воспитания и более тесного общения между людьми. Ясно, что до сих пор нигде еще не существовало общества, которое применяло бы на деле эти основные положения. Но во все времена в человечестве было стремление к их осуществлению. Каждый раз, когда некоторой части человечества удавалось хоть на время свергнуть угнетавшую его власть или же уничтожить укоренившиеся неравенства (рабство, крепостное право, самодержавие, владычество известных каст или классов), всякий раз, когда новый луч свободы и равенства проникал в общество, всегда народ, всегда угнетенные старались хотя бы отчасти провести в жизнь только что указанные основные положения. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 181. -----217----Поэтому мы вправе сказать, что анархия представляет собой известный общественный идеал, существенно отличающийся от всего того, что до сих пор восхвалялось большинством философов, ученых и политиков, которые все хотели управлять людьми и давать им законы. Идеалом господствующих классов анархия никогда не была. Но зато она часто являлась более или менее сознанным идеалом масс. Государство в совокупности есть общество взаимного страхования, заключенного между землевладельцем, воином, судьей и священником, чтобы обеспечить каждому из них власть над народом и эксплуатацию бедноты. Таково было происхождение государства, такова была его история, и таково его существо еще в наше время, [...] Государство — нечто гораздо большее, чем организация администрации в целях водворения «гармонии» в обществе, как это говорят в университетах. Это — организация, выработанная и усовершенствованная медленным путем на протяжении трех столетий, чтобы поддерживать права, приобретенные известными классами, и пользоваться трудом рабочих масс; чтобы расширить эти права и создать новые, которые ведут к новому закрепощению обездоленных законодательством граждан по отношению к группе лиц, осыпанных милостями правительственной иерархии. Такова истинная сущность государства. Все остальное — лишь слова, которые государство само велит внушать народу и которые повторяются по привычке, не избирая их более внимательно, — слова столь же ложные, как и те, которым учит церковь, чтобы прикрыть свою жажду власти, богатства и опять-таки власти! Печатается по: Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 287, 288, 347, 533. ТКАЧЕВ П.Н. Задачи революционной пропаганды в России (Письмо к редактору журнала «Вперед!») II Что подразумевает наш журнал под словом революция? Народное движение, направленное к уничтожению существующего порядка вещей, к устранению тех исторически выработавшихся условий экономического быта, которые его давят и порабощают. Это слишком обще. Какое движение? Осмысленное, разумное, вызванное ясным сознанием -----218----принципиальных недостатков диких общественных условий, руководимое верным и отчетливым пониманием как его средств, так и конечных целей. Это сознание и это понимание должны быть присущими всему народу или по крайней мере большинству его, — только тогда, по вашему мнению, совершится истинная народная революция. Всякую только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 182. другую революцию вы называете искусственным «навязыванием народу революционных идей». [...] «.Будущий строй русского общества, — гласит ваша программа, — осуществлению которого мы решились содействовать, должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые». [...] . Следовательно, революцию вы понимаете в смысле осуществления в общественной жизни потребностей большинства, им самим сознанных и понятых. Но разве это будет революция в смысле насильственного переворота? Разве когда большинство сознает и поймет как свои потребности, так и те пути и средства, с помощью которых их можно удовлетворить, разве тогда ему нужно будет прибегать к насильственному перевороту? О, поверьте, оно сумеет тогда сделать это, не проливая ни единой капли крови, весьма мирно, любезно и, главное, постепенно. Ведь сознание и понимание всех потребностей придет к нему не вдруг. Значит, нет резона думать, будто и осуществлять эти потребности оно примется зараз: сначала оно сознает одну потребность и возможность удовлетворить ее, потому другую, третью и т.д., и, наконец, когда оно дойдет до сознания своей последней потребности, ему уже даже и бороться ни с кем не придется, а уже о насилии и говорить нечего. Значит, ваша революция есть не иное что, как утопический путь мирного прогресса. Вы обманываете и себя и читателей, заменяя слово прогресс словом революция. Ведь это шулерство, ведь это подтасовка! Неужели вы не понимаете, что революция (в обыденном смысле слова) тем-то и отличается от мирного прогресса, что первую делает меньшинство, а второй — большинство. Оттого первая проходит обыкновенно быстро, бурно, беспорядочно, носит на себе характер урагана, стихийного движения, а второй совершается тихо, медленно, плавно, «с величественной торжественностью», как говорят историки. Насильственная революция тогда только и может иметь место, когда меньшинство не хочет ждать, чтобы большинство само сознало свои потребности, но когда оно решается, так сказать, навязать ему это сознание, когда оно старается довести глухое и постоянно присущее народу чувство недовольства своим положением до взрыва. -----219----И затем, когда этот взрыв происходит, — происходит не в силу какого-нибудь ясного понимания и сознания и т.п., а просто в силу накопившегося чувства недовольства, озлобления, в силу невыносимости гнета, — когда этот взрыв происходит, тогда меньшинство старается только придать ему осмысленный, разумный характер, направляет его к известным целям, облекает его грубую чувственную основу в идеальные принципы. Народ действительной революции — это бурная стихия, все уничтожающая и разрушающая на своем пути, действующая всегда безотчетно и бессознательно. Народ вашей революции — это цивилизованный человек, вполне уяснивший себе свое положение, действующий сознательно и целесообразно, отдающий отчет в своих поступках, хорошо понимающий, чего он хочет, понимающий свои истинные потребности и свои права, человек принципов, человек идей. Но где же видано, чтобы цивилизованные люди делали революции! О нет, они всегда предпочитают путь мирного и спокойного прогресса, путь бескровных протестов, дипломатических компромиссов и реформ — пути насилия, пути крови, убийств и грабежа. [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 183. Даже нашему III Отделению, впадающему в умоисступление при одном слове революция, подобная революция — ваша революция, революция, обусловленная «ясным сознанием и пониманием большинством своих потребностей», не может быть страшной. Напротив, его прямой интерес состоит в том, чтобы пропагандировать ее идеи. С помощью такой пропаганды можно совсем сбить молодежь с толку, представляя ей действительную революцию как искусственное навязывание народу неосознанных и непрочувствованных им идей, как нечто деспотическое, эфемерное, скоротечное и потому вредное; уверяя ее, что победа народного дела, что радикальный переворот всех существующих общественных отношений зависит от степени сознания народом его прав и потребностей, т.е. от степени его умственного и нравственного развития, можно незаметно довести ее до убеждения, будто развивать народ и уяснять ему его потребности и т.п. — значит подготовлять не торжество мирного прогресса, а торжество истинной революции. [...] IV [...] Революции делают революционеры, а революционеров создают данные социальные условий окружающей их среды. Всякий народ, заявленный произволом, измученный эксплуататорами, осужденный из века в век поить своею кровью, кормить своим телом праздное поколение -----220----тунеядцев, скованный по рукам и по ногам железными цепями экономического рабства, — всякий такой народ (а в таком положении находятся все народы) в силу самых условий своей социальной среды есть революционер; он всегда может; он всегда хочет сделать революцию; он всегда готов к ней. И если он в действительности не делает ее, если он в действительности с ослиным терпением продолжает нести свой мученический крест... то это только потому, что в нем забита всякая внутренняя инициатива, что у него не хватает духа самому выйти из своей колеи; но раз какой-нибудь внешний толчок, какое-нибудь неожиданное столкновение выбили его из нее — и он поднимается, как бурный ураган, и он делает революцию. Наша учащаяся молодежь точно так же в большинстве случаев находится в условиях, благоприятных для выработки в ней революционного настроения. Наши юноши — революционеры не в силу своих знаний, а в силу своего социального положения. Большинство их — дети родителей-пролетариев или людей, весьма недалеко ушедших от пролетариев. Среда, их вырастившая, состоит либо из бедняков, в поте лица своего добывающих хлеб, либо живет на хлебах у государства; на каждом шагу она чувствует свое экономическое бессилие, свою зависимость. А осознание своего бессилия, своей необеспеченности, чувство зависимости всегда приводят к чувству недовольства, к озлоблению, к протесту. Правда, в положении этой среды есть и другие условия, парализующие действие экономической нищеты и политической зависимости; условия, до известной степени примиряющие с жизнью потому, что они дают возможность эксплуатировать чужой труд; условия, заглушающие недовольство, забивающие протест, развивающие в людях тот узкий, скотский эгоизм, который не видит ничего дальше своего носа, который приводит к рабству и тупому консерватизму. Но юноши, еще не охваченные губительным влиянием условий второго рода, еще не втянувшиеся в будничную практику прошлой жизни, не успевшие присосаться ни к одному из легализированных способов грабежа и эксплуатации, юноши, не только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 184. видящие ничего в будущем, кроме необеспеченности и зависимости, вынесшие из прошлого безотрадные воспоминания о всякого рода унижениях и страданиях, которым зависимость и нищета подвергают человека, — эти юноши, едва они начинают сознательно мыслить, невольно, неизбежно приходят к мысли о необходимости революции, невольно, неизбежно становятся революционерами. [...] -----221----VI [...] Ваш журнал решительный противник борьбы агитационной, он признает лишь одну борьбу — борьбу философскую, борьбу с точки зрения общих принципов. В своей программе (стр. 6) вы говорите, что идя вас всего важнее вопрос социальный, т.е. общие экономические принципы, которые лежат в основе исторического общества, и что внимание вашего журнала исключительно будет обращаться на факты, имеющие наиболее тесную, прямую связь с этими принципами, следовательно, на факты из экономической жизни народа; факты же, в которых экономические принципы воплощаются лишь косвенно, посредственно, будут интересовать вас только в слабой степени, вы отодвинете их на задний план. Политический вопрос, т.е. тот политический вопрос, который всех нас давит, безумный деспотизм самодержавия, возмутительный произвол хищнического правительства, наше общее бесправие, наше постыдное рабство — все это для вас вопросы второстепенные. Вы слишком заняты созерцанием коренных причин зла, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Но коренные причины зла одинаковы как для России, так и для всей 3[ападной] Европы, только в 3[ападной] Европе благодаря более высокому развитию экономической жизни они проявляются в более резких, более рельефных формах и их влияние на все прочие сферы жизни, и в особенности на сферу политическую, осязательнее, нагляднее. Отсюда, в интересах разъяснения фальшивости и несправедливости общих экономических принципов гораздо практичнее обращаться за фактами к Европе, а не к России. Ее жизнь представляет если и не более обильный, то во всяком случае более разработанный материал для подобного разъяснения, чем наша. Вы это понимаете, и потому ваш журнал гораздо пристальнее следит за рабочим движением в Западной Европе, чем за внутренней жизнью России; вопросам общеевропейского интереса он уделяет столько же, если не больше, места, как и вопросам, имеющим специально русский интерес. [...] Вот потому-то истинно революционная партия ставит своей главной, своей первостепенной задачей не подготовление революции вообще, в отдаленном будущем, а осуществление ее в возможно ближайшем настоящем. Ее орган должен быть и органом этой идеи; мало того, он должен служить одним из практических средств, непосредственно содействующих скорейшему наступлению насильственного переворота. Иными словами, он должен не столько заботиться о теоретическом уяснении -----222----и философском понимании принципиальных несовершенств данного порядка вещей, сколько о .возбуждении к нему отвращения и ненависти, о накоплении и распространении во всех слоях общества чувств недовольства, озлобления, страстного желания перемены. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 185. Следовательно, хотя интересы революционной партии и не исключают теоретической, научной борьбы, но они требуют, чтобы борьба практическая, агитаторская была выдвинута на первый план. Они требуют этого не только ввиду настоятельной неотложности революции, но также и ввиду других не лишенных значения соображений. Наша молодежь, наше интеллигентное меньшинство страдает не столько недостатком ясного понимания несостоятельности общих экономических принципов, лежащих в основе нашего быта, сколько недостатком сильных аффективных импульсов, толкающих людей на практическую революционную деятельность. Следовательно, развитие этих импульсов (что и составляет одну из главных задач революционной агитации) в высокой степени необходимо в интересах более усиленного комплектования кадров революционной армии. [...] VII После всего мною сказанного я, как мне кажется, имею некоторое право утверждать, что с точки зрения насущных интересов русской революционной партии задачи ее революционной пропаганды могут быть формулированы следующим образом. 1. По отношению к. образованному большинству, по отношению к привилегированной среде, равно как и по отношению к народу, она должна преследовать главнейшим образом цели агитаторские. Она должна возбуждать в обществе чувство недовольства и озлобления существующим порядком, останавливая его внимание главным образом на тех именно фактах, которые всего более способны вызвать и разжечь это чувство. При выборе этих фактов она должна соображаться не столько с тем, в какой мере в них воплощаются общие принципы данного порядка, сколько с тем, в какой мере они причиняют действительные, осязательные страдания людям той или другой среды. 2. По отношению к. революционной молодежи, к, своей партии она должна преследовать цели по преимуществу организационные. Убеждая ее в настоятельной необходимости непосредственной, практической революционной деятельности, она должна выяснить ей, что главное условие успеха этой деятельности зависит от прочной организации -----223----ее революционных сил, от объединения частных, единичных попыток в одно общее, дисциплинированное, стройное целое. [...] Печатается по: Ткачев П.Н. Соч.: В 2 т. М., 1976. Т. 2. С. 12—13, 16—19, 23—25, 26, 29, 31, 34—35, 36—39. ЛЕОНТЬЕВ К.Н. Византизм и славянство Г л а в а VII О государственной форме [...] Социальная наука едва родилась, а люди, пренебрегая опытом веков и примерами ими же теперь столь уважаемой природы, не хотят видеть, что между эгалитарно-либеральным только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 186. поступательным движением и идеей развития нет ничего логически родственного, даже более: эгалитарно-либеральный процесс есть антитеза процессу развития. При последнем внутренняя идея держит крепко общественный материал в своих организующих, деспотических объятиях и ограничивает его разбегающиеся, расторгающие стремления. Прогресс же, борющийся против всякого деспотизма сословий, цехов, монастырей, даже богатства и т.п., есть не что иное, как процесс разложения, процесс того вторичного упрощения целого и смешения составных частей, о котором я говорил выше, процесс сглаживания морфологических очертаний, процесс уничтожения тех особенностей, которые были органически (т.е. деспотически) свойственны общественному телу.[...] Государство есть, с одной стороны, как бы дерево, которое достигает своего полного роста, цвета и плодоношения, повинуясь некоему таинственному не зависящему от нас деспотическому повелению внутренней, вложенной в него идеи. С другой стороны, оно есть машина, и сделанная людьми полусознательно, и содержащая людей, как части, как колеса, рычаги, винты, атомы, и наконец, машина, вырабатывающая, Образующая людей. Человек в государстве есть в одно и то же время и механик, и колеса или винт, и продукт общественного организма. На которое бы из государств древних и новых мы ни взглянули, у всex найдем одно и то же общее: простоту и однообразие вначале, больше равенства и больше свободы (по крайней мере фактической, если не юридической свободы), чем будет после... Потом мы видим большее или меньшее укрепление власти, более глубокое или менее резкое -----224----(смотря по задаткам первоначального строения) разделение сословий, большее разнообразие быта и разнохарактерности областей. [...] Вообще в эти сложные цветущие эпохи есть какая бы то ни было аристократия, политическая, с правами и положением, или только бытовая (т.е.), только с положением без резких прав, или еще чаще стоящая на грани политической и бытовой. Эвпатриды Афин, феодальные сатрапы Персии, оптиматы Рима, маркизы Франции, лорды Англии, воины Египта, спатиаты Лаконии, знатные дворяне России, паны Польши, беи Турции. В то же время, по внутренней потребности единства, есть наклонность и к единоличной власти, которая по праву или только по факту, но всегда крепнет в эпоху цветущей сложности. Являются великие замечательные диктаторы, императоры, короли или, по крайней мере, гениальные демагоги и тираны (в древнеэллинском смысле), Фемистоклы, Периклы и т.п. [...] Вместо того, чтобы или наивно, или нечестно становиться, ввиду какого-то конечного блага, на разные предвзятые точки зрения, коммунистическую, демократическую, либеральную и т.д., научнее было бы подвергать все одинаковой, бесстрастной, безжалостной оценке, и если бы итог вышел либо либеральный, либо охранительный, либо сословный, либо бессословный, то не мы, так сказать, были бы виноваты, а сама наука. Статистики нет никакой для субъективного блаженства отдельных лиц; никто не знает, при каком правлении люди живут приятнее. Бунты и революции мало доказывают в этом случае. Многие веселятся бунтом. [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 187. Никакой нет статистики для определения, что в республике жить лучше частным лицам, чем в монархии; в ограниченной монархии лучше, чем в неограниченной; в эгалитарном государстве лучше, чем в сословном; в богатом лучше, чем в бедном. Поэтому, отстраняя мерило благоденствия, как недоступное еще современной социальной науке (быть может, и навсегда неверное и малопригодное), гораздо безошибочнее будет обратиться к объективности, к картинам и спрашивать себя, нет ли каких-нибудь всеобщих и весьма простых законов для развития и разложения человеческих обществ? И если мы не знаем, возможно ли всеобщее царство блага, то, по крайней мере, постараемся дружными усилиями постичь, по мере -----225----наших средств, что пригодно для блага того или другого частного государства. [...] Государственная форма у каждой нации, у каждого общества своя; она в главной основе неизменная до гроба исторического, но меняется быстрее или медленнее в частностях, от начала до конца. Вырабатывается она не вдруг и не сознательно сначала; не вдруг понятна; она выясняется лишь хорошо в ту среднюю эпоху наибольшей сложности и высшего единства, за которой постоянно следует, рано или поздно, частная порча этой формы и затем разложение и смерть. Так, государственная форма древнего Египта была резко сословная монархия, вероятно, глубоко ограниченная жреческой аристократией и вообще религиозными законами. Персия была, по-видимому, более феодального, рыцарского происхождения; но феодальность ее сдерживалась безграничным в принципе царизмом, земным выражением добра, Ормузда. История Греции и Рима больше обработана, и потому на них все это еще яснее. Афины именно в цветущий период выработали свойственную им государственную форму. Это — демократическая республика, однако с привилегиями, с эв-патридами, с денежным цензом, с рабами и, наконец, с наклонностью к фактической, неузаконенной, непрочной диктатуре Периклов, Фемистоклов и т.д. Форма эта, которой естественные залоги хранились, конечно, в самих нравах и обстоятельствах, выработалась именно в цветущий сложный период, от Солона до Пелопоннесской войны. Во время этой войны началась порча, начался эгалитарный прогресс. Свободы было и без того много: захотелось больше равенства. Спарта, от эпохи Ликурга до унижения фиванцами, выработала также свою, чрезвычайно оригинальную, стеснительную и деспотическую форму аристократического республиканского коммунизма с чем-то вроде двух наследственных президентов. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 188. Форма эта была несравненно стеснительнее, деспотичнее афинской, и поэтому жизни и творчества в Афинах было больше, а в Спарте меньше, но зато Спарта была сильнее и долговечнее. Все остальные государства греческого мира колебались, вероятно, между дорической формой Спарты и ионийской формой Афин. Потребность формы, стеснения, деспотизма, дисциплины, исходящей из нужд самосохранения, была и в этом распущенном и раздробленном эллинском -----226----мире так велика, что во многих государствах демократического характера (т.е., вероятно, там, где выразился слабее деспотизм сословный) вырабатывалась тирания, т.е. дисциплина единоличной власти (Поликрат, Периандр, Дионисий Сиракузский и др.). Феодализм сельский, помещичий или рыцарский был, по-видимому, всегда ничтожен в Элладе почти также, как и в Риме; все аристократии Эллады и Рима имели городской характер; все они были, так сказать, муниципального происхождения. История Македонии очень бедна, и сведений о первоначальной организации македонского царства у нас мало. Но некоторые историки полагают, что у македонян был феодализм выражен сильнее муниципальности (и действительно, о городах македонских почти нет и речи, а все слышно лишь о царях и их дружине, о «Генералах» Александра), Ослабевший эллинский муниципальный мир, соединившись потом с грубой, неясной (неразвитой, вероятно) феодальностью македонян, дошел до мгновенного государственного единства при Филиппе и Александре и только тогда стал в силах распространять свою цивилизацию до самой Индии и внутренней Африки. Опять-таки, значит, для наибольшего величия и силы. оказалась нужной большая сложность формы — сопряжение аристократии с монархией. [...] Именно в это время выработалась та муниципальная, избирательная диктатура, императорство, которое так долго дисциплинировало Рим и послужило еще потом и Византии. То же самое мы видим и в европейских государствах. Италия, возросшая на развалинах Рима, около эпохи Возрождения, и раньше всех других европейских государств, выработала свою государственную форму в виде двух самых крайних антитез — с одной стороны, высшую централизацию, в виде государственного папства, объединявшего весь католический мир далеко вне пределов Италии, с другой же — для самой себя, для Италии собственно, форму крайне децентрализованную, муниципальноаристократических малых государств, которые постоянно колебались между олигархией (Венеция и Генуя) и монархией (Неаполь, Тоскана и т.д.). Государственная форма, прирожденная Испании, стала ясна несколько позднее. Это была монархия самодержавная и аристократическая, но провинциально мало сосредоточенная, снабженная местными и отчасти сословными вольностями и привилегиями, нечто среднее между Италией и Францией. Эпоха Карла V и Филиппа II есть эпоха цвета. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 189. -----227----Государственная форма, свойственная Франции, была в высшей степени централизованная, крайне сословная, но самодержавная монархия. Эта форма выяснилась постепенно при Людовике XI, Франциске I, Ришелье и Людовике XIV; исказилась она в 89-м году. Государственная форма Англии была (и отчасти есть до сих пор) ограниченная, менее Франции вначале сословная, децентрализованная монархия, или, как другие говорят, аристократическая республика с наследственным президентом. Эта форма выразилась почти одновременно с французской при Генрихе VIII, Елизавете и Вильгельме Оранском. Государственная форма Германии была (до Наполеона I и до годов 48 и 71) следующая: союз государств небольших, отдельных, сословных, более или менее самодержавных, с избранным императором — сюзереном (не муниципального, а феодального происхождения). Все эти, уже выработанные ясно формы начали постепенно меняться у одних с XVIII столетия, у других в XIX веке. Во всех открылся эгалитарный и либеральный процесс. Можно верить, что польза есть от этого какая-нибудь, общая для Вселенной, но уже никак не для долгого сохранения самих этих относительных государственных миров. Реакция не потому не права, что она не видит истины, нет! Реакция везде чует эмпирически истину; но отдельные ячейки, волокна, ткани и члены организма стали сильнее в своих эгалитарных порывах, чем власть внутренней организующей деспотической идеи! [...] После цветущей и сложной эпохи, как только начинается процесс вторичного упрощения и смешения контуров, т.е. большое однообразие областей, смешение сословий, подвижность и шаткость властей, принижение религии, сходство воспитания и т.п., как только деспотизм формологического процесса слабеет, так в смысле государственного блага все прогрессисты становятся не правы в теории, хотя и торжествуют на практике. Они не правы в теории; ибо, думая исправлять, они разрушают; они торжествуют на практике; ибо идут легко по течению, стремятся по наклонной плоскости. Они торжествуют, они имеют громкий успех. Все охранители и друзья реакции правы, напротив, в теории, когда начинается процесс вторичного упростительного смешения: ибо они хотят лечить и укреплять организм. Не их вина, что они ненадолго торжествуют; не их вина, что нация не умеет уже выносить дисциплину отвлеченной государственной идеи, скрытой в недрах ее! -----228----Они все-таки делают свой долг и, сколько могут, замедляют разложение, возвращая нацию, иногда и насильственно, к культу создавшей ее государственности. [...] Я предвижу еще одно возражение: я знаю, мне могут сказать, что пред концом культурной жизни и пред политическим падением государств заметнее смешение, чем упрощение. И в древности, и теперь. Но, во-первых, самое смешение есть уже своего рода упрощение картины, упрощение юридической ткани и бытовой узорности. Смешение всех цветов ведет к серому или белому. А главное основание вот где. Я спрашиваю: просты ли нынешние копты, потомки египтян или арабы Сирии? Просты ли были pagani, сельские идолопоклонники, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 190. которые держались еще после падения и исчезновения эллино-римской религиозности и культуры в высших слоях общества? Просты ли были христиане-греки под турецким игом до восстания 20-х годов? Просты ли гебры, остатки огнепоклонников культурного персомидийского мира? Конечно, все перечисленные люди, общины и народные остатки несравненно проще, чем были люди, общины, нации в эпоху цвета Египта, Калифата, греко-римской цивилизации, чем персы во времена Дария Гистаспа или византийцы во времена Иоанна Златоуста, Люди проще лично, по мыслям, вкусам, по несложности сознания и потребностей; общины и целые национальные или религиозные остатки проще потому, что люди в их среде все очень сходны и равны между собою. Итак, прежде смешение и некоторая степень вторичного принижения (то есть; количественное упрощение), потом смерть своеобразной культуры в высших слоях или гибель государства и, наконец, переживающая свою государственность вторичная простота национальных и религиозных остатков. [...] Печатается по: Леонтьев К. Записки отшельника. М., 1992. С. 118—132. Национальная политика как орудие всемирной революции (Письма к О.И. Фуделю) [...] «Движение современного политического национализма есть не что иное, как видоизмененное только в приемах распространение космополитической демократизации». -----229----У многих вождей и участников этих движений XIX века цели действительно были национальные, обособляющие, иногда даже культурно-своеобразные, но результат до сих пор был у всех и везде один — космополитический. [...] Все эти нации, все эти государства, все эти общества (Европы. — Сост.) сделали за эти 30 лет огромные шаги на пути эгалитарного либерализма, демократизации, равноправности, на пути внутреннего смешения классов, властей, провинций, обычаев, законов и т.д. И в то же время они все много «преуспели» на пути большого сходства с другими государствами и другими обществами. Все общества Запада за эти 30 лет больше стали похожи друг на друга, чем были прежде. Местами более против прежнего крупная, а местами более против прежнего чистая группировка государственности по племенам и нациям есть поэтому не что иное, как поразительная по силе и ясности своей подготовки к переходу в господство космополитическое, сперва всеевропейское, а потом, быть может, и всемирное! Это ужасно! Но еще ужаснее, по-моему, то, что у нас в России до сих пор никто этого не видит и не хочет понять... [...] Все идут к одному — к какому-то среднеевропейскому типу общества и к господству какогото среднего человека. И если не произойдет в XIX веке где-нибудь и какой-нибудь невообразимый даже переворот в самих идеях, потребностях, нуждах и вкусах, то и будут так идти, пока не сольются все в одну — всеевропейскую — республиканскую федерацию. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 191. Поэтому ни о Португалии, ни о Голландии, ни о Швейцарии, Дании или Швеции не стоит и распространяться по поводу того широкого и серьезного вопроса, который нас занимает. В культурно-бытовом отношении во всех этих небольших государственных мирах и без того с каждым годом остается все меньше и меньше своеобразного и духовно-независимого. А политическая, внешняя независимость их держится лишь соперничеством или милостию больших держав. [...] Если бы случалось всегда так, что плоды политические, социальные и культурные соответствовали бы замыслам руководителей движения или идеалам и сочувствиям руководимых масс, то умственная задача наша была бы гораздо проще и доступнее какомунибудь реальному и осязательному объяснению. -----230----Но когда мы видим, что победы и поражения, вооруженные восстания народов и если не всегда «благодетельные», то несомненно благонамеренные реформы многих монархов, освобождение и покорение наций, — одним словом, самые противоположные исторические обстоятельства и события приводят всех к одному результату — к демократизации внутри и к ассимиляции вовне, то, разумеется, является потребность объяснить все это более глубокой, высшей и отдаленной (а может быть, и весьма печальной) телеологией. [...] Но оставим пока эти общие рассуждения. Припомним лучше еще раз ближайшие события европейской истории с того года (с 59-го), в который Наполеон III вздумал «официально», так сказать, написать на знамени своем этот самый девиз «политической национальности». Я не боюсь повторений. Раз решившись писать об этом, я боюсь только неясности. Факты же современной истории до такой грубости наглядны, до такой вопиющей скорби поучительны, что они сами говорят за себя, и я не могу насытиться их изложением. В 1859 году Наполеон III сговаривается с Пиемонтом и в союзе с ним побеждает Австрию, которая противится этому национально-патриотическому принципу. Этот приговор истории повторяется с тех пор неизменно: все то, что противится политическому движению племен к освобождению, объединению, усилению их в государственной отдельности и чистоте, — все это побеждено, унижено, ослаблено. И заметьте, все это противящееся (за немногими исключениями, подтверждающими лишь общее правило) носит тот или другой охранительный характер. Побеждена Австрия католическая, монархическая, самодержавная, аристократическая — Австрия, которую недаром же предпочитал даже и Пруссии наш великий охранитель Николай Павлович. Заметьте, что и безучастие России в 1859 году, ее почти что потворство французским победам и ее все возрастающее нерасположение к Австрии доказывает, что в начале 60-х годов и позднее не только в обществе русском, но и в правительственных сферах племенные чувства начинают брать верх над государственными инстинктами. Это одно, по-моему, уже не делает чести племенному чувству, нехорошо рекомендует его. Все то, что начало нравиться в 60-х годах, — подозрительно. Это станет еще понятнее, когда вы вспомните, что пробуждение этого племенного чувства у нас совпадает по времени с весьма искренним и сильным внутреннеуравнительным движением (эмансипации и т.д.). только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 192. -----231----Мы тогда стали больше думать о славянском национализме и дома, и за пределами России, когда учреждениями и нравами стали вдруг быстро приближаться ко все-Европе. (Не горько ли это?!) Мы даже на войско надели тогда французское кепи. Это очень важный символ! Ибо, имея в духе нашем очень мало наклонности к действительному творчеству, мы всегда носим в сердце какой-нибудь готовый западный идеал. Прусская каска Николая I, символ монархии сословной, нам тогда разонравилась, и безобразное кепи, наряд эгалитарного кесаризма, нам стала больше по сердцу! Прошу вас, задумайтесь над этим! Это вовсе не пустяки; это очень важно! [...] Посмотрите: когда нужно было (по решению и мановению невидимой десницы) победить в Крыму Россию, монархию крепко-сословную, дворянскую, консервативную, самодержавную, а в 1859 году Австрию, державу тоже (и даже более, чем Россия) охранительную, — у Наполеона III, у министров и генералов его нашлись и сила, и мудрость, и предусмотрительность — все нашлось! Когда же потребовалось создание весьма либеральной, естественно-конституционной, антипапской и давно уже слабоаристократической Италии (вдобавок глубоко разъедаемой социализмом), то против Австрии, мешавшей этому, сила нашлась, но против Италии не нашлось мудрости. Старик Тьер, говоривший уже тогда против итальянской эмансипации, был гласом вопиющего в пустыне! Обратите еще внимание и на то, что случилось вслед за этим с Францией в 1862 и 1863 годах. Взбунтовалась весьма дворянская и весьма католическая Польша против России, искренно увлеченной в то время своим разрушительно-эмансипационным процессом. У Франции не нашлось тут уже не только одной мудрости, но и силы. Она подняла на Западе в пользу реакционного польского бунта пустую словесную бурю, которая только ожесточила русских и сделала их строже к полякам; Россия же после этого стала смелее, сильнее, еще и еще либеральнее сама ив тоже время насильственно демократизировала Польшу и больше прежнего ассимилировала ее. [...] Старайтесь не забывать при этом: что они обе — Польша и Россия — боролись под знаменем национальным. В России давно, давно уже все русское общество не содействовало правительству с таким единодушием и усердием, как во время этого польского мятежа. Русское это общество, движимое тогда оскорбленным национальным, кровным чувством своим, при виде неразумных посягательств поляков -----232----на малороссийские и белорусские провинции наши, стало гораздо строже самого правительства и ...послужило, само того не подозревая, все к тому же и тому же космополитическому всепретворению! До 1863 года и Польша, и Россия — обе внутренними порядками своими гораздо менее, были похожи на. современную им Европу, чем они обе стали после своей борьбы за национальность. [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 193. [...] Псевдонациональное или племенное начало [...] привело [Европу. — Сост.] шаг за шагом к низвержению всех тех устоев, на которых утвердилась и процветала западная цивилизация. Итак, ясно, что политика племенная, обыкновенно называемая национальною, есть не что иное, как слепое орудие все той же всесветной революции, которой и мы, русские, к несчастию, стали служить с 1861 года. В частности, поэтому и для нас политика чисто славянская (искренним православным мистицизмом не исправленная, глубоким отвращением к прозаическим формам современной Европы не ожесточенная) — есть политика революционная, космополитическая. И если в самом деле у нас есть в истории какое-нибудь особое, истинно национальное, мало-мальски своеобразное, другими словами — культурное, а не чисто политическое призвание, то мы впредь должны смотреть на панславизм как на дело весьма опасное, если не совсем губительное. Истинное (то есть культурное, обособляющее нас в быте, духе, учреждениях) славянофильство или, точнее, культурофильство должно отныне стать жестоким противником опрометчивого, чисто политического панславизма. Если славянофилы-культуролюбцы не желают повторять одни только ошибки Хомякова и Данилевского, если они не хотят удовлетворяться одними только эмансипационными заблуждениями своих знаменитых учителей, а намерены, служить их главному, высшему идеалу, то есть национализму настоящему, оригинальному, обособляющему и утверждающему наш дух и бытовые формы наши, то они должны впредь остерегаться слишком быстрого разрешения всеславянского вопроса. Идея православно-культурного русизма действительно оригинальна, высока, строга и государственна. Панславизм же во что бы то. ни стало — это подражание, и больше ничего. Это идеал совре-----233----менно-европейский, унитарно-либеральный, это — стремление быть как все. Это все та же общеевропейская революция. Нужно теперь не славянолюбие, не славянопотворство, не сла-вяноволие — нужно славяномыслие, славянотворчество, славяноособие — вот что нужно теперь!.. Пора образумиться. Русским в наше время надо, ввиду всего перечисленного мною прежде, стремиться со страстью к самобытности духовной, умственной и бытовой... И тогда и остальные славяне пойдут со временем по нашим стопам. [...] Неужели прав был Прудон, восклицая: «Революция XIX века не родилась из недр той или другой политической секты, она есть развитие какого-нибудь одного отвлеченного принципа, не есть торжество интересов одной какой-нибудь корпорации или какого-нибудь класса. Революция — это есть неизбежный синтез всех предыдущих движений в религии, философии, политике, социальной экономии и т.д. и т.д. Она существует сама собою, подобно тем элементам, которые в ней сочетались. Она, по правде сказать, приходит не сверху (т.е. не от разных правительств), не снизу (т.е. не от народа)...» [...] только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 194. Неужели же прав Прудон не для одной только Европы, но и для всего человечества? Неужели таково в самом деле попущение Божие и для нашей дорогой России?! Неужели немного позднее других и мы с отчаянием почувствуем, что мчимся бесповоротно и по тому же проклятому пути?! Неужели еще очень далека та точка исторического насыщения равенством и свободой, о которой я упоминал и после которой в обществах, имеющих еще развиваться и жить, должен начаться постепенный поворот к новому расслоению и органической разновидности?.. Если так, то все погибло! Неужели ж нет надежд? Нет, пока есть еще надежда — надежда именно на Россию, на ее современную реакцию, имеющую возможность совпасть с благоприятным для религии и культуры разрешением восточного вопроса. Есть признаки не по ослеплению пристрастия, но «рационально» ободрительные! Но они есть только у нас одних, а на Западе их нет вовсе! Печатается по: Леонтьев К. Записки отшельника. М.,1992. С. 452, 460, 469—476, 496—498, 500—502. -----234----ИЛЬИН И.А. Кое-что об основных законах будущей России О Российском государстве Ст. 1. В порядке Божьего изволения возникшее, Божьим Промыслом в веках ведомое, Российское Государство утверждается как установление по духу своему христианское и национальное, призванное ко хранению и осуществлению закона правды в жизни российских народов. Ст. 2. Российское Государство есть правовое единство, священное, исторически преемственное, властное и действенное. Оно покоится на братском единении русских людей, на их верности Богу, Отечеству, государственной власти и закону. Ст. 3. Российское Государство единое и нераздельно. Оно имеет единый состав граждан, определяемый законом; единую, законом очерченную территорию, единую государственную власть, строение коей устанавливается основным законом, единый свод законов, в который включаются и все местные своды. Всякое произвольное выхождение граждан из состава государства, всякое произвольное расчленение территории, всякое образование самостоятельной или новой государственной власти, всякое произвольное создание новых, основных или обыкновенных законов объявляется заранее недействительным и наказуется по всей строгости уголовного закона как измена или предательство. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 195. Ст. 4. Российское Государство есть правовой союз. Каждый русский гражданин имеет свои неприкосновенные права, свои установленные обязанности, свои ненарушимые запретности, все это устанавливается законом, ограждается властью и судом. Всякое беззаконие, превышение власти, вымогательство и произвол преследуются. Праву подчинены все без исключения. Основы правопорядка обязательны для всех. Ст. 5. Российское Государство есть единство священное, ибо оно объединяет людей не только внешне, но и внутренне, не токмо за страх, но и за совесть, не токмо перед лицом всех людей, но и перед лицом Божиим. Российское Государство служит делу Божьему на земле: оно ограждает и обслуживает жизнь русского национального духа в его единстве и в его всенародной и общенародной совокупности. Ст. 6. Российское Государство есть единство исторически-преемственное. Оно основано нашими предками; оно утверждено всенарод-----235----ными жертвами, приносившимися отечеству под водительством русских Князей и Государей; оно не может прекратиться и не прекращается никакими временными смутами, восстаниями, вторжениями и засилиями. Ст. 7. Российское Государство есть властное, т.е. публично-правовое, и притом верховное. Оно само создает свою верховную власть, не подчиненную никакой внешней силе, никакой иной власти, явной или тайной, никакой иной державе. Русская государственная власть призвана править и повелевать: она властвует по праву и обязана в пределах права опираться на силу. Ст. 8. Российское Государство есть единство действенное. Это означает, что русские граждане призваны к правовой свободе и самостоятельному творчеству, к добровольной законопослушности (лояльности), к верной, незазорной семейной жизни, к свободному труду и частной собственности. Они суть субъекты права. Они повинны вкладывать в государственное дело свой почин, свое сердце, волю и разум. Они должны всеми способами, как лучше, промышлять о своем отечестве и о пользе своего народа. Они обязаны содействовать всем благим и правым начинаниям своей власти. Ст. 9. Российское Государство связывает людей в братский союз. Русский русскому брат и помощник всегда, везде и во всем. Всякая взаимная неправда возбраняется. Всякое взаимное притеснение преступно. Всякая злостная эксплуатация наказуема по закону. Всякое оставление в беде предосудительно и позорно. Все за одного — один за всех. Ст. 10. Российское Государство связывает русских людей с отечеством и между собою преимущественно, а в случае столкновения с другими союзами — исключительно. Поэтому двойное подданство недопустимо; оно воспрещается и наказуется, как измена. Также воспрещается всякая принадлежность граждан к каким бы то ни было международным (интернациональным) объединениям. Ст. 11. Российское Государство связывает всех своих граждан единою патриотическою солидарностью: общим отечеством, общей целью, общей властью, общим правопорядком. Общее выше частного. Частные интересы должны уступать, подчиняться, служить средством только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 196. для высшей цели (ст. 4). Русский гражданин повинен своему отечеству служением и жертвенностью; он повинен своим согражданам уважением, миролюбием и сотрудничеством. Ст. 12. Всякое деление русских граждан на враждебные политические станы объявляется временным, предосудительным и в случаях, -----236----особо предусмотренных, — наказуемым срочною или бессрочною утратою публичной правоспособности. Бороться за классовые, партийные и корпоративные интересы позволительно лишь постольку, поскольку эти интересы соответствуют единому и общему благу народа и государства. Ст. 13. Русский суд призван быть правым, справедливым, милостивым, скорым и равным. Русский судья, всегда укрепляя себя в законе Божием, ведает в решениях своих два источника: закон Российского Государства и свое совестное правосознание. Он не может ни кривить душою, ни угождать предержащим властям. Ст. 14. Русский государственный чин есть звание честное и ответственное, милостивое и строгое. Творящий кривду или растрату разрушает отечество и позорит себя. Российское чиновничество обязует помнить, что оно призвано строить и украшать свою родину. Ст. 15. Солдатом именуется всякий военнослужащий, от рядового до старшего генерала. Русский солдат есть звание высокое и почетное. Он представляет всероссийское народное единство, русскую государственную волю, силу и честь. Армия есть кость от кости народной, кровь от крови его, дух от его духа. Служащий в русской армии — пожизненно или временно — осуществляет почетное право верного за отечество стояния и приобщается национальной славе. Воинское знамя есть священная хоругвь всего российского народа. Военный инвалид — почетное лицо в государстве. Ст. 16. Русский язык есть язык общегосударственный. Он обязателен в армии, во флоте и во всех государственных и общественных установлениях. Употребление местных языков и наречий в государственных и общественных установлениях допускается только наряду с русским языком: оно обязательно во всех общинах с иноязычным большинством и определяется особыми законами и указами. Так можно было бы формулировать основные аксиомы всероссийского государственного порядка и единения. [...] Печатается по: Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948—1954 гг.: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 72—75. РАЗДЕЛ 2. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ Глава 4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ ВЕБЕР М. Политика как призвание и профессия только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 197. Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествующие, есть отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (т.е. считающееся легитимным) насилие как средство. Таким образом, чтобы оно существовало, люди, находящиеся под господством, должны подчиняться авторитету, на который претендуют те, кто теперь господствует. Когда и почему они так поступают? Какие внутренние основания для оправдания господства и какие внешние средства служат ему опорой? В принципе имеется три вида внутренних оправданий, т.е. оснований, легитимности (начнем с них). Во-первых, это авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение, — традиционное господство, как его осуществляли патриарх и патримониальный князь старого типа. Далее, авторитет внеобыденного личного дара (Gnadengabe)(xa-ризма), полная личная преданность и личное доверие, вызываемое наличием качеств вождя у какого-то человека: откровений, героизма и других, — харизматическое господство, как его осуществляют пророк, или — в области политического — избранный князь-военачальник, или избранный всеобщим голосованием выдающийся демагог и политический партийный вождь. Наконец, господство в силу «легальности», в силу веры в обязательность легального установления (Satzung) и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, т.е. ориентацией на подчинение при выполнении установленных правил, — господство в том виде, в каком его осуществляют -----238----современный «государственный служащий» и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении. Понятно, что в действительности подчинение обусловливают чрезвычайно грубые мотивы страха и надежды — страха перед местью магических сил или властителя, надежды на потустороннее или посюстороннее вознаграждение — и вместе с тем самые разнообразные интересы. К этому мы сейчас вернемся. Но если пытаться выяснить, на чем основана «легитимность» такой покорности, тогда, конечно, столкнешься с указанными тремя ее идеальными типами. А эти представления о легитимности и их внутреннее обоснование имеют большое значение для структуры господства. Правда, идеальные типы редко встречаются в действительности. Но сегодня мы не можем позволить себе детальный анализ крайне запутанных изменений, переходов и комбинаций этих идеальных типов: это относится к проблемам «общего учения о государстве». [...] В данном случае нас интересует прежде всего второй из них: господство, основанное на преданности тех, кто подчиняется чисто личной ха-ризме вождя, ибо здесь коренится мысль о призвании (Beruf) в его высшем выражении. Преданность харизме пророка, или вождя на войне, или выдающегося демагога в народном собрании (Ekklesia) или в парламенте как раз и означает, что человек подобного типа считается внутренне «признанным» руководителем людей, что последние подчиняются ему не в силу обычая или установления, но потому, что верят в него. Правда, сам вождь живет своим делом, «жаждет свершить свой труд», если только он не ограниченный и тщеславный выскочка. Именно к личности вождя и ее качествам относится преданность его сторонников: апостолов, последователей, только ему преданных партийных приверженцев. В двух важнейших в прошлом фигурах: с одной стороны, мага и пророка, с другой — избранного князя-военачальника, главаря банды, кондотьера — вождизм как явление встречается во все исторические эпохи и во всех регионах. Но особенностью Запада, что для нас более важно, является политический вождизм сначала в образе свободного «демагога», существовавшего на почве города- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 198. государства, характерного только для Запада, и прежде всего для средиземноморской культуры, а затем в образе парламентского «партийного вождя», выросшего на почве конституционного государства, укорененного тоже лишь на Западе. Конечно, главными фигурами в механизме политической борьбы не были одни только политики в силу их призвания в собственном смысле этого слова. Но в высшей степени решающую роль здесь играет тот род -----239----вспомогательных средств, которые находятся в их распоряжении. Как политически господствующие силы начинают утверждаться в своем государстве? Данный вопрос относится ко всякого рода господству, т.е. и к политическому господству во всех его формах: традиционной, легальной и харизматической. Любое господство как форма власти, требующая постоянного управления, нуждается, с одной стороны, в установке человеческого поведения на подчинение господам, притязающим быть носителями легитимного насилия, а с другой стороны — посредством этого подчинения — в распоряжении теми вещами, которые в случае необходимости привлекаются для применения физического насилия: личным штабом управления и материальными средствами управления. Штаб управления, представляющий во внешнем проявлении предприятие политического господства, как и всякое другое предприятие, прикован к властелину, конечно, не одним лишь представлением о легитимности, о котором только что шла речь. Его подчинение вызвано двумя средствами, апеллирующими к личному интересу: материальным вознаграждением и оказанием почестей. [...] Печатается по: Вебер М. Избранные сочинения. М., 1990. ПАРСОНС Т. О понятии «политическая власть» Власть понимается здесь как посредник, тождественный деньгам, циркулирующий внутри того, что мы называем политической системой, но выходящий далеко за рамки последней и проникающий в три функциональные подсистемы общества (как я их себе представляю) — экономическую подсистему, подсистему интеграции и подсистему поддержания культурных образцов. Прибегнув к очень краткому описанию Свойств, присущих деньгам как экономическому инструменту подобного типа, мы сможем лучше понять и специфику свойств власти. Деньги, как утверждали классики экономической науки, одновременно представляют собой и средство обмена, и «ценностный эталон». Деньги — это символ в том смысле, что, измеряя и, следовательно, "выражая" экономическую ценность или полезность, сами они не обладают полезностью в изначальном потребительском значении слова. Деньги имеют не «потребительскую стоимость», а только «стоимость меновую», т.е. позволяют приобретать полезные вещи. Деньги служат, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 199. -----240----таким образом, для обмена предложениями о продаже или, наоборот, о покупке полезных вещей. Деньги становятся главным посредником только тогда, когда обмен не носит обязательного характера, подобно обмену дарами между некоторыми категориями родственников, или когда он не совершается на основе бартера, т.е. обмена равноценными вещами и услугами. Восполняя нехватку прямой от себя пользы, деньги наделяют того, кто их получает, четырьмя важными степенями свободы в том, что касается участия в системе всеобщих обменов: 1) свободой тратить полученные деньги на приобретение, какой-либо вещи или набора вещей из числа наличествующих на рынке и в пределах имеющихся средств; 2) свободой выбирать между многими вариантами желаемой вещи; 3) свободой выбирать время, наиболее подходящее для покупки; 4) свободой обдумывать условия покупки, которые в силу свободы выбора времени и варианта предложения человек может, смотря по обстоятельствам, принять или отвергнуть. И напротив, в случае с бартером участник торга связан тем, что его партнер имеет или желает иметь в обмен на то, что он имел, и уступит в данный момент. Вместе с получением четырех степеней свободы человек, конечно, подвергается риску, связанному с гипотетичностью предположения о том, что деньги будут приняты другими и что их ценность останется неизменной. Первые деньги были посредником, стоявшим еще очень близко к товару, — самым известным примером этого являются драгоценные металлы, и многие до сих пор полагают, что стоимость денег «действительно» основывается на рыночной стоимости их металлической основы. На этой основе тем не менее в развитых финансовых системах была возведена сложная структура инструментов кредитования, в которой только ничтожная часть сделок действительно совершалась с использованием металлических денег — они превращаются в «резерв», приберегаемый на всякий случай, и используются главным образом для сведения международных балансов. Я подробнее остановлюсь на природе кредита в другой части статьи. Сейчас же достаточно сказать, что, как бы в некоторых случаях ни было важно наличие металлических резервов, все современные финансовые системы функционируют, опираясь преимущественно не на металл как реального посредника, а на деньги «без стоимости». Более того, принятие этих денег «без стоимости» основывается на определенном доверии, институционализирванном в финансовой системе. Если бы гарантия денежных обязательств -----241----покоилась только на их конвертируемости в металлическую монету, тогда в подавляющем большинстве случаев они бы обесценились по той простой причине, что общее количество металла может покрыть лишь малую долю денег. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 200. И наконец, деньги «хороши», т.е. функционируют как посредник, только в недрах достаточно определенной сети рыночных отношений, которая действительно достигла сегодня мирового уровня, но поддержание которой требует специальных мер обеспечения взаимоконвертируемости национальных валют. Такая система есть область виртуальных обменов, в которой деньги могут быть потрачены, но не в недрах которой поддерживаются определенные условия, обеспечивающие системе защиту и управление со стороны как закона, так и ответственных властей, контролируемых законом. Аналогичным образом понятие институционализированной системы власти прежде всего выдвигает на первый план систему отношений, в рамках которой некоторые виды обещаний и обязательств, навязанных или взятых добровольно — например, в соответствии с договором, — рассматриваются как подлежащие исполнению, т.е. в нормативно установленных условиях уполномоченные деятели могут потребовать их выполнения. Кроме того, во всех установленных случаях отказа или попыток отказа от повиновения, посредством чего деятель пробует уклониться от своих обязательств, их «заставят уважать», угрожая ему реальным применением ситуационно-негативных санкций, выполняющих в одном случае функцию устрашения, в другом — наказания. Именно события в случае с деятелем, о котором идет речь, намеренно изменяют (или угрожают изменить) ситуацию ему во вред, каково бы ни было конкретное содержание этих изменений. Власть, таким образом, является реализацией обобщенной способности, состоящей в том, чтобы добиваться от членов коллектива выполнения их обязательств, легитимизированных значимостью последних для целей коллектива, и допускающей возможность принуждения строптивых посредством применения к ним негативных санкций, кем бы ни являлись действующие лица этой операции. Читатель заметил, что для определения власти я употребил понятие «обобщение» и «легитимация». Добиться обладания полезным предметом, выменяв его на другой предмет, не означает совершить денежную сделку. Таким же образом из моего определения следует, что добиться удовлетворения своего желания, определено оно как обязательство объекта или нет, посредством простой угрозы со стороны превос------242----ходящей силы не составляет акта властвования. Я хорошо знаю, что большинство представителей политической науки выбрали бы другое определение и увидели бы здесь пример властвования [...], но я намерен придерживаться собственного определения и изучать вытекающие из него следствия. Способность обеспечивать удовлетворение желания должна быть обобщенной, чтобы можно было назвать ее властью в том смысле, который я придаю этому термину, а не быть только функцией отдельного применения санкции, которую в состоянии наложить одно лицо, и, наконец, использованный посредник должен быть «символическим». На второе место среди свойств власти я поставил легитимацию. Это с необходимостью вытекает из моего понимания власти как «символической», которая, будучи обмененной на что-нибудь действительно значимое для эффективности сообщества, а именно на повиновение, не оставляет приобретателю выгоды, т.е. лицу, выполнившему обязательство, «никакой ощутимой ценности». Это значит, что ему не остается ничего другого, кроме совокупности антиципации, а именно: при других условиях и в других случаях он может напомнить об определенных обязательствах со стороны иных сообществ. В системах власти легитимация является, таким образом, фактором, аналогичным доверию при взаимном согласии на принятие денежной единицы и ее стабильности в финансовых системах. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 201. Оба критерия объединены тем, что если легитимность обладания и использования власти подвергается сомнению, то это ведет к использованию все более сильных средств, способствующих достижению повиновения. Эти средства должны быть все более и более Эффективными «внутренне» и, следовательно, лучше приспособленными к особым ситуациям объектов исходя из их недостаточно общего характера. Кроме того, в той мере, в какой эти средства являются внутренне эффективными, легитимность постепенно становится все менее важным фактором их эффективности; в конце этого развития находится применение — вначале различных видов принуждения, затем силы как самого по сути своей эффективного из всех средств принуждения. [...] Теперь мы в состоянии затронуть последнюю из тех важных проблем, которые было решено разобрать в рамках настоящей статьи и которая состоит в том, чтобы выяснить, является ли власть задачей с нулевой суммой в том смысле, что в системе всякое приращение власти единицей А является действенной причиной утраты соответствующего количества власти другими единицами — Б, В, Г... Сравнение с деньгами, на котором мы настаивали с самого начала, могло бы помочь в -----243----поисках ответа, который при некоторых обстоятельствах будет явно утвердительным, но ни в коем случае не будет таковым при любых обстоятельствах. Случай с деньгами ясен: при разработке бюджета, призванного распределить имеющийся доход, всякое выделение средств по какой-то одной статье должно осуществляться за счет других статей. Вопрос в том, чтобы выяснить, действуют ли подобные ограничения в экономике, понимаемой как глобальная система. В течение долгого времени многим экономистам так и казалось; и это был самый серьезный недостаток прежней «количественной теории денег». Самой явной политической аналогией здесь является распределение власти в рамках обособленного сообщества. Вполне очевидно, что если А, который ранее занимал положение, сопряженное с реальной властью, перемещен рангом ниже и на его месте теперь находится Б, то А утрачивает власть, а Б ее получает, причем общая сумма власти в системе остается неизменной. Многие теоретики, в том числе Г. Лассуэлл и Ч. Райт Миллс, полагали, что это правило является одинаково справедливым для всей совокупности политических систем. Самым очевидным и серьезным фактом, разбившим теорию нулевой суммы, было учреждение кредита коммерческими банками. Случай этот настолько важен в качестве демонстрационной модели, что требует краткого разъяснения. Когда вкладчики вкладывают свои деньги в банк, они не только помещают их в надежное место, но и передают в распоряжение банка, который может дать их в долг. Поступая так, депозиторы ни в коей мере не теряют права собственности на свои деньги. Вклады возвращаются в полном размере по заявлению вкладчика, причем единственные общепринятые ограничения здесь определяются режимом работы банка. Банк все же использует часть вкладов для предоставления кредита под проценты, в силу чего он не только передает в распоряжение заемщика энную сумму денег, но и принимает в большинстве случаев обязательство требовать возврата займа только в полном соответствии с заключенным договором, который в целом оставляет за заемщиком свободу действий, ничем не нарушаемую в течение условленного срока, или обязывает его произвести обговоренные заранее выплаты ввиду амортизации займа. Другими словами, одни и те же деньги начинают выполнять «двойную только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 202. функцию»: они рассматриваются как собственность и депозиторами, хранящими документы на вклады, и банкиром, получившим право одалживать эти деньги, как «свои собственные». Таким образом, происходит возрастание суммы -----244----денег в обороте, измеряемое количеством текущих займов по отношению к объему бессрочных вкладов. [...] Таким же образом попытаемся теперь провести точный анализ систем власти. Мое предположение состоит в том, что существует круговое движение между политической сферой и экономикой; суть его в обмене фактора политической эффективности — в данном случае участия в контроле над продуктивностью экономики — на экономический результат, состоящий в контроле над ресурсами, способном, например принять форму инвестиционного займа. Это круговое движение регулируется посредством власти в том смысле, что фактор, представленный подлежащими исполнению обязательствами, в частности обязательством оказания услуг, с лихвой уравновешивает результат, представленный открывшимися для эффективного действия возможностями. Мое предположение состоит в том, что одно из условий стабильности этой системы циркуляции состоит в равновесии факторов и результатов властвования с той и с другой стороны. Это — иной способ сказать, что данное условие стабильности в том, что касается власти, формулируется идеальным образом как система с нулевой суммой, хотя то же самое неверно, по причине инвестиционного процесса, для вовлеченных в оборот денежных средств. Система кругового обращения присущая политической сфере, понимается тогда как место привычной мобилизации ожиданий относительно их исполнения; эта мобилизация может осуществляться двумя способами: либо мы напоминаем обстоятельствах, которые вытекают из прежних договоренностей, являющихся в некоторых случаях, как, например, в вопросе о гражданстве правоустанавливающими; либо мы берем на себя в установленных пределах новые обязательства, заменяющие старые, уже выполненные. Равновесие характеризует, конечно, всю систему, а не отдельные части.[...] Существует ли политический эквивалент банковской системы ¾ средство, которое пробило бы брешь в круговом обороте власти, позволив внести весомые добавки к тому количеству власти, которое держится в системе? Смысл моих рассуждении в доказательстве того, что такое средство существует и что его источник находится в системе поддержки, т.е. в зоне обменов между властью и влиянием на нее, между политической системой и системой интеграции. Прежде всего я предполагаю, и это особенно наглядно в случае с демократическими избирательными системами, что политическая и поддержка должна рассматриваться как обобщенная уступка власти, ставящая -----245----в случае, победы на выборах избранных лидеров в положение, аналогичное положению банкира. «Вклады» власти, сделанные избирателями, могут быть отозваны — если не тотчас, то хотя бы на следующих выборах и на условии, аналогичном режиму работы банка. В некоторых случаях выборы связаны с условиями, сопоставимыми с бартером, точнее говоря, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 203. с ожиданием выполнения некоторых конкретных требований, отстаиваемых стратегически мыслящими избирателями, и ими одними. Но особенно важно, что в системе, которая является плюралистической с точки зрения не только состава сил, осуществляющих политическую поддержку, но и проблем, подлежащих разрешению, такие лидеры получают свободу действия для принятия различных, обязательных для исполнения решений, затрагивая в этом случае и другие группы общества, а не только те, чей «интерес» был удовлетворен непосредственным образом. Эту свободу можно представить как ограниченную круговым потоком: другими словами, можно сказать, что фактор власти, проходящий по каналу политической поддержки, будет самым точным образом уравновешен его результатом — политическими решениями в интересах тех групп, которые их специально требовали. Существует все же другая составляющая свободы избранных лидеров, которая и является здесь решающей. Это свобода использовать влияние — например, благодаря престижу должности, не совпадающему с объемом причитающейся ей власти, — чтобы предпринять новые попытки «уравнять» власть и влияние. Это использование влияния для укрепления общего предложения власти. Как это можно себе представить? Важно то, что связь между средствами, используемыми для позитивных и негативных санкций, есть инверсия случая с созданием банковского кредита. Там речь действительно шла об использовании власти, конкретизированной в обязательности исполнения кредитных соглашений, которая и позволяла «почувствовать разницу». Здесь же речь идет о способности выборочного осуществления влияния посредством убеждения. Похоже, что этот процесс выполняет свою роль посредством функции управления, которая — с помощью отношений, поддерживаемых с различными аспектами структуры электорального корпуса сообщества, — порождает и структурирует новый «спрос» в смысле специфического спроса на решения. Тогда можно сказать, что подобный спрос — применительно к тем, кто принимает решения. — оправдывает растущее производство власти, что стало возможным именно из-за обобщенного характера мандата -----246----политической поддержки; поскольку этот мандат выдан не на основе бартера, т.е. в обмен на конкретные решения, но вследствие того «уравнения» власти и влияния, которое установилось посредством выборов, он является средством осуществления, в рамках конституции, того, что на правительственном уровне кажется наиболее соответствующим «всеобщему интересу». В этом случае руководителей можно сравнить с банкирами или «брокерами», которые могут мобилизовать обязательства своих избирателей таким образом, что совокупность обязательств, взятых всем сообществом, увеличивается. Это возрастание должно все же быть оправданным мобилизацией влияния: нужно, чтобы оно одновременно воспринималось как соответствующее действующим нормам и применимое к ситуациям, «требующим» действия на уровне коллективных обязательств. Критической для оправдания проблемой является в определенном смысле проблема консенсуса, его воздействия на тот ценностный принцип, каким выступает солидарность. Критерием, соответствующим этому ценностному принципу, становится, следовательно, консенсус. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 204. В этом случае возникает задача нахождения основы, позволяющей нарушить круговую стабильность системы власти с нулевой суммой. Решающим для этого является то, что подобное может произойти, когда сообщество и его члены готовы взять на себя новые, подлежащие исполнению обязательства за рамками и сверх тех, которые были в силе раньше. Тогда возникает насущная потребность оправдать подобное расширение и трансформировать «чувство» того, что необходимо что-то предпринять, в обязательство предпринять эффективное действие, содержащее при необходимости принудительные санкции. В этом процессе сильный деятель представлен избранными руководителями — в той мере, в какой к ним применима аналитически независимая характеристика позиции власти, присущей выполняемой ими функции, определяющая лидера как человека, обремененного поиском необходимого обоснования для политических программ, которые не были бы приняты в случае кругового оборота власти. Можно предположить, что сравнение с кредитом, наряду с прочими, оказывается верным с точки зрения его временного измерения. Потребность в большей эффективности, необходимой для выполнения новых программ, составляющих добавку к общей нагрузке сообщества, влечет за собой изменения на уровне организации посредством нового сочетания производственных факторов, развития новых организмов, ангажированности персонала, выработки новых норм и даже модификации -----247----основ легитимации. Следовательно, избранные лидеры не могут считаться по закону ответственными за немедленное выполнение, и, наоборот, нужно, чтобы источники политической поддержки оказали им доверие, т.е. не требовали немедленной «оплаты» — в момент следующих выборов — той доли власти, которую имели их голоса, решениями, продиктованными их собственными интересами. Правомерно, может быть, называть ответственность, принимаемую в этом случае, ответственностью руководства, подчеркнув ее отличие от административной ответственности, сосредоточенной на повседневных функциях. В любом случае я хотел бы представить процесс возрастания власти способом, строго аналогичным экономическому инвестированию в том смысле, что «возмещение» должно повлечь за собой повышение уровня коллективного успеха в направлении, выявленном выше, а именно: повышение эффективности коллективного действия в зонах с обнаружившейся ценностью, о которой никто не подозревал, если бы лидер не пошел на риск, подобно предпринимателю, решившемуся на инвестиции. [...] Печатается по: Антология мировой политической мысли: В 4 т. М., 1997. Т. П. С. 479—486. Европейская Хартия местного самоуправления (Извлечения) Преамбула Государства — члены Совета Европы, подписавшие настоящую Хартию, только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 205. Считая, что целью Совета Европы является достижение более прочного единства между его членами во имя торжества и защиты составляющих общее достояние идеалов и принципов; Считая, что заключение соглашений в области управления является одним из средств, служащих достижению этой цели; Считая, что органы местного самоуправления составляют одну из основ любого демократического строя; Считая, что право граждан участвовать в управлении государственными делами относится к общим для всех государств — членов Совета Европы демократическим принципам; -----248----Исходя из убеждения, что это право непосредственно может быть осуществлено именно на местном уровне; Исходя из убеждения, что существование облеченных реальной властью органов местного самоуправления обеспечивает эффективное и, одновременно, приближенное к гражданину управление; Сознавая, что защита и укрепление местного самоуправления в различных европейских странах представляют собой значительный вклад в построение Европы, основанной на принципах демократии и децентрализации власти; Утверждая, что это предполагает существование местных органов самоуправления, которые наделены уполномоченными для принятия решений органами, созданными демократическим путем, и которые имеют широкую автономию в отношении своей компетенции, порядка ее осуществления и необходимых для этого средств, договорились о нижеследующем: Часть 1 Статья 2. Конституционные и законодательные основы местного самоуправления Принцип местного самоуправления должен быть признан в законодательстве страны и, по возможности, в конституции страны. Статья 3. Понятие местного самоуправления 1. Под местным самоуправлением понимается право и реальная способность органов местного самоуправления регламентировать значительную часть государственных дел и управлять ею, действуя в рамках закона, под свою ответственность и в интересах местного населения. 2. Это право осуществляется советами или собраниями, состоящими из членов, избранных путем свободного, тайного, равного, прямого и всеобщего голосования. Советы или собрания могут располагать подотчетными им исполнительными органами. Это положение не исключает обращения к собраниям граждан, референдуму или любой другой форме прямого участия граждан там, где это допускается по закону. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 206. Статья 4. Сфера компетенции местного самоуправления 1. Основные полномочия органов местного самоуправления устанавливаются конституцией или законом. Однако это положение не исключает предоставления органам местного самоуправления в соответствии с законом отдельных конкретных полномочий. -----249----2. Органы местного самоуправления в пределах, установленных законом, обладают полной свободой действий для осуществления собственных инициатив по любому вопросу, который не исключен из их компетенции и не отнесен к компетенции другого органа власти. 3. Осуществление государственных полномочий, как правило, должно преимущественно возлагаться на органы власти, наиболее близкие к гражданам. Предоставление каких-либо из этих полномочий иному органу власти должно производиться с учетом объема и природы поставленной задачи, а также требований эффективности и экономии. 4. Предоставляемые органам местного самоуправления полномочия должны быть, как правило, полными и исключительными. Они могут быть оспорены или ограничены иным органом власти, центральным или региональным, только в пределах, установленных законом. 5. При делегировании полномочий центральными или региональными органами местные органы самоуправления должны, насколько это возможно, обладать свободой приспосабливать их осуществление к местным условиям. 6. В процессе планирования и принятия любых решений, непосредственно касающихся органов местного самоуправления, необходимо консультироваться с этими органами, насколько это возможно, делая это заблаговременно и в соответствующей форме. Статья 5. Защита территориальных разграничении органов местного самоуправления При любом изменении местных территориальных разграничении необходимо предварительно консультироваться с соответствующими органами местного самоуправления, возможно, там, где это позволяет закон, путем проведения референдума. Статья 6. Соответствие административных структур и средств задачам органов местного самоуправления 1. Местные органы власти должны иметь возможность, не нарушая более общих законодательных положений, сами определять свои внутренние административные структуры с тем, чтобы они отвечали местным потребностям и обеспечивали эффективное управление. 2. Условия работы служащих органов местного самоуправления должны быть такими, чтобы возможно было обеспечивать подбор высококвалифицированных кадров, основанный на принципах учета опыта и компетентности; для этого необходимо обеспечить соответст-----250----- только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 207. вующие условия профессиональной подготовки, оплаты и продвижения по службе. Статья 7. Условия осуществления полномочий на местном уровне 1. Статус местных выборных лиц должен обеспечивать свободное осуществление их полномочий. 2. Статус местных выборных лиц должен позволять получать соответствующую денежную компенсацию расходов, понесенных в связи с осуществлением ими своих полномочий, а также, в случае необходимости, компенсацию за упущенную выгоду или заработок и соответствующее социальное страхование. 3. Функции и деятельность, несовместимые с мандатом местного выборного лица, могут быть установлены только законом или основополагающими правовыми принципами. Статья 8. Административный контроль за деятельностью органов местного самоуправления 1. Любой административный контроль над органами местного самоуправления может осуществляться только в формах и в случаях, предусмотренных конституцией или законом. 2. Любой административный контроль за деятельностью органов местного самоуправления, как правило, должен быть предназначен лишь для обеспечения соблюдения законности и конституционных принципов. Тем не менее, административный контроль может включать также контроль вышестоящих органов власти за надлежащим выполнением органами местного самоуправления делегированных им полномочий. 3. Административный контроль над органами местного самоуправления должен осуществляться таким образом, чтобы степень вмешательства контролирующего органа была соразмерна значимости интересов, которые это вмешательство имеет в виду защитить. Статья 9. Источники финансирования органов местного самоуправления 1.Органы местного самоуправления имеют право, в рамках национальной экономической политики, на обладание достаточными собственными финансовыми средствами, которыми они могут свободно распоряжаться при осуществлении своих функций. -----251----2. Финансовые средства органов местного самоуправления должны быть соразмерны предоставленным им конституцией или законом полномочиям. По меньшей мере часть финансовых средств органов местного самоуправления должна поступать за счет местных сборов и налогов, ставки которых органы местного самоуправления вправе устанавливать в пределах, определенных законом. 4. Финансовые системы, на которых основываются средства местных органов самоуправления, должны быть достаточно разнообразными и гибкими, чтобы следовать, насколько это реально возможно, за изменением издержек, возникающих при осуществлении компетенции местных органов. только для ознакомления www.moimirknig.com для mirknig.com
- 208. 5. Защита более слабых в плане финансов органов местного самоуправления требует ввода процедур финансового выравнивания или эквивалентных мер, предназначенных для корректировки результатов неравномерного распределения потенциальных источников финансирования местных органов и лежащих на них расходов. Такие процедуры или меры не должны ограничивать свободу выбора местного самоуправления в пределах их компетенции. 6. Порядок предоставления перераспределяемых средств необходимо должным образом согласовывать с органами местного самоуправления. 7. Предоставляемые местным органам самоуправления субсидии, по мере возможностей, не должны предназначаться на финансирование определенных проектов. Предоставление субсидий не должно идти в ущерб основной свободе выбора политики органов местного самоуправления в области их собственной компетенции. 8. Для финансирования расходов по капиталовложениям местные органы самоуправления должны, соблюдая законодательство, иметь доступ к национальному рынку ссудного капитала. Статья 10. Право местных органов самоуправления на объединение 1. Местные органы самоуправления имеют право при осуществлении своих полномочий сотрудничать и в пределах, установленных законом, объединяться с другими местными органами самоуправления для выполнения задач, предоставляющих общий интерес. 2. В каждом государстве должно быть признано право местных органов самоуправления вступать в объединение для защиты и продвижения общих интересов и в международное объединение органов местного самоуправления. -----252----3. Местным органам самоуправления предоставляется право на условиях, которые могут быть установлены законом, сотрудничать с подобными органами других государств. Статья 11. Правовая защита местного самоуправления Органы местного самоуправления должны иметь право на судебную защиту для обеспечения свободного осуществления ими своих полномочий и